Читать интересную книгу Открытие Сибири - Алексей Окладников

В материалах из Военного Госпиталя представлен какой-то абстрактный мир: загадочные длинные стержни с расширениями, шары. Абстракционисты палеолита из поселения у Военного Госпиталя жили в каком-то ином, загадочном интеллектуальном мире. Они удивляют нас и тем, что пользовались каменными клинками, похожими на неолитические наконечники стрел и копий. Они выделывали из глины какие-то непонятные для нас предметы.

Мальтийцы, напротив, были привержены к реалистической передаче разных традиций-сюжетов: их волновали мамонты и лебеди, змеи и современницы-женщины, то полные, утрированно объемистые, то худощавые, как палки. У мальтийцев было богатое, наполненное реалистическим пафосом искусство.

Его сюжеты не только отражают уже достаточно сложное общественное устройство первобытной родовой общины, но и вводят нас в духовный мир людей ледникового периода. В живых образах палеолитического искусства мальтийцев просматривается не только наблюдательность и художественная фантазия, но и качество не менее высокой ценности: зачатки астрономических наблюдений и математических знаний, навыки счета.

Так встала новая большая загадка, настоящая тайна: каково отношение друг к другу носителей этих двух столь контрастно противостоящих сибирских культур ледниковой эпохи — Мальты и Военного Госпиталя?

Кто они — аборигены, коренные племена или пришельцы? А если они и проникли в Сибирь извне, то откуда и когда именно? Развернулась дискуссия, которая длится в науке и по сей день.

Дискуссия началась еще до открытий в Сибири, когда во Франции стали известны ученым первые памятники замечательной мадленской культуры верхнего палеолита. Они сразу же вызвали близкие этнографические аналогии с культурой племен, и сейчас населяющих северные области планеты. Речь идет об эскимосах, обитателях Аляски и Гренландии, а также азиатского побережья Берингова пролива.

История этого народа интересна уже тем, что в сознании ученых она давно сплетается с историей исчезнувших палеолитических племен Европы. Тех мадленцев, которые оставили в глубине пещер потрясающие своей реалистической силой изображения мамонтов, носорогов и диких быков Альтамиры (Испания) и Фон де Гома (Франция).

Еще Бойд-Даукинс, один из основателей современной науки о палеолитическом человеке, воскликнул: «Эскимосы — это мадленцы, покинувшие Францию в погоне за северным оленем!» Следуя за своей пищей — табунами северных оленей, которые уходили вместе с отступавшими ледниками все дальше и дальше на север, мадленцы, думал этот исследователь, пришли в Арктику и дожили здесь до наших дней.

Одним из оснований для таких смелых выводов послужило реалистическое искусство эскимосов, на первый взгляд удивительно напоминающее искусство палеолитических скульпторов Европы.

Сходство между мадленцами и эскимосами не ограничивается одним искусством. Это относится и к образу-жизни, к домашнему укладу людей, разделенных веками и тысячами километров, и к одинаковым поселкам из глубоко опущенных в землю полуподземных жилищ, к эскимосским гарпунам, таким же, как у первобытных изобретателей этого хитроумного оружия мадленцев. Даже обнаженные женские фигуры эскимосов, вырезанные из кости, поразительно близки к найденным в развалинах палеолитических жилищ на Дунае и на Дону, таким, как в Бурети и Мальте.

Однако первое впечатление тождественности древней палеолитической культуры с эскимосской поверхностно и потому обманчиво. На самом деле, как выяснилось при более детальном исследовании, в таком сходстве сказывается лишь влияние сходных естественногеографических условий современной Арктики и ландшафтов ледниковой эпохи на Ангаре.

В результате раскопок в мерзлой почве Арктики, в Сибири и на Аляске было установлено, что древняя культура эскимосов вовсе не осколок мадленской культуры Западной Европы, а нечто сложное, имеющее свою собственную историю формирования. Эта культура распадается и на ряд местных локальных культур.

Известно, что уже две тысячи лет назад вдоль берегов и на островах Берингова пролива, например, вблизи современного поселка Уэлен, существовали поселки охотников на морского зверя, тех, кто заложил фундамент позднейшей эскимосской культуры.

Море полностью обеспечивало жителей арктического побережья мясной пищей, тюленями и моржами. Мясо и сало морских животных употребляли в пищу, из шкур шили одежду и приготовляли домашнюю утварь, охотничьи снасти. При недостатке хорошего дерева кость, особенно челюсти, позвонки и ребра кита, использовали Ев качестве строительного материала: из нее сооружали каркасы землянок. Сало моржей и тюленей, горевшее в выдолбленных из камня или вылепленных из глины лампах, согревало и освещало хижину.

