все еще пылает бесстыдно ярким серо-золотым факелом. Я встряхиваю рукой, задувая его, как свечу. Пламя затихает и гаснет.
Все в безопасности. Брайтон и Пруденция смотрят на меня как на незнакомца, который упал с неба и спас их.
Я чувствую вкус крови. Все тело ноет, как будто по мне топталась целая банда, а не один призрак. В холодном душе мало приятного, но сейчас я готов нырнуть в ванну, до краев заполненную льдом. Брайтон наверняка чувствует то же самое. Кожа зудит и горит, и я вспоминаю, как пару лет назад мы с Брайтоном готовили для родителей завтрак в честь годовщины свадьбы, и я взялся голой рукой за раскаленную сковородку.
Открываются двери. Мы выходим из поезда, пассажиры продолжают снимать. Надо бы это прекратить. Инспекторам плевать, что это была самооборона. Я не знаю, как буду жить, убив Ортона. Струйка дыма вьется над грудью Ортона, но грудь эта медленно вздымается.
Он жив.
Я так рад, что чуть не плачу. И тут же снова напрягаюсь: ко мне подходит инспектор, направляя в грудь металлический жезл.
– Всем лечь! – Он обводит нас глазами. Мне очень хочется объяснить, что я понятия не имею, как все произошло, но вместо этого бухаюсь на колени вместе с Брайтоном, Пруденцией и Джеймсом.
– Он на нас напал, – говорит Пруденция.
Инспектор склоняется над Ортоном. Когда он тянется за висящей на поясе перчаткой, Ортон распахивает глаза, полные мрака, заносит горящий огнем феникса кулак и бьет инспектора в челюсть. Тот взлетает в воздух и обрушивается на землю. К нам бегут еще двое, на ходу выпуская в Ортона молнии из жезлов.
Я встаю и бегу вместе с Пруденцией, Брайтоном и Джеймсом. Мы несемся по лестнице, но тут у Джеймса из кармана выпадает телефон. Я узнаю желтого волка на чехле. Даже в спешке я припоминаю прохожего с таким же чехлом, который снимал драку во время восхода Венценосного мечтателя.
Джеймс подхватывает телефон и бросается вперед так, будто я собираюсь его убить. Я бегу за ним – просто хочу разобраться в том, что происходит. У турникета Джеймс ввинчивается в толпу, расталкивая людей. Я смотрю на выход, но его все нет. Пропал куда-то.
Что-то новенькое. Раньше меня никто не боялся. Впрочем, и огненного кулака у меня раньше не было.
– Кажется, он был на вечеринке той ночью. – Я пытаюсь отдышаться.
Брайтон качает головой. Глаза у него красные, как будто он собирается заплакать. С этим я всегда плохо справляюсь, могу только неуклюже молчать.
– У тебя есть сила…
– Вроде того. Не знаю. – Я иду к выходу из метро, пока инспекторы или Ортон нас не поймали. – Наследственные способности проявились как раз вовремя.
– Прекрати. Мы видели твои глаза. Ты все от меня скрыл.
Я останавливаюсь на углу и поворачиваюсь к брату.
– Что не так с моими глазами?
– Они горят как у призрака. – Брайтон смотрит прямо на меня.
Это невозможно.
– Не знаю, что ты видел, но это никак не связано с алхимией крови.
– У тебя были темные глаза, – говорит Брайтон.
Пруденция кладет руку ему на плечо.
– Успокойся. У некоторых небожителей глаза темнее, чем у других. У тебя же раньше не было никаких проявлений силы? – спрашивает она у меня.
– Не могу представить себе ситуацию, в которой я бы об этом умолчал.
Не понимаю, как мы доберемся домой. На автобусе, наверное. В метро я точно больше не зайду. Я быстро перехожу улицу, пока для машин горит красный. Все, что я хочу, – это запереться в комнате и постараться выяснить, что со мной происходит.
– А огонь? Это же пламя феникса, да? – спрашивает Брайтон.
Я замираю посреди улицы.
