Если бы за мной был выбор, я бы предпочел стать неизлечимо безумным. Но мне не удастся так легко отделаться.
Внезапно спокойствие улетучилось с лица отца Джона; казалось, что он недалек от того чтобы потерять самообладание. Ошеломленный Пит смотрел, как он закрыл лицо руками. Вдруг священник резко выпрямился, и перед миром опять предстало длинноносое круглое улыбающееся лицо Кэрмоди – К счастью, последнее слово не за мной, а за Его Преосвящен ством И хотя это несколько трусливо – перекладывать свою ношу на плечи других – я должен признать, что рад. В этом случае он главный, и хотя власть приносит славу, у нее есть свои тяготы и печали. Не хотел бы я оказаться на месте епископа в данный момент.
Но Пит уже не слушал священника. Он уставился на открывающуюся дверь медицинского отсека.
Оттуда вышла Кейт, немного бледная, но твердо стоящая на ногах. Пит подбежал к ней, и они заключили друг друга в объятия, затем девушка заплакала.
– С тобой все в порядке, дорогая? – заботливо повторял Пит снова и снова.
– Да, я чувствую себя прекрасно, – ответила она, все еще плача. – Не понимаю почему, но это правда. Я абсолютно здорова. Как будто кто-то провел надо мной рукой, и сила перешла ко мне из этой руки, и я выздоровела.
Блейк, появившийся за ее спиной, кивнул в знак согласия.
– Ах, Пит, – всхлипнула она. – Со мной все в порядке, но я потеряла ребенка! Это потому, что мы украли деньги у папы. Это наказание. Убегать из дома и так нехорошо, хотя мы были вынуждены так поступить во имя нашей любви. Но мы не должны были брать эти деньги!
– Тише, дорогая, ты слишком много болтаешь. Пойдем к себе в каюту; там ты сможешь отдохнуть.
Вызывающе взглянув на Кэрмоди, он повел Кейт по коридору.
– Ах, Пит, – причитала она, – все из-за тех денег, и вот мы на планете, где от них нет никакого толка.
Лишнее бремя.
– Ты слишком много болтаешь, детка, – повторил он. Нежность в его голосе сменилась резкостью.
Они исчезли за поворотом коридора. Кэрмоди ничего не сказал. Опустив глаза, он прошел в свою каюту и закрыл дверь.
Спустя полчаса он вышел оттуда и отправился разыскивать капитана. Узнав, что Ту снаружи, он вышел из «Чайки» и увидел группу людей, стоящих на другом конце поляны. Центром их внимания были миссис Рэкка и первый помощник.
– …Мы сидели под одним из больших желейных деревьев, по очереди прикладываясь к бутылке и болтая о всяких пустяках, – рассказывал Гивенс. – В основном о том, что будет, если мы застрянем здесь до конца жизни.
Кто-то хихикнул, Гивенс покраснел, но продолжил: – Неожиданно миссис Рэкке и мне стало очень плохо. Нас сильно вырвало и бросило в холодный пот. К тому времени когда наши желудки опустели, мы подумали, что виски было отравлено. Нам показалось, что мы умрем в этом лесу, возможно, нас так и не обнаружат, так как дело происходило довольно далеко от корабля в весьма уединенном месте Но слабость покинула нас так же внезапно, как и пришла. Мы чувствовали себя счастливыми и здоровыми. Единственное, что изменилось, так это то, что и миссис Рэкка, и я были абсолютно уверены в том, что больше не возьмем в рот ни капли виски.
– И любого другого алкогольного напитка, – добавила миссис Рэкка, содрогаясь.
Те, кто был осведомлен о ее слабости, с любопытством уставились на нее. В глазах некоторых читалось сомнение. Кэрмоди похлопал капитана по плечу и отвел в сторону.
– Работают ли сейчас радио и электроника? – спросил он.
– Они вновь заработали незадолго до того, как вы появились. Но транслятор до сих пор не подает признаков жизни. Я беспокоился за вас, так как не мог с вами связаться по рации. Я думал, что либо вас убил дикий зверь, либо вы утонули в озере. Я снарядил поисковую экспедицию, но не успели мы пройти и полмили, как стрелки наших кораблеискателей словно взбесились. Мы вернулись. Я не хотел затеряться в лесах, так как моя главная обязанность – забота о корабле. И я не мог послать вертолет, так как вся техника просто отказывалась работать, в том числе и вертолеты. Хотя теперь они снова работают. Что вы на это скажете?
– Я знаю, кто делает это. И зачем.
– Ради Бога, кто это?
– Я не знаю, ради Бога или ради дьявола… – Кэрмоди посмотрел на часы. – Идите за мной. Вы должны кое-кого увидеть.
– Куда мы идем?
– Просто следуйте за мной, и все. Он хочет поговорить с вами, так как вы – капитан «Чайки», и вы тоже должны решать. Кроме того, я хочу, чтобы вы знали, с чем мы встретились.
– Кто это – он? Абориген Прорвы?
– Не совсем так, но он живет здесь дольше, чем любое из существ этой планеты.
Ту поправил фуражку и стряхнул пылинки с мундира. Он шагал через заросли, словно деревья были солдатами на параде, а он инспектировал их.
– Если он пробыл здесь больше чем десять тысяч лет, – проговорил капитан, непроизвольно выделяя личное местоимение, как и Кэрмоди, – значит, он прибыл сюда задолго до того, как появился английский язык, не говоря уже о его преемнике – линго. В то время по-арийски говорило лишь одно племя дикарей в Европе. Как же мы будем с ним говорить? Телепатически?
– Нет. Он научился линго у человека, выжившего при аварии «Хойла», единственного корабля, которому он позволил приземлиться.
– И где же этот парень? – поинтересовался Ту, с раздражением бросая взгляд на завывающих обезьян, сидящих на ветке над ними.
– Не мужчина, а женщина, врач. Через год после аварии она покончила жизнь самоубийством.
Соорудила огромный погребальный костер и сожгла себя. От нее осталась лишь кучка пепла.
– Почему?
– Мне кажется, что это был единственный способ избежать его власти. В противном случае он мог бы поместить ее кости в желейное дерево и оживить ее.
Ту остановился: – Мой мозг понимает ваши слова, но разум отказывается им верить. Зачем ей было убивать себя, если перед ней была, по вашим словам, вечная жизнь или, по крайней мере, ее подобие?
– Он – Отец – говорит, что она не могла вынести мысли, что навсегда останется на Прорве в компании одного человека – или гуманоида. И я понимаю, что она имела в виду. Это все равно что жить на планете, где разговаривать можно только с Богом. Ее комплекс неполноценности и одиночество одержали верх.
Внезапно Кэрмоди остановился и погрузился в собственные раздумья, склонив набок голову и полуприкрыв левый глаз.
– Гм, это странно. Он сказал, что у нас может быть та же власть, что мы можем стать подобны ему.
Почему же он не научил ее? Может, не хотел делиться властью? Над этим надо подумать. Ведь он не предлагает делить владения, но лишь ищет замену. Гм. Все или ничего. Или он, или… или что?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});