Но я уже сосредоточился на проносящемся внизу пейзаже. Промелькнули последние нищие халупы, и планер вырвался на простор. Ширина реки тут метров тридцать, заросли подступали к ней сплошной стеной. Кое-где были заметны делянки земледельцев, но вот и они остались позади.
Через десять минут пилот врубил первую пару разгонных ракет. Раздался жуткий вой, планер начал набирать скорость и высоту. За ним протянулся длинный след воды, взбаламученной вихрем раскаленного воздуха. Прибрежные заросли гнулись и мотались. Слева по борту мелькнуло место слияния рек Касуку и Ломами, а между ними, на остром мысе, – город Дхем. Я не сомневался, что любой его житель смог бы разглядеть на боку планера правительственный знак. Наверняка сейчас кроют на все лады «сволочных киафу»!
Через пять минут гремлин сбросил выгоревшие ракеты и развернул планер к высокому берегу, поросшему кустами. Поднял машину еще выше. За косогором начинались заросли погуще, там-то и находился вход в пещеру, оборудованную мятежниками под склад боеприпасов. Хитрые гоблины пытались спрятать входной проем за скальным обломком, но для пылающего масла, способного проникнуть в любую щель, это не препятствие.
Когда гремлин сбросил горшки с горючим маслом, корпус машины вздрогнул, потом донеслись едва слышные за ревом мотора хлопки разрывов. Полыхнул ослепительный огонь.
Пилот тотчас кинул планер обратно к реке, стремясь снизиться и отлететь подальше. За спиной рвануло так, что аппарат клюнул носом, чуть не врезавшись в воду, но гремлину удалось выровнять его. Поверхность воды зарябила от обломков, валящихся с неба.
Только что я до побеления суставов цеплялся за поручень, но теперь расслабился и вытер внезапно вспотевший лоб.
– Un-fucking-believable! – перекрывая гул моторов, вскричал Зак и поднял большой палец. Они с Люсьеном обменялись хлопком ладонями. Как будто утку, блин, на охоте подстрелили, а не взорвали склад с боеприпасами. Хорошо еще, если разведка не ошиблась и мы действительно разгромили военный объект мятежных гоблинов. А если это мирный склад с квашеным салом гиппопотамов?
Я обратил внимание, что Зак глядит на француза с удивлением и незаметно потирает отшибленную ладонь. Заметив мой взгляд, орк уважительно покачал головой. Рука у Люсьена оказалась на редкость тяжелой.
Планер тем временем повернул на северо-восток. Пилот запалил вторую пару ракет. В сорока километрах от разгромленной пещеры находился следующий намеченный к уничтожению объект. Если дело пойдет так же быстро и успешно, за час-два можно управиться со всеми, а затем и приступить ко второй фазе операции.
Прибрежные джунгли поредели, местами появились проплешины саванны с пасущимися на ней стадами копытных. Заслышав вой разгонных ракет, животные срывались с места и мчались куда попало, уходя с дороги «птеродактиля». Гремлина страх бедных животных веселил до судорог. Он едва ли не плясал в своем кресле, однако, на наше счастье, штурвал не выпускал.
Мелькнув в поле зрения поселян – чтоб запомнили дезинформирующий бортовой знак, – планер зашел на второй объект, и ситуация повторилась. За исключением того, что метать горшки пришлось в центр довольно густого леска. Взрывная волна настигла планер, когда он рвался вверх и в сторону от эпицентра. Но пилот был настоящим асом и за секунды выправил крен.
Впереди оставался самый удаленный от столицы склад оружия.
* * *
Там-то и ожидал нас сюрприз. Не успели мы совершить показной пролет в пределах видимости поселян из ближайшей деревни, как из зарослей ударили молнии ручного жезла. Парусиновая обшивка на небольшом участке обуглилась, один из иллюминаторов покрылся тонкой сетью трещин.
Гремлин визгливо выругался и попытался добавить высоту, чтоб уйти от опасных кустов. Но разгонные ракеты уже догорали, и планер почти не ускорил ход.
С земли скользнула толстая дымная спираль, оканчивающаяся пылающим глазом файербола. В следующую секунду планер содрогнулся от тяжелого удара. «Птеродактиль» клюнул носом и стал заваливаться набок. Я вцепился в поручень обеими руками и сквозь иллюминатор увидел новую вспышку.
Тут же в корпус уходящего аппарата ударил второй огненный снаряд, заставив планер рыскнуть. Точно гигант наподдал могучим пинком. Пилот не сдавался, тянул и тянул планер все дальше. Пахло удушливым дымом – парусина на крыльях, хоть и была пропитана препятствующим возгоранию составом, начала тлеть. Параллельным курсом прошла третья дымовая стрела, тоненькая и с виду совсем не страшная. Совершив кульбит, развернулась, устремилась навстречу планеру. В тот же миг стекло перед пилотом брызнуло осколками. В салоне засвистел ветер. Гремлин свесил голову набок, и я, находясь в каком-то отстраненном состоянии сознания, заметил струйку крови на его шее.
– Fucking shit! – взревел Зак.
Планер летел по пологой траектории почти параллельно земле. Казалось, он и не падает вовсе. Но это ощущение было обманчивым. Очень скоро брюхо коснулось верхушек пальм. А еще через мгновение одна из веток какого-то дерева со скрежетом пробила фюзеляж, зацепила мою ногу жесткими листьями и тотчас сломалась.
Грузно, медлительно и словно нехотя «птеродактиль» скользил вниз, подминая под себя яркую растительность. Птички и мелкая живность прыснули в стороны. Последовал еще один удар, и наступила полная тишина.
– Жив кто-нибудь? – сипло проговорил я через минуту.
Все мышцы отчаянно болели. Взгляд наткнулся на искореженный жезл. Задняя часть у него аккуратно, будто кусачками, была отделена от боевой и свисала на ремне в рваную дыру в днище планера. Через дыру было видно, что мы застряли в паре метров над землей. Я выругался.
С противоположной стороны отсека, из месива листьев, донеслось сдавленное сопение, и наружу высунулась потная физиономия Зака. Глаза его, распахнутые до предела, сверкали словно плошки с горящими фитилями.
– Пора сматываться, командир, – сказал он. – Или засаду устроим?
– Спятил? Нет у нас такой задачи. Эй, Люсьен! Жив, что ли?
Француз не ответил. В сердце шевельнулся холодный червячок. Передвигаясь на коленях, я подобрался к снайперу, перевернул тяжелое неподвижное тело и присвистнул.
– Черт, что это за хрень собачья?
Француз был мертв – ствол дерева пронзил его грудь насквозь. У солдата не было никакого шанса выжить. Но главным было вовсе не то, что Люсьен погиб. Между рваных краев сквозной дыры в его груди виднелось месиво блестящих внутренностей. Серебро и бронза, трубки из прозрачного кварца, по которым струилась зеленая жидкость, какие-то гладкие пластинки из полированной яшмы. И клубки волосатых подергивающихся корешков, которыми все это было затянуто, как паутиной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});