Читать интересную книгу Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром - Джеймс Твайман

На самом деле, как потом выяснилось, сны не прекратились совсем, и, когда я подошел к финалу этой странной драмы (по крайней мере мне казалось, что к финалу), все эти сны дружно ринулись в мое сознание, как селевый поток, прорвавший дамбу. Особенно мне хочется пересказать два таких сна. Припомнились они только к концу мая 2001 года, но по ходу разворачивания этой истории их значение оказалось поистине драматическим. Они, собственно, и подготовили сцену для приключения, которое еще ждало меня впереди да и теперь, можно сказать, только-только начинается. Если бы я знал, что меня ждет дальше, может, и не сдвинулся с места, но так и лежал бы в своей постели еще месяц-другой. Не исключаю, что тогда все бы и прошло само собой. Но, к счастью, я все-таки снялся с места — и, как оказалось, это было жизненно важно для меня.

Сон первый

Я иду по улочке какого-то восточноевропейского города вместе с Марко. Вполне возможно, что это Болгария. На улице пасмурно и холодно, люди вокруг все в пальто, прячут шеи в поднятые воротники, солнце скрыто темными облаками, вот-вот начнется холодный дождь. Я не чувствую ничего необычного в том, что я здесь, рядом с ним, в этом далеком месте. Я уже бывал прежде в Софии, столице Болгарии, и мне кажется, что я узнаю уже виденные однажды места и здания. Впрочем, все бывшие коммунистические страны, можно сказать, на одно лицо, так что непросто так сразу определить, что именно это за место в царстве обсыпавшейся штукатурки и треснутого цемента. Но мне оно вовсе не кажется таким уж незнакомым, как будто я успел уже пробыть здесь очень долго. И ничего необычного также нет и в том, что со мной Марко, тот самый мальчик, который и дал начало этой странной истории, коснувшись моего указательного пальца.

— Ты как думаешь, почему это происходит? — спрашивает он меня, когда мы останавливаемся на перекрестке.

Не могу сказать наверняка, — отвечаю я, — возможно, время подошло, а может, мы готовы для новой ступени… или даже для эволюции. Могу предположить, это как-то связано с эволюцией. Всякий раз, когда биологический вид готов вырваться из оков старой формы, какая-то группа в нем становится отражением нового уровня, показывая всем остальным, как жить в этом новом мире. Может быть, именно поэтому ты ко мне и пришел.

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь… Для меня это слишком сложно. Но, думаю, ты прав — по крайней мере, у меня такое чувство. А кто они, эта новая группа?

— Дети Оз, — говорю я.

На светофоре включается зеленый свет, и мы переходим улицу.

— Ведь это ты рассказывал мне про них, про тех детей, у которых есть такой Дар. Уверен, что они хотят показать всем остальным, всем нам, кем мы можем стать.

— Или кто мы уже есть, — говорит он.

— Что ты хочешь сказать?

— Мы ничем не отличаемся от тебя или любого другого. — Марко останавливается и смотрит мне прямо в глаза. — То, что у нас есть такие способности, совсем не означает, что мы выше вас или более продвинутые. Я ничего не дал тебе, когда коснулся твоего пальца. Просто помог дверь открыть, а Дар — он взял и выпорхнул, только и всего. Так что эти дети всего лишь показывают вам, кто вы уже есть на самом деле, предлагают вам своего рода ключ.

— Ключ, который каждому поможет открыть свою дверь?

— Да. Люди, почти все, очень боятся и закрывают эту дверь, очень-очень плотно. Им кажется, что с ними что-то не так, они не находят себе места от беспокойства. Нужно предложить им что-то такое, чтоб они успокоились и поняли, что никто не собирается набрасываться на них из внешнего мира. Что, по-твоему, это может быть?

— В смысле, что именно в состоянии помочь им? — спрашиваю я.

— Да.

— Любовь. Я верю, что все мы ищем одного и того же, и любовь — это единственное, без чего нам по-настоящему не обойтись.

— И любовь сможет отпереть двери, наглухо закрытые страхом?

— Да, по-моему, так.

Мы подходим к небольшому скверу. Посреди — маленький фонтан. Вокруг фонтана — аллейка с лавочками, примерно в пяти шагах одна от другой. Мы с Марко садимся на одну такую скамейку, и наша беседа продолжается.

— Ты знаешь, кто такой Эмиссар Любви, Марко? — спрашиваю его.

— Нет. Что означает это слово, эмиссар?

— Тот, кто приносит или передает что-то, весть, например, или послание, — отвечаю я. — Так что Эмиссар Любви — тот, кто несет любовь остальным людям. Ты согласен с тем, что Дети Оз — Эмиссары Любви? В этом ведь и заключается их миссия, нести любовь человечеству?

