нужно было весело, тем самым обеспечивая ему гостеприимную встречу в мире мертвых.
Впрочем, некоторые исследователи склонны думать, что во время тризны имело место как ритуальное веселье, так и ритуальная скорбь: попели песни, рассказали друг другу о лучших качествах покойного, исполнили воинственный танец, напоминающий о его подвигах, а потом приступили к печальной части.
Скорее всего, именно так и родился особый жанр – так называемый плач. Изначально практиковался только ритуальный плач по покойнику, постепенно добавились другие: например, плач по уходящим воевать («Плач Ярославны» как один из ранних образцов) или плач по поруганной врагами родине («Слово о погибели Русской земли»).
В. Г. Перов. Плач Ярославны. 1881 г.
Интересно, что схожие традиции существовали в древности у многих народов. Например, в «Илиаде» Гомера также есть упоминания о том, как после смерти героя Патрокла в его честь устраиваются состязания (причем победители получают награду), а друг покойного, Ахилл, несколько дней предается скорби, отказываясь принимать участие в боевых действиях.
Впрочем, вернемся к способам погребения у славян.
Примерно в VII–VI веках до нашей эры усопших прекращают хоронить в эмбриональной позе, придавая им положение спящего на спине человека. А еще через некоторое время появляется обычай кремации – сожжения тела умершего и захоронения пепла.
Интересно, что, судя по результатам раскопок, оба варианта у праславян довольно долгое время существовали параллельно, правда, в разных регионах. Где-то умерших погребали в земле, а где-то сжигали, а затем хоронили пепел. Возможно, это связано с тем, что в ряде местностей родилось представление о том, что умершие превращаются в хранителей земли, принадлежащей племени, в добрых духов домашнего очага, покровителей урожая. Следовательно, их нужно было предать земле. Ну а в других регионах складывается представление о том, что усопший переходит в иной мир с дымом погребального костра и сожжение способствует именно этому. То есть вера в предков-покровителей никуда не девается, но местом их обитания теперь становится небо.
Возможно, эта идея связывалась с тем, что отныне они должны были способствовать рождению дождя и снега, необходимых соответственно для роста урожая и укрытия полей в зимний период.
Конечно, мы вряд ли можем со стопроцентной уверенностью восстановить ход мыслей людей, живших более чем за две с половиной тысячи лет до нас, но данные археологии позволяют сделать именно такие выводы.
Еще два интересных обычая, связанные с похоронным обрядом, это размещение пепла умершего в небольшом сооружении-домовине, напоминающем по форме человеческое жилище (избу), и захоронение его в простом керамическом горшке, наподобие того, в котором готовят кашу или похлебку.
Что касается домовин, вероятнее всего, их появление связано, во-первых, с верой в то, что после смерти человек будет вести в загробном мире жизнь, во всем схожую с земной, а во-вторых, с тем, что покойные родственники воспринимались как добрые покровители дома и семьи.
Изборская крепость. По преданию, она была «резиденцией» Трувора – брата Рюрика
В некоторых славянских языках гроб, даже самый простой, похожий по форме на ящик, а не на избу, по-прежнему именуют домовиной.
Захоронение пепла в глиняном горшке, скорее всего, связано с тем, что горшок для еды воспринимался как своего рода символ сытости и благополучия. Чтобы быть сытыми, нужно получить хороший урожай, ну а кто поможет его обеспечить, как не ушедшие родственники? Видимо, логическая цепочка была именно такова: хороня в земле глиняный горшок с прахом умершего, мы тем самым осуществляем круговорот природных сил, намекаем природе и покровительствующим ей богам на необходимость помочь нам в выращивании съестного.
В итоге в славянском захоронении могли сочетаться горшок с пеплом усопшего, домовина, которой накрывали этот самый горшок (иногда это был просто накат из бревен), и насыпанный над всей конструкцией курган.
А как быть с тем, что описывает Нестор, горшками с пеплом, установленными на столбах? Да, такой метод захоронения тоже имел место. Иногда сосуд ставили не просто на столбе, а сооружали на его вершине нечто напоминающее небольшой ящик или домик (снова домовина) и уже в него ставили горшок с пеплом.
Такое сооружение подчеркивало потусторонность умершего, должно было обеспечить ему переход в иной мир. Иногда такие домовины устанавливали в лесу, не на столбах, а на пнях, видимо, здесь и берет начало поверье о том, что Баба-яга живет в лесу в избушке на курьих ножках. Согласно популярной версии пни с уходящими в землю корнями действительно напоминали куриные лапы, отсюда и название. Ну а с Бабой-ягой мы еще встретимся и поговорим о ее связи с миром мертвых.
В. М. Васнецов. Избушка на курьих ножках. 1880-е гг.
Такие отдаленные лесные домовины, их называли еще моровыми избами, могли одновременно служить местом для жертвоприношений и поминания мертвых.
Обратимся пока к миру живых – там тоже немало интересного.
Мировое древо, Алатырь-камень и остров Буян
Уже не раз и не два говорилось о наиболее вероятной трехчастной модели вселенной у славян, впрочем, они в этом были не одиноки. А что обеспечивало связь между мирами?
Понятно, что к богам можно было обратиться при помощи молитв и жертвоприношений, покойников задобрить достойными похоронами и… опять же жертвоприношениями. Но было ли нечто, соединявшее все части, как, например, у скандинавов все миры связывало мировое древо, гигантский ясень Иггдрасиль?
Выше уже высказывалось предположение, что нечто подобное было и у славян: климатические и природные условия (во всяком случае, в северной части славянских территорий) во многом схожи, а дерево, благодаря своим размерам и форме, просто напрашивается на роль предмета, соединяющего «верх» и «низ». Корни же явно уходят в подземный мир, что символично.
Страна мертвых, которая упоминается в «Поучении Владимира Мономаха», во многих древних источниках именуется Ирий, а также Вырей или Вирий. А так как корень «ир» или «выр» имели многие слова, связанные с растениями, садами, деревьями, имеется предположение, что Ирием назывались не только места обитания покойных (позднее райские кущи), но и мировое древо, соединявшее миры.
Никаких письменных доказательств этому нет, но, например, в традиционной народной вышивке, резьбе и росписи по сей день встречается мотив, напоминающий дерево с раскидистой кроной.
О наличии некоего мифологического древа у славян свидетельствуют и некоторые источники. Например, византийский император Константин VII Багрянородный писал, что русы, прибывая в низовья Днепра, совершают жертвоприношения перед неким огромным дубом, принося к нему хлеб, мясо и прочие необходимые вещи.
Но этот факт иногда объясняют тем, что дерево, видимо, посвящалось Перуну –