Судьба порой, будто, специально играет людьми, сводя их в схожих ситуациях снова и снова. Вот и сейчас при Синопе она вновь свела старых противников – вице-адмирала Павла Нахимова и вице-адмирала Османа-пашу. В 1827 году они уже сражались друг против друга при Наварине, правда, будучи еще далеко не в адмиральских должностях: Нахимов лейтенантом на линейном корабле «Азов», а Осман-паша – капитаном небольшого брига. И вот теперь, спустя более четверти века, им предстояло, по существу, переиграть старую партию. Каждый из них двоих прекрасно помнил Наварин, каждый из них двоих имел за плечами огромный опыт, каждый много лет готовился к этой битве. Как сложится все на этот раз? Этого пока не мог сказать никто…
Ветер по-прежнему был попутным, и все также моросил мелкий холодный дождь. В двенадцатом часу дня обе колонны русских кораблей, следуя движениям флагмана, легли на курс в центр Синопского рейда. На «Марии» подняли приказ: «Учитывая порывистый ветер, адмирал приказывает при постановке на шпринг вытравить цепи на 10 саженей больше, чем было указано накануне». Нахимов оставался самим собой и старался предусмотреть каждую мелочь.
По расчетам Нахимова против его колонны должно было прийтись шесть турецких судов и батарея против колонны Новосильского четыре и береговая батарея на набережной. Каждой из колонн, кроме того, предстояло выдержать и подавить батареи, прикрывающие вход в бухту. Еще две батареи Нахимов рассчитывал обойти стороной, огибая полуостров так, чтобы остаться вне зоны их огня.
Несколько минут спустя фрегат «Кагул» запросил у адмирала, держаться ли ему у рядом, на что Нахимов сигналом отвечал «да». Немного ранее фрегату «Кулевчи» было велено держаться по левому борту левой колонны.
С салинга «Марии» мичман Ваня Манто прокричал срывающимся мальчишеским голосом:
– Впереди ясно вижу турецкую эскадру! Располагается в боевой линии полумесяцем под берегом. Вижу семь фрегатов и три корвета
– Есть! – коротко отреагировал на доклад Барановский.
Ветер снес последние остатки тумана, и теперь даже с палубы было хорошо видно, что турецкие суда были поставлены на близком расстоянии от берега, береговые батареи прикрывают фланги и центр боевой линии. У якорей некоторых фрегатов были видны шлюпки, там копошились люди. Похоже, турки тоже заводились на шпринги, но почему они этого не сделали раньше? – Нахимов прохаживался вдоль фальшборта, сложив руки за спиной. Десять шагов в одну сторону, десять в другую. Наверное, если сложить все пройденное им за службу расстояние, получится едва ли не кругосветное плавание…
– Никак на целую милю растянулись! – подал голос из-за спины верный Остено.
– Да уж! – хмыкнул вице-адмирал, продолжая движение. Десять шагов в одну сторону, десять в другую.
Нахимов приложил к глазам зрительную трубу прошелся ей вдоль турецкой линии и, затаив дыхание, остановил трубу. В предметном стекле был отчетливо виден большой фрегат. Неужели это «Фазли Аллах»? Не может быть? Нахимов еще раз придирчиво осмотрел корпус и рангоут. Действительно он! Ну, наконец-то, встретились. Теперь-то он его не упустит.
Командир «Марии» Барановский вынул из кармана сюртука серебряный «мозер». Ногтем открыл крышку с двуглавым орлом. Было без пяти минут двенадцать. Спрятал часы. Нахимов по-прежнему прохаживался у фальшборта, посматривая в строну турок.
– Вон видите, Петр Иванович, на турецких пароходах пары разводят, никак нас атаковать намереваются! – кивнул вице-адмирал, подходящему к нему командиру «Марии».
– Ваше превосходительство, двенадцать выходит! – обратился Барановский к командующему.
– Корабельный устав никто не отменял! Велите поднять эскадре полдень! – распорядился Нахимов и, взяв зрительную трубу, снова принялся разглядывать дымящие пароходы.
Вахтенный мичман быстро отобрал нужные сигнальные флаги. Сигнальщики сноровисто прицепили их к фалу. Вот свернутые флаги медленно поползли вверх по фалу грот-брам-стеньге и наконец, в вышине рассыпались разноцветным сигналом.
Очевидец пишет: «Взоры всех устремлены на «Марию». Какую команду даст сейчас флагман? Внезапно по фалам линейного корабля взлетели вверх сигнальные флаги. Все напряглись. Наверное, адмирал собрался сообщить что-то весьма важное. Когда же читают сигнал, то оказывается, что Нахимов сообщает: «Адмирал указывает полдень». Поступок чисто нахимовский! Сколько в нем глубокого смысла. Командующий успокаивает людей, показывает им, что все идет своим чередом и он, их адмирал, уверен в исходе предстоящего сражения».
Уже позднее бывший в Синопе австрийский консульский агент Пиргенц, сообщил, что перед началом боя русский адмирал дал знать турецкому адмиралу, что желает вступить в переговоры, и даже хотел послать шлюпку. Разумеется, на самом деле ничего этого не было. Нахимов входил на Синопский рейд сражаться, а не вести переговоры. Скорее всего, незадачливый агент принял за сигнал к примирению сигнал полдня.
Между тем с каждой минутой все более приближался скалистый берег, все ближе был виден частокол турецких судов и пики городских минаретов. Эскадра приближалась к центральной части Синопской бухты.
В двенадцатом часу дня обе колонны русских кораблей, следуя движениям флагмана, легли на курс в центр Синопского рейда. На «Марии» подняли приказ: «Учитывая порывистый ветер, адмирал приказывает при постановке на шпринг вытравить цепи на 10 саженей больше, чем было указано накануне».
И вот он, первый залп! От гулкого эха взметнулись дремавшие в волнах чайки. На наших кораблях коротко переглядывались, никак началось!
Это был первый выстрел, который дал турецкий флагман «Ауни-Аллах». Корабельные хронометры показывали 12 часов 28 минут. Так началось Синопское сражение.
– Каков ход? – поинтересовался Нахимов у вахтенного офицера мичмана Вальда.
Тот опрометью метнулся к лотовому унтер-офицеру:
– Шесть узлов, ваше превосходительство!
– Это хорошо-с, – буркнул Нахимов себе в усы.
К этому времени эскадра уже обогнула Синопский полуостров.
– Мы на траверзе мыса Боз-Тепе! – доложился Барановскому корабельный штурман, визировавший береговую линию в пелькомпас.
– Есть! – коротко отозвался командир «Мари» и поспешил к командующему.
– Павел Степанович, мы на траверзе Боз-Тепе!
– Хорошо! – кивнул головой Нахимов.
Корабли двигались медленно и в полном молчании. Лишь тихо посвистывал в такелаже ветер, да плескала за бортами волна. В этом безмолвном движении было некое священнодейство, ощущение высшей торжественности наступающей неотвратимости. И офицеры, и матросы целовали нательные кресты, творили молитвы. Каждый в эти минуты из них думал о чем-то своем, о самом для него дорогом. Каждый понимал, что с первым выстрелом его судьба более ему не подвластна. И как знать, доведется ли встретить следующее утро…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});