едва ли не всю стену украшали три огромных полотнища, которые просто не могли уйти из-под взгляда проходящего мимо. С правой стороны располагался флаг Союза Шмельцера – скупой чёрный крест на белоснежном фоне. С левой – герб в виде опять же белого овала с заключённым внутри чёрным ястребом. В центре, вровень между ними, висел огромный портрет отца-основателя, самого Адама Шмельцера.
Он был невероятно идеален. Настолько идеален, что таких людей в реальной жизни Юлиану видеть никогда не доводилось. Мужественный подбородок, невероятной глубины голубые глаза, тонкая шея, аккуратно зачёсанные назад волосы, густые брови и ресницы, насыщенности которых могла бы позавидовать любая городская красотка.
У него были широкие плечи и бравая грудь, облаченные в монотонный серый кардиган с кучей медалей, некоторые из которых не умещались на такой большой груди, потому и накладывались друг на друга.
Всё это пробивало Юлиана на смех, потому что много раз он слышал, что Адам Шмельцер выглядел несколько иначе. Он имел глаза разного размера, потому что один из них не раскрывался до конца, к тому же оба они были не голубыми, а карими, подбородок с огромной ямкой в середине, редкие сальные волосы и щеки, обветренные детской оспой.
Народ любит возводить своих героев в идеал, и в этом их винить сложно. Иначе каким образом можно было доказать величие столь невыдающегося внешне человека?
Задумавшись обо всём этом, Юлиан совершенно не услышал приближающихся к нему сзади шагов.
– Рад наконец вас видеть, – услышал он.
Можно быть спокойным – это всего лишь Лиам Тейлор.
Юлиан тоже был рад его видеть. Пожалуй, он являлся единственным человеком в здании, который его не раздражал.
– Доброго дня, мистер Тейлор, – довольно сухо ответил юноша.
– Что чувствуете, наблюдая за тремя артефактами, олицетворяющими Союз Шмельцера?
– Чувствую, что их всего два, – с ноткой иронии в голосе ответил Юлиан.
Тейлор легонько улыбнулся. Похоже, он стеснялся публично демонстрировать эмоции, потому что пытался сохранить образ серьёзного преподавателя, который, к тому же, являлся представителем целой коммуны на слушании.
– Кем бы ни был похититель Экскалибура, он является настоящим гением. Выкрасть его из одного из самых охраняемых объектов Союза Шмельцера… Исключительно поразительно.
– Эти артефакты действительно сожержат в себе столько силы?
– Не думаю, герр Мерлин. Это всего символы единения. Адам Шмельцер был уверен в их святости, и при жизни был одержим их поисками, но у меня касательно этого другие домыслы. Любопытно знать, что путём геноцида целых народов и пляски на костях младенцев этот человек создал величайшую империю современности, – произнёс мистер Тейлор, встав бок о бок с Юлианом и тоже начав рассматривать грандиозный портрет.
– Историю пишут победители, – ответил юноша, не найдя ничего более внятного.
– Исключительно правильный ответ, герр Мерлин. Главное – не говорить о таких вещах громко.
– Предпочитаю о таких вещах и вовсе молчать, – ответил Юлиан.
Честно говоря, в последнее время он предпочитал молчать абсолютно обо всех вещах.
Но стоило повториться, что сегодняшний день уже стал исключением.
– Мирное небо над головой порой требует отчаянных жертв, – произнёс Лиам Тейлор, мысленно улетая в свои ностальгические времена. – Кому, как не нам, об этом знать?
У Юлиана что-то ёкнуло внутри. Он не видел мистера Тейлора с того самого рокового дня и всё ещё не знал его мнения насчёт всего этого.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.
– Что мне тоже очень жаль её, – ответил Тейлор, и наконец кинул взгляд в сторону Юлиана, который подтверждал то, что эти слова не были лестью. – Перед смертью Ривальда Скуэйн сказала мне одну фразу, которую я не могу забыть. Иногда, для того, чтобы выжить, нужно умереть. Это последнее, что она сказала мне, и я не могу выкинуть этих слов из головы.
Надо же. Юлиан, к своему стыду, даже не помнил последних слов, которые она говорила ему.
– И что вы понимаете под этим?
– Не важно, что понимаю я, – ответил мистер Тейлор. – Важно то, что она сама хотела сказать этим. Человек не умирает до тех пор, пока жива память о нём. Мы не должны предаваться унынию, потому что нам ещё предстоит многое сделать, чтобы её жертва не оставалась напрасной.
– Всё кончено, мистер Тейлор, – сказал Юлиан.
Всё кончено не только для Молтембера, Сорвенгера и Иллиция.
– Пятнадцать лет назад мы тоже говорили, что всё кончено, герр Мерлин. И ровно столько же лет поддерживали эту веру в себе. Однако правда заключается в том, что нельзя ослаблять бдительности ни на секунду, потому что это может погубить нас всех. Вы знаете, кто в своё время потерял бдительность и знаете, что они отдали за это. Знаете же?
– Свои жизни, – ответил Юлиан, и в этот момент в его памяти снова выскочил момент смерти Ривальды.
– Исключительно правильно, герр Мерлин. И мы должны быть благодарны тем, кто помнил. Вернее, той единственной, которая не забывала, что не все вещи в этом мире навсегда. Не бывает извечных замков – ты, я и она удостоверились в этом.
– Всё, что я сейчас услышал от вас, мистер Тейлор, оно… Значит ли оно, мистер Тейлор, что вы верите мне?
Мужчина замолчал и робко поджал губы, словно не осмеливался что-то сказать Юлиану. Он пару раз глубоко вдохнул, потом на секунду закрыл свои чёрные глаза, и наконец нашёл, как схитрить и уйти от ответа:
– Я верю лишь в то, что видел сам. Вы не должны были быть столь храбры и открыты во время своих показаний…
– И вы в ту же самую степь, – беспардонно перебил более старшего визави Юлиан.
– Нет же, вы всё не так поняли. Подобно фразе миссис Скуэйн о смерти, я скажу, что иногда, для того, чтобы сказать правду, нужно соврать. Знаю, звучит немного запутанно, но наши с вами истории никогда не были простыми. Так ведь? Стоило убедить во всём, что вы знаете, своих близких – тех близких, что верят вам и никогда не увидят в вас лгуна. Молва ходила бы из уст в уста до тех пор, пока не стала бы истиной.
В словах Лиама Тейлора была доля правды, но Юлиан всегда предпочитал действовать открыто и напролом, а не пускать в ход хитросплетённые интриги, которые могли бы сделать из него не только лгуна и чудака.
– Знаете ли, поздно уже, – произнёс Юлиан и отвернулся.
– Да, поздно. Но мы ведь всегда можем сделать вид, что ничего не было и забыть об этом.
– Это был позор, мистер Тейлор. Каждый, кто был в зале, сейчас смеётся надо мной за моей же