Впрочем, дух понимает, что в мире живых происходят грандиозные события. Шодмер вспомнила множество важных подробностей, касающихся устройства и предназначения аднота. Специалисты и дипломаты носятся как угорелые с совещания на совещание, с конференции на конференцию, и некогда тихие и пустые коридоры Убежища заполняет пронзительное попискивание портативных компьютеров. В глубине души я знаю, что не должна оставаться в стороне. Все происходящее слишком значительно и важно, так что рано или поздно мне придется вернуться в мир слов и поступков. Но сама я к этому не стремлюсь. Я вообще больше ни к чему не стремлюсь и ничего не хочу. Лучшая часть меня умерла, и вместе с ней умерли все желания и чувства.
Так тянутся однообразные, бесцветные, пустые часы и дни. Однажды утром кто‑то негромко стучит в дверь моей комнаты в мансарде, и я понимаю — произошло именно то, чего я так боялась. Шодмер спрашивает разрешения войти, а затем приносит мне свои соболезнования. Странно звучат в устах маленькой девочки по‑взрослому тщательно подобранные, очищенные от излишних эмоций фразы. Призрак глядит на нее и говорит про себя: что можешь понимать ты — шестилетняя малявка, только недавно получившая душу? А мрачная женщина по имени Фодаман думает: «Наконец‑то я понимаю тебя, дитя другой планеты. Ведь теперь и я — как и ты — не‑пара, недочеловек, калека».
Шодмер говорит совсем недолго. Закончив свою маленькую речь, она поворачивается к двери, собираясь уходить. Я благодарна ей, но на пороге Шодмер неожиданно останавливается.
— Ах да, — говорит она, — чуть не забыла. Я скоро уеду. Примерно через неделю состоится внеочередное заседание ассамблеи Союза Наций в Далит Тале. Я должна выступить и рассказать им об адноте…
По тому, как звучит ее голос, я догадываюсь — Шодмер очень хочется услышать в ответ что‑то ласковое, ободряющее, но я молчу. Я не смею даже поднять глаза и посмотреть на нее — на это древнее и мудрое… дитя.
— Так вот, — добавляет Шодмер, и на сей раз ее голос звучит обиженно и холодно, — на случай, если мы больше не увидимся, я хотела поблагодарить тебя за доброту и терпение. Мне было очень приятно работать с тобой. Мне будет тебя не хватать.
После недолгого колебания она решает не прощаться за руку и исчезает. Я слышу щелчок захлопнувшейся двери и еще долго гляжу на то место, где только что стояла Шодмер.
Смерть — не только горе, но и неизбежные хлопоты. Нужно известить друзей и родственников, связаться с похоронным бюро, заказать все необходимое, договориться о заупокойной службе. Но я была на Юге, я выполняла важное правительственное задание и ничем не могла помочь. Несомненно, я чувствовала бы себя значительно лучше, если бы мне пришлось принимать соболезнования, делать звонки, решать организационные вопросы. Заботы помогают справиться с унынием и тоской. Я же не могла уйти даже в свою повседневную работу, поскольку никакой работы не осталось: Шодмер со своей небольшой свитой собирала вещи, готовясь к переезду в Далит Тал. Кроме того, теперь и мне, и моим коллегам‑ксенологам стало окончательно ясно: все, что происходит и будет происходить дальше, от нас никоим образом не зависит, и изменить мы все равно ничего не сможем. Вот почему уже несколько дней я занимаюсь главным образом тем, что сравниваю мрачную тональность собственных мыслей с цветом непогожего весеннего неба и с трепетом и страхом жду треммера — точнее, не треммера, а воспоминаний о нем. Родители и родственники ежедневно сообщают мне, как идут дела, которыми я должна была бы заниматься сама.
Наконец я узнаю, что назначена дата кремации и заказана отдельная печь. Придется ехать. С тяжелым сердцем я иду к Кларригу и Кларбе, чтобы попросить их достать мне место на самолете.
— Я возьму только самое необходимое, — обещаю я. — Прочие вещи я пока оставлю здесь и вернусь за ними потом, когда будет такая возможность.
Кларриг морщится, словно у него болит зуб, и молчит.
— Если я не полечу этим самолетом, я не успею на кремацию!
Даже удивительно, как легко далось мне это слово.
Кларриг надувает щеки, тяжело вздыхает и движением бровей указывает на брата. Это получается у него почти непроизвольно, и я догадываюсь, в чем дело. Треммер…
— В чем дело? — спрашиваю я напрямик. — Что происходит?
Кларба качает головой. Я вижу, как его буквально разрывают какие‑то противоречивые чувства. Наконец он решается и в двух словах объясняет, почему я не должна лететь одним самолетом с Шодмер. Я слушаю эту невероятную правду и начинаю понемногу сознавать, что, кроме никогда не тающих ледников над Убежищем, в мире, оказывается, существует еще одна страна вечного холода и мрака, где небо и земля одного цвета, где не текут реки и не поют птицы. И еще я понимаю, что некоторые люди живут там всю жизнь и — самое главное — превосходно себя чувствуют.
Как ни в чем не бывало я благодарю братьев та‑Гахадд и выхожу в коридор. Первые несколько шагов я делаю довольно спокойно, потом почти бегу к винтовой деревянной лестнице и поднимаюсь на самый верх. По длинной галерее я добираюсь до своей комнаты и бросаюсь в кресло у окна. Снаружи еще светло, но вокруг меня сгущается мрак. Парализующий страх и боль, которые я сейчас чувствую, очень похожи на то, что я испытала, когда погибла Фодла, но разница все же есть. Тогда я умерла вместе с сестрой. На этот раз мне кажется, будто меня убили.
Я сижу без движения, не замечая течения времени, сражаясь с головокружением и накатывающимися на меня волнами отчаяния и ужаса, и прихожу в себя, только когда куранты на Часовой башне отбивают полночь. Прошло несколько часов, но за это время все в моей голове странным образом встало на свои места. Я ясно понимаю, что мне нужно предпринять: сделать несколько звонков, совершить несколько предательств. Совершенно обычные хлопоты, во всяком случае — для меня.
Я встаю с кресла, выхожу из комнаты и иду к Детской по гулким, пустым коридорам, где гуляют ледяные сквозняки. Мне ни капельки не страшно; я боюсь только одного — что мой магнитный пропуск может быть аннулирован. Но нет — Кларриг и Кларба специально позаботились, чтобы этого не произошло. Я всегда была их лучшим агентом и осталась им даже сейчас. Особенно сейчас.
Я подношу пропуск к считывающему устройству. Светодиод мигает, дверь открыта.
Несколько мгновений я просто смотрю на спящую Шодмер. Как и всегда, она лежит в самом центре огромной кровати и кажется очень маленькой и беззащитной. Сложные чувства охватывают меня, но особенно раздумывать некогда — время не терпит. Весне всего несколько недель, но здесь, на высоких южных широтах, ночи уже стали заметно короче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});