и, скрипнув зубами, согласимся с тем, что русские имеют «мало наклонностей к действительному творчеству». Тогда нам легче будет разобраться с «готовыми западными идеалами».
В другом месте Леонтьев писал: «Насчёт созидания, насчёт творчества… Россия остаётся ещё сфинксом, способна ли она ко всему этому – ещё вопрос и очень горький даже». Ещё бы не горький. Да кто же нам обещал, что на тяжелейшем пути самопознания мы будем питаться исключительно мёдом?
Трудно представить себе слова более горькие, чем те, что вырвались из растерзанного сердца честного русского патриота Петра Чаадаева: «Странное положение народа… участие которого в общем поступательном движении человеческого разума ограничивалось лишь слепым, поверхностным и часто неискусным подражанием другим нациям». «Мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы не внесли ни одной идеи в массу идей общечеловеческих… Ни одна полезная мысль не родилась на бесплотной почве нашей родины, ни одна великая истина не вышла из нашей среды». «Присмотритесь хорошенько и вы увидите, что каждый факт нашей истории пришёл извне, каждая новая идея почти всегда заимствована. Но в этом наблюдении нет ничего обидного для национального чувства, если оно верно, его следует принять, вот и всё».
Принять это не так уж просто. К тому же надо сказать, что, хотя в словах Чаадаева есть очень много правды, но это ещё не вся правда о русском народе. Наблюдения Петра Яковлевича для нас – «мёртвая вода», которую по рецептуре необходимо употребить, прежде чем воспользоваться «живой водой». А пока продолжим терзать себе душу.
Почему Россия отставала?
Почему же русские сложились, как народ нетворческий? А это, кажется, очень просто. Решительно невозможно изобрести колесо, когда оно уже изобретено. Русские моложе тех народов, в окружении которых сформировались. Когда русский народ обрёл своё национальное бытие, вокруг нас существовало много всего полезного, что оставалось только заимствовать. Если славяне видели, что варяги лучше них умеют наводить порядок, так они и приняли этот варяжский порядок, не имея необходимости ни в каких славянских изобретениях. Если к моменту, когда язычество себя изжило, рядом с нами существовало православие, так не было необходимости придумывать какую-то русскую веру. И Петру I не было ни малейшего смысла совершенствовать стрелецкое войско, если рядом существовали прекрасные образцы европейской военной организации.
Когда-то пытаясь объяснить отставание России от Европы, у нас придумали ссылаться на монголо-татарское иго, дескать, из-за оного ига отстали лет на двести. Объяснение решительно нелепое и к настоящему времени уже многократно опровергнутое. Во-первых, монголо-татарское иго не было для Руси такой уж глобальной катастрофой. Под монголами Русь отнюдь не была лишена возможности динамично развиваться по каким угодно направлениям. Во-вторых, история Европы знала катаклизмы и покруче, однако Франция, к примеру, ни от кого не отстала ни из-за Столетней войны, практически полностью уничтожившей страну, ни из-за чумы, которая выкосила треть населения. В-третьих, от окончания ига до Петра прошло более двухсот лет. Последствия каких угодно катаклизмов так долго не длятся.
Почему-то редко обращают внимание на то, что русский народ просто моложе европейских народов лет на 300. На Западе правление Хлодвига, положившее начало новой европейский цивилизации, по значению сопоставимо с правлением Рюрика у нас. Между тем, Хлодвиг – это V век, а Рюрик – IX. Могучую централизованную державу Карла Великого можно сопоставить с такой же могучей и столь же хорошо централизованной державой Ярослава Мудрого. Карл – VIII-IX век, Ярослав – XI век. Вслед за Карлом у них, так же как и вслед за Ярославом у нас, начался период государственного распада. Всё примерно по одним и тем же законам с отставанием примерно века на три.
Иногда, чтобы потешить русское национальное самолюбие, вспоминают о том, как Ярослав Мудрый сосватал свою дочь Анну за Короля Франции Генриха. Дескать, Ярослав оказал Генриху большую честь, поскольку русский князь был богатейшим правителем огромной державы, а король Франции не всегда был уверен в том, что ему удастся вечером поужинать, он реально контролировал лишь свой крохотный домен – Иль-де-Франс. Так и было, но именно эта история доказывает, что Русь отставала от Европы. Они уже давно миновали фазу первоначального единства, а мы ещё в ней находились.
Кажется, нет ничего неловкого в том, чтобы быть народом молодым. Мало ли кто от кого отставал только потому что позже вышел на историческую арену. Японцы, к примеру, на пару тысяч лет моложе китайцев. И нет ничего ни удивительного, ни обидного для японцев в том, что они позаимствовали у китайцев иероглифы. Дурак только будет себе лоб расшибать над разработкой письменности, если можно взять готовую.
Но с Россией всё сложнее. То, о чём мы сказали, объясняет многое, но далеко не всё. Дело в том, что Россия, начав государственное строительство позже Европы века на три, отстала от неё, например, в развитии художественной культуры столетий на шесть. Русские не были лишены возможности путём активных заимствований сократить разрыв в развитии со старшей сестрой – Европой, но мы не только не сократили этот разрыв, а как будто сознательно увеличили его раза в два. И вот этот факт требует уже совершенно иных объяснений.
Возьмём, к примеру, литературу. На Руси до XVIII века литературы не было вообще. Были, конечно, памятники письменности и даже мастера слова, а вот литературы почему-то не было. Надо ли объяснять, что «Поучение» Владимира Мономаха – не литература. «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона – не литература. И переписка Ивана Грозного с Курбским, и писанина протопопа Аввакума – не литература. Литература, например, «Слово о полку Игореве». Но этот «памятник древнерусской литературы» подозрительно единичен и странным образом был обнаружен только в XIX веке, то есть ни по чему не похоже, что он когда-либо являлся частью литературного процесса.
У нас был чудный фольклор, изумительные былины. Про Святогора, Микулу Селяниновича, Илью Муромца, Алёшу Поповича, Добрыню Никитича можно было забабахать шикарный цикл романов не слабее артуровского цикла. Фольклорные сюжеты, произведения народной души, давали для этого интереснейший материал. На Западе ведь где-то так литература и возникала. Из смутных народных преданий, из отрывочных упоминаний в хрониках родились образы короля Артура и рыцарей круглого стола. Цивилизация франков уже в XII веке породила такие литературные памятники, которые и по сей день не утратили своего значения. Достаточно назвать Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха. Русские почему-то вообще не хотели заниматься литературой.
Академик Дмитрий Лихачёв предложил считать так называемую «Древнерусскую литературу» «Русской литературой XII-XVII веков». Этим проводилась