— Однако вот и ваш дом на ближайшее время, — прервал рассуждения ротмистра Черкесов.
— Какой милый! — воскликнула Марина.
Она с простодушием ребенка рассматривала скромные хоромы управляющего и искренне удивлялась им.
— Никогда не приходилось жить в таком красивом доме.
Да уж, это было истинной правдой. На родине, в Варшаве, жили они в самом скромном доме, стиснутым со всех сторон другими постройками, на узкой и нечистой каменной улице. Служила Марина в разных домах, но все это были дома городские. И теперь вдруг перед ней среди зеленых лугов, осененный тенью парковых дерев, стоял просторный, светлый дом. По сравнению с хозяйской усадьбой — большим домом — этот дом был мал. Но судите сами: разве плохо легкое двухэтажное здание, выстроенное в самом недавнем стиле, с большими светлыми окнами, просторным крыльцом и крышей над ним, поддерживаемой двумя изящными колоннами.
— Какова же должна быть усадьба? — пробормотала восхищенная Марина.
— Скоро вы все увидите своими глазами, — пообещал Петр.
Экипаж остановился. Петр легко выпрыгнул из него и подал руку Марине, все еще не пришедшей в себя от изумления.
— Сударь, господин управляющий… — На крыльце показалась служанка, державшая в порядке весь этот дом.
— Да, что такое? — обернулся к ней Черкесов.
Служанка с любопытством смотрела на приехавших.
— Барыня просили вам передать, что ждут вас и… и вашу супругу, — замявшись, прибавила она, — у себя вечером.
— Спасибо. Будем непременно… Прошу вас. — Черкесов, не отпуская руки Марины, подвел ее к крыльцу, помог на него подняться и ввел в дом.
Ротмистр неотступно следовал за ними, оглядываясь кругом с неменьшим удовольствием, чем его сестра.
А между тем в большом доме почти ничего не происходило. Да, именно так. Да и что там могло происходить? Полина Платоновна довольно строго объявила племяннице, что вечером у них будут гости: Петр Иванович, его новоприезжая супруга и брат оной.
— Как? Его жена? Она здесь? — ужаснулась Лидия.
Она как-то не предполагала так скоро увидеть эту женщину. Какая она? Хороша ли собой или дурна? Примерно о том же думала и Полина. И ее занимал вопрос о красоте приехавшей госпожи Черкесовой. Петр Иванович, помнится, говорил, что у этой женщины есть возлюбленный, с которым она много лет вместе. Но что же произошло? Отчего тот человек отпустил ее к мужу? Быть может, она больна или подурнела так, что он более не хочет ее видеть… И вот теперь эта женщина приехала, чтобы отдаться под покровительство законного супруга, и тот в силу своей невообразимой порядочности (на которую нельзя не подосадовать) принимает ее под своим кровом. А главное — она, Полина, не может этому воспрепятствовать.
— Да что! Отчего я должна сему препятствовать? — воскликнула Полина Платоновна, оставшись одна, в ответ на свои мысли.
Но как? Разве она не должна охранять невинность Лидии и не давать доступа в их края столь распущенной женщине, как госпожа Черкесова? Разве это не ее прямой долг? О нет… Она должна быть невозмутима и… и ничего не предпринимать, ибо того требует ее собственная честь!
Итак, Полина Платоновна отправила приглашение Петру и его вновь обретенному семейству и стала ждать. Все дела валились у нее из рук, думать она могла только о предстоящем визите. Масла в огонь подливала Лидия, которая слонялась по дому и причитала, заявляя, что не вынесет вида этой женщины, в то время как на самом деле ее разбирало страшное любопытство. Отвлек Полину только неожиданный приезд двух приятелей, ее соседей.
— Александр Петрович! Михаил Львович! — впервые, пожалуй, такая неподдельная радость и такое облегчение прозвучали в ее голосе при виде двух искателей.
— Бог мой, Полина Платоновна, уж не случилось ли чего? — Лугин непритворно взволновался.
— Нет-нет, Александр Петрович, что за вздорная мысль! Ничего не случилось, с чего вы взяли?
— Но в вашем голосе столько волнения, что я невольно подумал: а не случилось ли чего?
— Еще раз отвечаю: нет, ничего не случилось, решительно заверила женщина.
— Что ты, Александр, право, — вступил в беседу Нулин. — Что за подозрения? Наша милая хозяйка уверяет, что все в порядке. — Он припал к протянутой ему руке в почтительном поклоне.
Лугин ничего не ответил.
— Надеюсь, вы останетесь на ужин? — спросила Полина.
— На ужин? С радостью! — оживился Нулин.
— А вы? — обратилась она к Лугину.
— Благодарю. С удовольствием, — ответил тот, но насторожился и с такой пытливостью взглянул на молодую женщину, что та непременно бы смешалась, ежели б увидела этот взгляд.
— Кто-нибудь еще приглашен? — весело полюбопытствовал Нулин.
— Да, — ответила Полина Платоновна будто бы между делом, — еще несколько человек.
— Кто же?
— Мой управляющий, но вы его и без того знаете, а кроме того, супруга Петра Ивановича и ее брат.
— Что? — вскричал изумленный Лугин. — Супруга Петра Ивановича? Да разве он женат?
— Да, — недоуменно оборотилась она к нему. — Однако как вы отреагировали на эту весть…
— Но это такая неожиданность, я и не подозревал, что наш Петр Иванович женат…
— Какая радость, — заметил Нулин.
— Радость? — приподняла брови Полина.
— Ну да, — простодушно отвечал тот. — Мы, откровенно говоря, полагали, что Петр Иванович является…
— Михаил! — оборвал приятеля Лугин. — Что ты несешь?
Тот осекся.
— Да нет же, это очень интересно… — пробормотала Полина Платоновна. — Продолжайте же, любезный Михаил Львович!
— Ах, ну это и впрямь вздор, — попытался увильнуть тот.
Полина непременно бы выспросила у него все, что желала, ибо его последняя фраза заинтересовала ее несказанно, но тут некстати вошла Лидия. Точнее, не вошла, а вбежала:
— Они уже идут! — выпалила она одним духом, блестя глазами от любопытства и волнения.
Полина в волнении приподнялась, сразу же позабыв обо всех расспросах.
— «Так-так. — Лугин внимательно наблюдал за ней. — А дело-то непросто… Да не увлечена ли она нашим дорогим Петром Ивановичем? Какое везение, что тот женат… Но все же тут нельзя быть уверенным совершенно…»
Молодые люди поднялись вслед за хозяйками и направили любопытные взгляды на дверь. Дверь отворилась, и в гостиной показались те, к кому были устремлены мысли всех присутствующих.
9
Полина плакала, уткнувшись носом в подушку, и никак не могла успокоиться, взять себя в руки. Она, прямо сказать, рыдала. И рыдала бы в голос, ежели б не боялась, что ее услышат и тут же прибегут к ней с расспросами.