Поздней осенью и зимой 1938/39 года Гитлер посвятил себя строительству Западной стены, оригинального сооружения, разработанного им до мельчайших деталей. В то время я не знал, планировал ли он уже после международного решения судетского вопроса и гарантии территориальной неприкосновенности Чехословакии дальнейшие действия против Праги. Но в публичных и частных выступлениях Гитлера проскальзывали идеи, не имевшие ничего общего с его более ранними национальными и расовыми целями. Он начал оперировать терминами стратегии и геополитики. Образ Чехословакии, как пики, вонзенной в сердце Германии, и идея «применения силы ради порядка в Европе» стали все чаще появляться в его мыслях и аргументах. Гитлер отступал от своих прежних антиимпериалистических взглядов, но его все же сдерживали внутренние силы его двуличной натуры.
Уничтожение Чехословакии было роковым шагом, толкнувшим Гитлера на тропу войны. Заручившись молчаливым согласием президента Гаха, Гитлер придал военной оккупации видимость законности, чтобы предотвратить вмешательство стран-гарантов. Но сегодня ясно, что в душе Гитлер уже принял решение; его стремление к власти достигло своего апогея. Гитлер преодолел все запреты; он перешел Рубикон. Когда он вошел в Градчаны, замок в Праге, откуда когда-то правили немецкие императоры, он был всецело охвачен порывом еще более энергично двигаться от цели к цели, приведшим его к той точке, когда он уже не мог остановиться перед полным поражением[8].
События, стремительно следовавшие в те годы одно за другим, немало волновали все окружение Гитлера. Они ожидали гораздо более умеренного и спокойного развития. После каждой акции, после Австрии, после Судетской области, после Праги и Мемеля Гитлер клялся всем святым, что отныне настают пять лет спокойствия. Каждый раз создавалось впечатление, что он действительно намерен сделать это, но этот шаг дается ему слишком нелегко. Не успевало пройти и нескольких недель или месяцев, как им снова овладевала политическая неврастения, и он преподносил все новые сюрпризы. Он совершил опрометчивый и роковой шаг: в публичных речах в рейхстаге денонсировал англо-германский морской договор и германо-польский пакт о ненападении.
В решающий 1939 год Гитлер напоминал конденсатор высокого напряжения, который медленно заряжается до тех пор, пока не дойдет до той стадии, когда между контактами внезапно проскакивает искра. Он был похож на игрока в рулетку, который не может отойти от стола, потому что нашел систему, которая поможет ему сорвать банк. Когда переговоры с Польшей зашли в тупик, а Англия заявила о своем намерении гарантировать безопасность Польши, разум должен был бы остановить Гитлера. Все ожидали, что он пойдет на какой-нибудь компромисс. В Германии вряд ли кто-нибудь считал возможным, что Гитлер, пользующийся доверием народа, неоднократно доказавший свою политическую находчивость, вдруг перестанет контролировать ситуацию. Никто не верил, что дело дойдет до войны, так как сотрудничество с Англией с самого начала политической карьеры было одним из главных пунктов его программы. Победы, которые он одерживал с помощью дерзости и везения, все приписывали его мудрости как государственного деятеля. Даже сейчас, когда мы начинаем понимать характер Гитлера, кажется невероятной его политическая слепота, приведшая к войне с Англией и Францией. Любой простой немец в то время сказал бы, что конфликт с Британской империей неизбежно приведет ко Второй мировой войне, которая будет означать конец Германии. Это одна из великих загадок истории, обнаруживающая аномальную расщепленность разума Гитлера. Поставленный перед необходимостью принять решение, касающееся собственной судьбы, судьбы нации и всей Европы, любой человек на его месте призвал бы на помощь логику и трезво оценил ситуацию. Но, рискуя жизнью немецкой нации, Гитлер не собирался просить ничьих советов; в одиночку и деспотично он предпринял решительный шаг и поставил немецкий народ перед свершившимся фактом.
Мне не так много известно о подробностях дипломатических переговоров в Берлине и Варшаве перед началом войны. Я был лишь сторонним наблюдателем. В мае Гитлер в течение недели инспектировал подземные укрепления Западной стены. В июле после визита в Мемель он отправился на фестиваль в Байрейт. Здесь я устроил ему встречу с британским владельцем газеты лордом Кемсли.
Кемсли приехал в Германию по моему приглашению обсудить договор о широком обмене информацией между немецкими и британскими газетами. Согласно этому договору, мне надлежало перепечатывать статьи из английских газет во всей немецкой прессе, а Кемсли брал на себя те же обязательства по отношению к своим газетам. Идея проекта заключалась в том, чтобы ослабить существующую напряженность. Мне казалось, это углубит понимание между двумя нациями, и Кемсли идея пришлась по душе. Он с женой приехал в Германию, где мы быстро обсудили будущее сотрудничество. Гитлера я проинформировал об этом проекте незадолго до встречи с лордом Кемсли. Разговор с Кемсли происходил в моем присутствии в доме Вагнера, где Гитлер обычно останавливался, приезжая в Байрейт. В ходе разговора, продолжавшегося примерно час, Кемсли воспользовался возможностью и высказал надежду на поддержание мира в Европе. Меня поразило подчеркнутое самообладание Гитлера. Когда Кемсли возразил фюреру по какому-то вопросу, Гитлер с монотонной настойчивостью ответил, что все зависит от Англии. Тогда я счел это поведение тактическим шагом, чтобы повлиять на переговоры с британцами. Я думал, что встреча станет энергичным шагом к сохранению мира, поведение Гитлера меня разочаровало. Думаю, Кемсли испытывал те же чувства. События нескольких последующих недель объяснили мне причину необыкновенной сдержанности Гитлера. Сейчас я уверен, что Гитлер без всякого умысла отказался от сотрудничества. Согласно договору с лордом Кемсли, я написал первую статью для его газеты. Гитлер попросил дать ему прочесть ее прежде, чем она выйдет, и внес многочисленные изменения, придавшие статье «более твердую линию». Отослав статью лорду Кемсли, я ждал ответной статьи для немецкой прессы, но разразилась война, и нашему сотрудничеству пришел конец.
В то время я не знал о планах Гитлера относительно Польши. Гитлер намеревался нанести удар, если Польша не выполнит его требований и не прекратит преследования немцев, живущих на ее территории. Однако вовлекать в схватку Англию он не хотел. 28 августа должен был состояться решительный разговор между Гитлером и британским послом Хендерсоном.
В тот день, наблюдая, как машина Хендерсона проехала через огромные ворота в новую канцелярию, я четко осознал серьезность момента. Я придерживался твердого мнения, что нападение на Польшу будет искрой в пороховой бочке, которая зажжет мировой пожар; я видел, что на человечество надвигаются ужасы второй, еще более страшной войны, когда еще не совсем залечились раны первой. Я живо представил себе массивный круглый стол у короткой стены огромной комнаты новой канцелярии, где сейчас встретятся Гитлер и посол Англии. Гитлер, по обыкновению, будет смотреть в сад, где нередко прогуливался Бисмарк, погруженный в мысли о будущем рейха. Железный канцлер всегда был примером для Гитлера. Если Гитлер сейчас получит вдохновение свыше, думал я, пусть это будет на благо нашей нации и всего человечества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});