Он смотрит по сторонам, словно в поисках подходящего ответа. Напротив нас женщина держит на коленях ребенка, улыбается ему и качает его вверх-вниз.

— Глянь-ка вон на того ребенка, — говорит он, и в голосе его слышится что-то такое, отчего мне кажется, что предо мной не десятилетний подросток, а мудрейший из взрослых, кого я когда-либо встречал прежде. — Ребенок мало что может сделать сам, разве что радоваться и смеяться, когда мать держит его на руках. Но еще он отвечает на любовь, отвечает, потому что в нем уже заложена ответная любовь. Ему не нужно рассказывать о ней или объяснять, что это за штука — любовь. Но есть ли на свете такой человек, кото рый не почувствует любви, глядя ребенку в глаза? Но не думай, что у взрослых все по-другому. Они обычно что-то решают в голове, стараются объяснить, что же они такого надумали, но общаются все равно сердцем, и ничем иным. Можно обнести сердце стеной, но, если приходит любовь, они рушатся, эти стены, и тогда взрослый — все равно что этот ребенок. Вот для чего мы здесь. Чтобы помочь вам избавиться от этих стен.

— Значит, все, что нам нужно, у нас уже есть. Дело за тем, чтобы это найти.

— Да. Дать тебе никто ничего не может. Но некоторые люди в состоянии помочь тебе открыть определенную дверь. Вот к этому и стремятся дети — в особенности дети с необычными психическими способностями. У Детей Оз от рождения двери вообще сняты с петель, так что на пути у этой любви, которая идет от них к вам, совсем нет никаких преград. Делясь с людьми этой любовью, они помогают другим людям делать то же самое.

— А что же дар психической силы? — спрашиваю я. — Откуда у детей эта сила?

— Я, в общем-то, и сам не знаю, — говорит он и отводит взгляд. — Возможно, сила — это проявление любви в действии. Но ведь мы с тобой уже говорили: если ты слишком сосредоточиваешься на силе, она постепенно сходит на нет. Потому что сила там, где любовь. А если ты забываешь о любви, тогда сила исчезает, понимаешь?

— Думаю, что да. Кажется, я даже переживал нечто подобное. А что же головная боль?

— На этот вопрос ты должен ответить себе сам, — говорит он. — И вопрос не в этом. А когда ты найдешь ответ на тот, настоящий вопрос, тогда твоя головная боль просто исчезнет сама собой.

— Настоящий вопрос?

— Да, как раз его-то и нужно искать.

Сон второй

Следующей ночью сон продолжился сразу с того места, на котором оборвался вчера. Мы все еще сидели в парке, на месте были и фонтан, и мать с ребенком, правда, на этот раз она покачивала коляску, а ребенок был в ней. Какого-то ощутимого разрыва в рисунке сна не ощущалось, как будто и не было суток, отделявших один сон от другого. Мы словно перевели дыхание, а затем продолжили нашу беседу.

— Ты что-то говорил вначале о детях, которые объединились ради какой-то высшей цели, — обращаюсь я к Марко. — Что ты имел в виду? Ты хочешь сказать, что ты поддерживаешь связь со всеми остальными детьми в мире, наделенными этим Даром?

— В некотором смысле — да, но не так, как ты думаешь. Нас, прежде всего, связывает истина, что все мы — одно целое. Мы — одно целое, понимаешь? А внутри этого единства мы можем общаться друг с другом, каждый из детей, кого высеяли здесь с этой особенной целью.

— Высеяли? — переспросил я. — Ты очень сильно выразился. Это слово означает, что вас пересадили сюда, например, из другого измерения или с другой планеты. Я правильно тебя понял?

— А ты не считаешь, что тебя сюда пересадили?

— Я? Хм… никогда прежде на это не смотрел под таким углом.

— А разве у тебя никогда прежде не было чувства, что ты здесь не просто так, а чтобы совершить что-то? — спрашивает он. — Скорей, даже понимания, что происходит некий великий сдвиг и ты пришел сюда для того, чтобы стать его частью?

— На самом деле, да, именно так я все себе и представляю, — киваю я головой. — Значит, это был сознательный выбор с моей стороны, со стороны всех нас? Мы потому здесь, на этой планете, в это время, что сделали такой выбор?

— А разве ты можешь объяснить это как-то иначе? — спрашивает он, и я снова забываю, что моему собеседнику всего десять лет. — Разве у тебя нет, где-то глубоко внутри тебя, чувства задачи, или миссии? Пусть не сознательное, но вполне намеренное.

— Сознательное… намеренное… не вижу особой разницы.