меня вполне устраивает. Такая дружба, как наша, не требует слов.
Дин держит мою руку на своем бедре, пока камердинеры не открывают наши двери. Я даю водителю деньги прежде, чем Дин успевает открыть свой бумажник, что, не сомневаюсь, разозлит его. Он ненавидит, когда я за что-либо плачу, несмотря на то, что он знает, сколько денег у меня в трастовом фонде.
Я выскальзываю из машины, и Дин берет меня под руку, таща к тротуару.
— Ты должна была позволить мне заплатить, — рычит он.
— Он провез нас всего улицу. Стоило всего десять долларов. Я от этого не обеднею.
Он хмурится:
— Дело не в этом, Кэт.
Я дергаю его за руку, чтобы потащить к входной двери, и он подчиняется.
— Перестань делать из мухи слона из-за денег. Через несколько месяцев ты получишь свой бонус и достаточно денег, чтобы тебе больше никогда не пришлось о них думать.
— Будет не так уж и много денег, — говорит он, и его дыхание создает перед нами белое облачко. — Я играю в хоккей, а не в футбол или баскетбол.
— Твоей маме будет достаточно, чтобы перестать работать в закусочной, а тебе — купить машину и переехать в квартиру.
— Эй, может быть, мне нравится ездить на общественном транспорте. Ты когда-нибудь думала об этом?
— Никому не нравится ездить в автобусе с чуваком, который поздно ночью дрочит на заднем сиденье. Так что даже не пытайся убедить меня, что тебе нравится возвращаться домой, когда там этот чудак, занимающий все свободное место.
— Придурок Джерри — главный атрибут в автобусе шестьдесят седьмого маршрута, — ему трудно произносить эти слова без смеха.
Я хихикаю:
— Ты такой смешной.
— Тебе было бы без меня скучно, — он понижает свой глубокий голос до более чувственного тона.
Мы заходим в ресторан, украшенный деревянными вставками, и запах стейка наполняет мои ноздри, заставляя мой желудок урчать.
— Здравствуйте, — говорю я администратору, стоящей за большим дубовым столом. — Мы ищем вечеринку Болдуин.
— Вечеринку? — Дин приподнимает бровь, глядя на меня.
— Папа снял нам комнату для ужина, — говорю я ему, не желая раздувать из мухи слона.
Я выросла с большим количеством денег, чем вообще могла представить, что с ними делать, в то время как Дин и его мать трудились всю свою жизнь. Я часто чувствую себя виноватой за то, что у меня есть так многое, в то время как у них нет. Вот почему я хотела сделать что-то особенное для них обоих, хотя Дин понятия не имеет, что я для него запланировала.
Красивая брюнетка, одетая в цветастое платье до пола, окидывает Дина оценивающим взглядом, прежде чем сделать жест, похожий на приглашение к сексу. Он игнорирует ее, как обычно делает, когда мы вместе. Дин всегда вел себя так, как будто с нами в комнате никого нет.
Администратор ведет нас наверх, в отдельную комнату, где я нахожу трех из четырех своих братьев. Такер и Тео болтают между собой в углу комнаты, склонившись над одним из своих мобильных телефонов, и смеются. Близнецы большую часть времени пропадают в своем мирке, полностью отгораживаясь от нас. У них есть то, что я считаю их языком-близнецов, потому что их внутренние шутки, как правило, ничего не значат ни для кого из нас.
Дьюк, мой старший брат, закинул ботинок на колено и пьет виски из бокала. Они с папой разделяют свою любовь к спиртному, в то время как я даже не выношу его запаха.
— Мы здесь, — объявляю я, когда мы входим в комнату.
— Чертовски вовремя, — говорит Дьюк со своим обычным хмурым видом. Он встает со стула и ставит бокал, который держал в руке, на стол. Обхватив мою голову своей большой рукой, Дьюк ослабляет хватку, которой я держалась за Дина, и заключает меня в медвежьи объятия, от которых у меня сжимаются внутренности.
— Дэнни, — говорю я, целуя его в щеку.
Он стирает помаду со своего лица, делая вид, что ему противно его прозвище: — Тебе повезло, что ты мне нравишься, Кит-Кэт.
С тех пор как мы были детьми, наш папа называл его Деннис Дьюк, в честь своего любимого киноактера Джона Уэйна. Мой папа и Дьюк вместе смотрели старые вестерны, причем Дьюк притворялся, что он в кино, воспроизводя сцены с моим отцом. Он знал каждый фильм наизусть и по сей день может дословно процитировать «Истинную выдержку». Это то, что они с папой часто делали вместе, и еще чаще после смерти нашей мамы.
У нас у всех есть особые традиции с папой. Он так мало бывал рядом из-за всех этих поездок, которые он совершал ради хоккея, что мой отец взял за правило, чтобы у каждого из нас было что-то, чего можно было бы с нетерпением ждать, когда он вернется домой.
Для Дьюка это были старые фильмы. Вместе с Остином, вторым по старшинству, они собирали крышки от бутылок и хранили коллекцию в подвале. Близнецам нравились комиксы, так что с нашим отцом они всегда занимались этим.
Поскольку я была средним ребенком и единственной девочкой, мой папа всегда относился ко мне по-другому. У нас тоже были свои традиции, хотя они и не были очень девчачьими. Я хотела научиться играть в хоккей. С моими братьями это было само собой разумеющимся, но моему отцу такая мысль даже в голову не приходила, пока я не попросила его научить меня как забрасывать шайбу.
Он понятия не имел, как воспитывать восьмилетнюю девочку, так что его это вполне устраивало. Хоккей он знал как свои пять пальцев, но менструальные циклы и макияж были для него чем-то из «Сумеречной зоны». Он даже не знал, как заплести мне косичку.
Дьюк был тем, кто разобрался, как сделать меня презентабельной для школы, и, скорее всего, все еще может заплести хотя бы половину приличной косы, хотя он никогда бы никому в этом не признался — даже мне. Остин сидел со мной каждый вечер, проверял мою домашнюю работу и готовил меня к тестам, так как он всегда был самым умным. Дьюк и Остин, с помощью персонала поместья Болдуинов, наши старшие братья растили близнецов и меня, пока папа был в разъездах со своей командой.
— Посмотрите-ка, кого Кит-Кэт привела с собой, — говорит Дьюк Дину через мое плечо, заставляя меня съежиться. — Все еще приударяешь за моей сестренкой?
— Прекрати это, — я шлепаю Дьюка по его толстой, мускулистой руке и вырываюсь из его хватки, прежде чем толкнуть его локтем в плечо. — Мы с Дином друзья.
Дьюк качает головой и