Читать интересную книгу Троих надо убрать - Жан-Патрик Маншетт

Ему понадобилась добрая минута, чтобы осознать, что он не свихнулся, и прикинуть расстояние, отделявшее его от долины. Птице здесь пришлось бы пролететь километр или два. Но пройти предстояло раз в пять или десять больше.

Разозлившись, Жерфо немного полежал, потом испугался, что заснет и умрет здесь, поднялся, опираясь на свой импровизированный костыль, и тронулся в путь.

Чтобы продолжить спуск, ему пришлось снова войти в лесистую зону. Деревня исчезла из виду. После четверти часа неуверенной ходьбы горло и пустой желудок Жерфо сжались от тревожной мысли, что он никогда не дойдет до деревни, что добраться до нее удастся не меньше чем за неделю.

Наступила ночь – вторая с того момента, как его выбросили из поезда. Он пытался продолжать путь в темноте, но стал натыкаться на деревья и заплакал, а после двух падений остановился. Он очень устал и заснул моментально. Утром его нашел лесоруб-португалец.

14

В два часа ночи, когда Жерфо спал, радиостанция РТЛ передала, что "таунус" опознан: в день драмы его взял напрокат некий Жорж Жерфо, начальник отдела одной крупной парижской фирмы, исчезнувший после этого происшествия. "Вечером второго июля, – напомнил диктор, – были убиты рабочий бензоколонки и еще один человек, личность которого до сих пор установить не удалось". У диктора был сдержанный, нейтральный голос, как и всегда в ночных передачах. Тем же тоном он сообщил о положении на Ближнем Востоке, о попытке террористического акта против посольства Югославии в Париже, о трагическом происшествии на Луаре: утонули двое детей из летнего лагеря и священник, попытавшийся их спасти. Потом прошла реклама концерта, организуемого РТЛ, затем передали программу передач.

Было жарко. Карло в широких трусах типа шортов и белых коротких носках сидел за столом в номере дешевого отеля "Сен-Жак". Его лицо осунулось, глаза покраснели, как у человека, который много плакал. Он сидел неподвижно и никак не реагировал на сообщения информационного выпуска. Одновременно, держась за стол, он качал мускулы.

После пожара на бензозаправочной станции и смерти Бастьена Карло гнал куда глядели глаза, больной от бешенства и горя. Доехав до Бурк-ан-Бреса, он остановился поставить запасное лобовое стекло, поразмыслил и сверился с картами, после чего отправился обратно в Париж, объехав стороной сгоревшую станцию, где должны были кишеть пожарные и легавые. Добравшись до автострады, он погнал по прямой, не превышая скорости семьдесят километров в час.

Около пяти часов утра он съехал с автострады в Аршер-ла-Форэ, где-то в лесу Фонтенбло свернул с дороги и остановился под деревьями. Не имея возможности похоронить Бастьена, как бы ему хотелось, Карло вытащил из металлического ящика его вещи – моток нейлонового шнура, коробочку с туалетными принадлежностями и одежду – и закопал их. Вид сменных трусов Бастьена цвета хаки растрогал его до слез. Пока он заканчивал закапывать вещи и утаптывать землю, слезы бежали по его щекам. Затем Карло поискал слова, которые можно было бы произнести над этой псевдомогилой в качестве надгробной речи, но он не помнил ни одной молитвы, кроме "Отче наш". На полу "ланчии" он нашел старый номер комиксов про Спайдермена – человека-паука (не путать с Пауком, чьи приключения печатают в "Стрэндж"). Лицо Карло просветлело. Он вернулся к "могиле", открыл книжку и стал читать, текст на оборотной стороне, который был всегда одинаковым и предварял каждый выпуск приключений Спайдермена:

– "Прежде чем стать исправителем пороков, безжалостно вершащим справедливость, Спайдермен, человек-паук, долгие годы царствовал над преступным миром Соединенных Штатов и был настоящим императором бандитов. Спайдермен сам придумал чудо-снаряжение, позволявшее ему противостоять любым бандам преступников. Человек-паук заручился поддержкой двух ученых, профессоров Пелхейма и Эрихштейна. Поэтому он располагал многочисленными техническими возможностями, которые человеческий разум едва может вообразить".

Карло опустил голову, закрыл книжку и на секунду сосредоточился.

– Аминь, – сказал он. – Да будет так. Я отомщу за тебя, клянусь. Я сверну шею этому придурку.

Карло вернулся к "ланчии", сел в нее и двинулся дальше. Он, не торопясь, въехал в Париж через пригороды, остановился у бистро, выпил кофе и съел шесть круассанов. Когда он кусал рогалики, кофе стекал по его подбородку.