Морской промысел, связанный с определенными, наиболее удобными для него пунктами, привел к еще более прочной и постоянной оседлости. В местах, богатых морским зверем и водяной дичью, на выдававшихся в море мысах, по островам и бухтам, обильным наносным деревом — плавником, густо разместились многочисленные поселки берингоморцев, от которых уцелели вырытые в земле основания жилищ и обвалившиеся ямы для запасов мяса.

Внутри полуподземных жилищ их хозяева проводили долгую полярную ночь. Женщины при скудном свете ламп-жирников готовили пищу и шили одежду. Мужчины в свободное от охоты время выделывали различные вещи, чинили охотничье вооружение и утварь. С утомительно длинной полярной ночью связано поразительное обилие художественных изделий, в которых нашла свое выражение живая фантазия и жажда деятельности сильных, ловких и находчивых охотников Арктики. В их художественных изделиях отразилось свойственное этим людям упорство, потому что вырезать скульптуру животного или сложный орнамент на твердом куске моржового клыка, а то и бивня мамонта простым каменным острием нелегко. Весь свой многовековой технический опыт обработки кости вложили древние берингоморцы в художественную резьбу.

Эти жители далекого Севера взрастили необычное по стилю богатое искусство, поднялись до наиболее высокого технического уровня, которого могло достигнуть человечество, пользуясь средствами каменного века. Их культура, веками существовавшая на побережье ледовитых морей, дошла до нашего времени в таком виде, что глубокие исследователи северных народов считали ее настоящим арктическим чудом. Выдающийся русский исследователь культуры сибирских племен В. Богораз писал: «Культура полярных племен вообще представляется своеобразной, я сказал бы, почти чудесной. Мелкие группы охотников, живущих на самой окраине вечного льда и вылавливающих ежедневную пищу гарпуном из холодного и бурного моря, сумели из китовых ребер и глыб снега создать свое теплое жилище, сделали кожаную лодку, лук из костяных пластинок, затейливый гарпун, сеть из расщепленных полосок китового уса, собачью упряжку, сани, подбитые костью, и разное другое. Многие из этих полярных изобретений проникли далеко на юг к племенам, обитающим в наиболее счастливых широтах, и даже позаимствованы европейцами… Художественная одаренность арктических народов, их вышивки, рисунки… значительно выше общего уровня племен, обитающих на юге, и могут выдержать сравнение с лучшими образцами» (этнографического искусства. — А. О.).

В эпоху палеолита, как известно, тундра и лесотундра простирались от Британских островов до Тихого океана. И соответственно в палеолите сложился такой же, как у современных эскимосов, уклад жизни оседлых охотников. С той лишь разницей, что эскимосы и оседлые чукчи имели основой своей оседлости добычу моржей, тюленей и китов, а древние мальтийцы — мамонта, носорога и северного оленя.

Каждый мамонт, особенно старый, взрослый, представлял собой, как и морж, гору мяса, а вдобавок жира и шерсти. Бивни его, как и клыки моржа в Арктике, служили превосходным материалом для орудий труда и оружия. Шкура могла с успехом покрывать жилище. На этом экономическом базисе закономерно возвышалась одинаковая многоярусная надстройка. Это была сходная социальная организация оседлых общин с одинаковым руководящим положением женщины-матери, образ которой явно занимал центральное место также в верованиях и в искусстве.

Таково материалистическое решение загадочного сходства культуры палеолитического человека и нынешних эскимосов.

Что же касается сибирских находок — конкретно в Мальте и ее двойнике — Бурети, то дискуссия об их происхождении начата была основоположником марксистской науки о палеолите, нашего советского палеолитоведения, академиком П. Ефименко. Именно он своим опытным и изощренным глазом первый увидел в каменных изделиях из Мальты и Бурети нечто принципиально новое.

В находках И. Савенкова при раскопках на Афонтовой Горе в Красноярске или в материалах, собранных Б. Петри при раскопках на Верхоленской Горе в Иркутске, абсолютно преобладали массивные крупные орудия из расколотых речных галек. Это была более чем на 50 процентов выражение галечная индустрия. Здесь же, в Мальте и Бурети, преобладали мелкие орудия, сделанные из отщепов и пластин. И эти мелкие орудия поразительно близки к тому, что тот же Ефименко нашел при раскопках на Украине, на Черниговщине, в Мезине. Ему, тонкому знатоку мирового-Палеолита, человеку с колоссальной эрудицией, пришли в голову и более далекие западные аналогии, в первую очередь французские!