Наверное, подобные склоки мешали «организации учебного процесса», потому и объявили всех равными. Но кто-то все равно будет равнее.
Я уставилась в пространство перед собой. Глупо затевать свару, еще даже не бросив вещи в своей комнате. Еще глупее вестись на провокации — а этот остроугольный меня явно провоцировал.
Магические поединки среди студентов запрещены: если о подобном будет известно, исключат всех участников, включая секундантов.
И будто одного угластого было мало, из толпы у доски с расписанием вывинтились знакомые мне русые кудряшки. Я мысленно выругалась. Наставник твердил, что главное умение мага — самообладание, и чем большая сила тебе дана, тем важнее держать себя в руках. Не знаю, насколько велика дарованная мне пресветлыми богами сила, но, кажется, возможностей потренировать умение держать себя в руках в университете будет предостаточно.
— Оливия! — Парень мигом забыл обо мне. — Какая встреча!
— Рада вас видеть, Бенедикт, — улыбнулась она.
Если бы мне сказали, что рады видеть, с такой ледяной улыбкой, я бы решила, что разговаривать нам больше не о чем; но то ли у знати другие манеры, то ли угловатому было наплевать.
— Значит, вы не передумали? Будете учиться на целителя?
— Почему я должна была передумать?
— Не понимаю. С вашей красотой, умом и титулом вы бы сделали себе имя в международных отношениях. Что за удовольствие возиться с чужими соплями?
Насчет внешности он, пожалуй, преувеличил. Я исподтишка глянула на Оливию. Ничего примечательного: осанка, будто жердь проглотила, кудряшки неопределенного мышиного цвета…
Впрочем, нет. Если посмотреть беспристрастным взглядом, Оливия не была некрасивой. Она просто не хотела сделать себя красивой. Правильные черты лица, изящная фигура. Приподними она волосы на затылке, показывая стройную и длинную шею, надень белую форменную блузку не молочного, а голубоватого оттенка, подчеркивая белизну кожи; поддерни рукава, показывая изящные запястья, еще пара мелочей — и она была бы красивой. Только, кажется, подобная ерунда ее вовсе не волновала. Да и зачем, и без того…
Я прогнала воспоминание о том, как Родерик позволил ей повиснуть на себе. Вот уж его она приветствовала совсем не так, как угловатого. Выругалась про себя. До сих пор я не считала себя дурой — но сейчас мыслила как полная дура.
— Это именно то, чем мне хочется заниматься, — сказала Оливия.
Кого-то она мне напоминала. Манерой держаться, умением безукоризненно вежливо обдать холодом. Но кого именно — хоть убей, не вспомнить.
— Я вовсе не имел в виду… — заблеял угловатый.
Дверь открылась, выпуская девушку, и он радостно обратился к Оливии:
— Проходите.
— Нет, очередь есть очередь, — покачала она головой.
— Дамы вперед.
— Я не единственная барышня здесь.
— О чем вы? — удивился угловатый. Вспомнил о моем существовании и ухмыльнулся. — Вы об этой, что ли? Какая ж это барышня? Эй, ты, — это уже мне, — отодвинься, от тебя воняет навозом!
Оливия, едва заметно скривившись, посмотрела на меня. Я не шелохнулась.
— Ты глухая, что ли? — не унимался угловатый.
— Лучше пахнуть навозом, чем падалью, — не удержалась я.
Легко говорить, мол, будь выше, тем, кому самому до обидчиков можно не снисходить — только слугам знак дай, и те уж отделают по первое число. А если я сама за себя не постою — никто не поможет.
— Ах, ты…
— Бенедикт, — ледяным тоном перебила его Оливия. — Избавьте нас от своего общества.
Угловатый изумленно моргнул, и она добавила:
— Ваша очередь к кастеляну. Не задерживайтесь.
— Графиня, я не хотел вас…
— Меня вы не оскорбили. — Она отвернулась от Бенедикта. Улыбнулась мне, и я на миг потеряла дар речи. — Извините, мы не представлены…
— Лианор. — Я присела в реверансе, одновременно пытаясь переварить услышанное. «Извините»? Графиня говорит мне «извините»?
— Я Оливия, как вы… прости, я еще не привыкла к обращению по уставу. Как ты уже наверняка поняла, — ответила она мне с коротким поклоном. — Лианор, раз уж барон столь вежлив, что пропускает барышень вперед… Сделай одолжение… — Она жестом указала на дверь.
— Благодарю, — не стала спорить я, все еще слишком ошарашенная.
Нет, конечно, была госпожа Кассия…
Додумать я не успела, шагнула за дверь прежде, чем побагровевший угловатый разинул рот, и закрыла ее за собой. Жаль, что я не увижу, как Оливия отбреет этого типа, но кое-что лучше в самом деле не видеть.
Вотчина кастеляна выглядела просторной и светлой. Не пахло ни пылью, ни затхлостью, лишь стеллажи, заполненные вещами, напоминали, что мы в кладовке.
— Копию приказа. Грамоту. — Седой мужчина даже глаз не оторвал от пухлой тетради, лежавшей передо мной на столе.
Откуда у меня дворянская грамота? В следующий миг, сообразив, я молча протянула ему грамоту на жительство. Он пододвинул к себе список, и я похолодела, увидев напротив пары имен — и своего имени — восклицательный знак. Иногда умение читать вверх ногами вовсе лишнее.
— К декану боевого. — Кастелян вернул мне мою грамоту.
— А вещи и…
— Декан боевого факультета велел, чтобы, как ты появишься, сразу шла к нему. Вернешься, как побеседуешь с ним, тогда и получишь все, что причитается.
Прозвучало это до того зловеще, что я не стала спрашивать, где мне найти декана боевого факультета.
Не чуя под собой ног, я вылетела из здания, опомнившись только на улице. Заглянула в памятку. Декан боевого факультета граф Теодор Рейт. Еще один высокородный зазнайка на мою голову? Впрочем, чего я ожидала?
Нет, я не стану гадать, что ему от меня нужно. Поговорю — узнаю, а пока незачем накручивать себя.
Мне не нужно было сверяться с картой, чтобы узнать, где здание боевого факультета, — еще вчера едва до дыр ее не протерла, выискивая нужное строение. Международники, целители, факультет землемеров и погодников, факультет естественных наук, алхимики…
Алхимический факультет стоял на самом краю парка в отдалении от всех остальных зданий, точно архитектор опасался, как бы алхимики ненароком не взорвали чего, зацепив заодно и соседей. Но факультет боевиков на карте отделял от алхимиков просторный пустырь. Словно своеобразная буферная зона.