В девять часов в знакомом ему гараже на границе Медона и Исси-ле-Мулино Карло продал "ланчию". Он мог бы без труда починить ее, повреждения были невелики, но предпочел сбыть себе в убыток потому, что не хотел больше видеть эту машину, напоминавшую ему о Бастьене и их счастливом партнерстве. Он сразу же приобрел себе скромный "пежо" и комплект документов на имя Эдмона Брона, выглядевших более подлинными, чем настоящие.

Затем он вернулся в Париж, проехал, сам того не зная, мимо магазина Льетара возле мэрии Исси и остановился в дешевом отельчике "Сен-Жак", откуда почти не выходил. Он там спал, ел, один раз сходил посмотреть фильм в кинотеатре, находившемся в том же доме, делал в номере гимнастические упражнения, поддерживая в форме мускулы, а главное, соблюдал траур по Бастьену. Он ждал, пока уляжется шум.

15

Метрах в пятидесяти от того места, где Жерфо остановился, и...уснул, располагался лагерь португальских лесорубов. Еще несколько шагов, и он бы на них наткнулся, но мог бы в темноте пройти мимо, не заметив.

Португалец, нашедший Жерфо, отошел от лагеря в пять сорок пять справить малую нужду, а может, за чем-то еще. Это был высокий, крепкий мужчина, черноволосый, с матовой кожей и большими желтыми зубами. Он был в темно-серых брюках и в маловатом ему свитере машинной вязки с заплатами на локтях. Изначально белый с красным рисунком свитер от многократных стирок стал бледно-розовым. На голове у португальца был большой черный берет. Он посмотрел на Жерфо, который в этот момент открыл глаза и увидел его.

– Доброе утро! – произнес португалец, неловко выговаривая слова, потом облизал губы и улыбнулся.

Жерфо ответил на приветствие и попытался встать, но упал. Он чувствовал себя ужасно слабым, больным и усталым.

– Пить, – прошептал он.

– Да, – сказал португалец. – Спать вся ночь? – Он указал на землю. – Ошень голодно.

– Что?

– Голодно. Ошень голодно! Не жарко, – уточнил он, видя, что Жерфо не понимает. – Виньо?

– Си, вина, – ответил Жерфо, энергично кивая. – Habla Espagnol? – Лесоруб неопределенно махнул рукой. – Yo perdido. Muy malo. Холодно.

– Да, голодно, – прокомментировал лесоруб.

Для наглядности Жерфо чихнул и покашлял, изображая бронхит, что было не так сложно, как он думал.

Португалец помог ему встать и дойти до лагеря. По дороге Жерфо, убежденный, что его собеседник понимает по-испански, продолжал без толку восклицания типа "Que mala suerte! Que barbaridad!", показывая на распухшую ногу и лоб, на котором запеклась кровь.

Лесорубов было восемь. Они жили под большим куском брезента, натянутым на колья, У них были отвратительно грязные одеяла и матрасы, набитые листьями. В лагере нашлись хлеб, немного алжирского вина, сыр, плохой кофе, много мешков с сушеными фруктами и три журнала, полные непристойных фотографий. Лесорубы были экипированы топорами, пилами и двумя обрезными станками "Омелит". Во Франции португальцы находились нелегально, не имели никакой страховки и получали чуть больше половины минимальной зарплаты за шестидесятичасовую рабочую неделю. Они дали Жерфо хлеба, горохового супа и две таблетки аспирина, которые растворили в вине. Лесорубы не знали, что с ним делать, Поскольку Жерфо дрожал и жутко потел, они замотали его в два отвратительно вонявших одеяла.

– Кто-нибудь придет, – успокоил Жерфо лесоруб, лучше других говоривший по-французски.

Потом они взяли свои топоры и пилы и пошли к деревьям. Утренний свет хорош для тех, кто это любит. Несмотря на простуду и сломанную ногу, Жерфо, возможно, был в состоянии продолжить путь, что и собрался сделать, когда с ухода лесорубов прошло больше двух часов. Но что-то в нем сломалось после того, как его нашли и стали о нем заботиться.

Прислушиваясь в ожидании времени обеда к далеким звукам пил, но не в силах определить, откуда они доносятся, он прополз по полу и взял скабрезные журналы. Текст был на английском и очень беден с литературной точки зрения. Что касается фотографий, они изображали очень мясистых женщин с грубыми вульгарными лицами. Вкусы Жерфо были более утонченными. Ему нравились изящные женщины. Он прочитал письма читателей. Колонки занимала полемика между любителями больших грудей и больших задниц. Жерфо показалось, что спор лишен смысла. Он жутко скучал.

Примерно в половине одиннадцатого он отшвырнул журналы и почувствовал себя бесконечно жалким и больным, почти умирающим, но тут один из португальцев вернулся вместе со стариком в шляпе. Длинные седые волосы старика спускались на плечи его коричневой замшевой куртки. Он поздоровался с Жерфо неразборчивым бурчанием, опустился возле него на колени, отбросил одеяла, в которые был завернут больной, задрал левую штанину и долго осматривал и ощупывал раненую ногу.