Я весь горю, мне так жарко, что, кажется, я снова покроюсь пламенем, на этот раз целиком. Я пытаюсь вспомнить хотя бы один вид небожителей с таким же огнем, как у меня, но в голову ничего не приходит. Это сила призраков. Пламя серого солнечного феникса, это совершенно очевидно. Кровь феникса никак не могла попасть в мое тело, но мысль о том, что я не понимаю происходящего, разъедает изнутри, как яд. Мир идет кругом, как когда я ел раз в десять меньше положенного. Я падаю. Брат и лучшая подруга пытаются подхватить меня, машины громко гудят. Я вырубаюсь, успевая подумать только, как быстро серо-золотое пламя сожжет мою жизнь дотла.
Восемь. Вирусный. Брайтон
Однажды я притворился, будто вижу будущее.
Вечером перед нашим четырнадцатым днем рождения Абуэлита уложила нас с Эмилем и стала рассказывать нам истории о своей силе. Видения у нее были не слишком впечатляющие – обычно она заглядывала в будущее на минуту-другую. Быстрые предупреждения, позволяющие ускорить шаг, чтобы не опоздать на поезд, или знание о том, что телефон сейчас зазвонит. Но раз в несколько лет у нее случалось полноценное видение. Например, встретив Абуэлито в метро, она предвидела их свадьбу.
Через несколько часов после полуночи я разбудил Эмиля и сообщил, что у меня было видение: на владельца нашей любимой забегаловки на углу скоро нападут. Эмиль попытался объяснить, что это сон, но я упорствовал, говоря, что это совсем другое, что все было реально. Что я унаследовал силу от Абуэлиты.
Мы выбрались по пожарной лестнице, потому что Эмиль тогда был готов на все. К тому же я сказал ему, что, раз у меня есть сила, значит, его сила тоже проявится, если мы вместе пойдем спасать Уильяма. Мы устроили наблюдательный пункт и даже убедили Уильяма закрыться пораньше. Ложь была отличная, поскольку, по мнению Эмиля, мы предотвратили катастрофу. Но, вернувшись домой, я почувствовал себя виноватым. Эмиль, конечно, за меня радовался, но с каждым днем все сильнее переживал, когда же проявятся его силы. Я не мог больше его обманывать, так что во всем признался. Он сильно ударил меня по руке за то, что я разбудил его в три часа ночи из-за поддельного видения о несуществующем преступлении, но потом рассмеялся и сказал, что было бы круто по-настоящему обрести силу в день рождения. Мы стали бы избранными.
Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что ничего этого не предвидел.
Это не может быть правдой.
Я пытаюсь привести Эмиля в чувство прямо на дороге, но у меня не получается. Пульс прощупывается, но я никогда не видел брата в таком состоянии: он весь горит, на голове у него шишка, губы разбиты. Мое сердце бьется в разы сильнее, чем когда мы сражались за свою жизнь в поезде. Водители выходят из машин, пешеходы зовут на помощь, но у нас нет времени ждать тут скорую. Пруденция быстро ловит такси, и мы запихиваем Эмиля на заднее сиденье.
– Дарденская больница, и побыстрее! – кричу я, пристраивая голову брата себе на колени.
Водитель медлит, прежде чем тронуться.
– Вы там смотрите, чтобы он сиденье кровью не заляпал.
– Ему надо в колдовскую клинику, – Пруденция еле сдерживает слезы, но говорит твердо.
Я до сих пор не могу осознать, что брат теперь нуждается в помощи специалистов по колдовству.
– Кто поможет Эмилю лучше ма?
– Брайтон, у него могут быть проблемы с кровью. Давай оставим это профессиональным небожителям.
Я киваю.
– Вега-центр в Конкорсе, пожалуйста, – говорит Пруденция.
Я впиваюсь ногтями в руку Эмиля. Мне плевать, что ему больно. Вдруг очнется.
– Почему он мне не сказал?
– Эмиль не стал бы призраком по своей воле, – говорит Пруденция. – Я не знаю, что произошло. Может, он случайно выпил зелье. Эмиль ведь обожает фениксов, он не стал бы вытягивать из них силу.
Я понимаю, что она права, но что-то тут не складывается. А еще мне страшно хочется потрепаться с Эмилем обо всем. Глупо было думать, что я не стану скучать по нему, после того как уеду в колледж. С кровью феникса разберемся потом, но, ломая голову над