Ардейл махнул рукой в сторону двери, и слуга тотчас же кинулся открывать ее для «гостя». За порогом оборотня уже ждал маг — бывший ученик магистра, — чтобы проводить и телепортировать его обратно в родной город.
Ардейл отослал слугу и побрел в спальню. Остальные проблемы могли подождать до десяти часов, когда он выспится. В том числе и головомойка от Верховного маги стра. Слишком часто в последнее время белые маги отбирали жертв для ритуалов, мешали их проведению, не давали привести в исполнение политические планы с помощью устранения неугодных людей и мешали нормально зарабатывать деньги.
«Вот мафия занимается почти тем же самым, — подумал Ардейл, — однако белые не вмешиваются в их делишки, в отличие от наших. Разница только в том, что мы используем демонов, а они наемных убийц. Мы управляем людьми с помощью магии и подпитываемся их аурой, а они используют эффект двадцать пятого кадра, гипноз, угрозы».
ГЛАВА 4
Коттедж стоял на небольшой тихой улочке с частной застройкой почти в центре города. Сразу было видно, что воров и любопытных соседей, да и просто прохожих владелец не жаловал. Об этом свидетельствовал трехметровой высоты железобетонный забор, отделяющий дом и окружающую территорию от улицы и соседей. Верх венчали крупные обломки битого стекла. Проходом внутрь ограды служила узкая калитка. Ее ширина составляла не более метра, высота — около двух с половиной метров. Над калиткой высилась бетонная перемычка, верх которой находился на одном уровне с остальным забором. Любой, кто ожидал увидеть здесь широкие гаражные ворота, был бы сильно разочарован — они отсутствовали.
От калитки к дверям коттеджа шла широкая ровная дорожка, мощенная бетонной тротуарной плиткой. По обеим сторонам от нее простирался сад, но отнюдь не обычный фруктовый. Вместо яблонь, вишен и абрикосов здесь росли сосны и ели, небольшие кипарисовики и можжевельник, высаженные в живописные группы.
Сам коттедж был двухэтажным, прямоугольным в плане. Оба угла на переднем фасаде венчали башенки, над входом в центре дома выпирал балкон с узорными перилами. Высокая сложная крыша из травянисто-зеленой металлочерепицы, металлопластиковые окна и витражи, свежая краска на фасаде и отделка из естественного камня — все свидетельствовало о том, что владелец не бедствует.
Внутри на первом этаже располагались холл, лестница, лифт, кухня, столовая, гостиная, ванная, кладовые, на втором — три спальни с отдельными ванными. Все эти комнаты были обставлены с поразительной роскошью и вместе с тем с отменным вкусом. Дорогая старинная мебель, настоящий антиквариат, господствовала в них. Великолепные портьеры, покрывала кроватей и ковры дополняли этот ансамбль. С потолков свисали сложные хрустальные люстры. Но комнаты не выглядели обжитыми. Ни одна небрежно брошенная вещь, ни фотография, ни криво поставленный стул не нарушали их величия. Если бы мебель умела говорить, она пожаловалась бы, что долгие годы не видела ни хозяина, ни другого человеческого лица. Никто не любовался всей этой роскошью.
Сам хозяин коттеджа, как обычно, находился в подвале. Собственно говоря, он там жил. Изо дня в день его фигура следовала одним и тем же маршрутом: от дверей через холл к лестнице, а далее — вниз, в свою комнатушку, в свое убежище. Владелец дома жил, даже существовал, много лет в простой обстановке, граничащей с неудобством и неуютом. Вокруг него были голые оштукатуренные стены со следами старой побелки. С потрескавшегося потолка свисала лампа в обрамлении небольшого убогого плафона, покрытого толстым слоем пыли. В левом дальнем от двери углу стояла кушетка. По виду она предназначалась скорее для осмотра пациентов в кабинете врача, нежели для нормального сна. На кушетке лежало аккуратно свернутое одеяло, чуть выцветшее от времени. В центре комнаты расположился деревянный стол. Наверное, когда-то его поверхность глянцево сияла под легким касанием электрического света, а теперь столешница была испещрена глубокими порезами и царапинами. Возле стола примостился стул с высокой спинкой и широкими подлокотниками, и в данный момент он не пустовал. На нем удобно расположился хозяин коттеджа со стаканом в руках. Он смотрел в экран миниатюрного телевизора. Показывали международные новости. Телевизор стоял у стены на низком, примерно чуть выше пояса, холодильнике. Это была вся имеющаяся здесь в наличии мебель. Ни ковров, ни окон с красивыми портьерами не наблюдалось. Обитателя комнаты, похоже, ничуть не угнетал аскетизм обстановки. В данном случае применим был парадокс: «Чем хуже — тем лучше» — то есть чем больше внешние неудобства, тем меньше внимания к моральным страданиям.
Новости плавно подошли к концу. Хозяин коттеджа одним глотком допил густое тягучее содержимое стакана. Он уже давно перестал морщиться при виде этого коктейля. Привык. Медленно и неохотно мужчина выбрался из-за стола и выключил телевизор. Комната погрузилась в кромешную тьму (лампа на потолке не горела). Однако это не помешало хозяину коттеджа уверенно дойти до дверей. По такому же мрачному неосвещенному коридору он добрался почти до начала лестницы, где размещалась душевая. Стакан необходимо было помыть, а на кухню идти, как всегда, не хотелось. В раковине в кране была горячая вода. Она быстро смыла остатки жидкости из стакана, темными потеками заструилась в слив. Мужчина отряхнул стакан и собрался выходить из душевой. Краем глаза он поймал в зеркале на стене свое отражение и — поморщился. Конечно, отразившегося в зеркале человека вряд ли можно назвать красавцем, но расстраивало не это. Мужчина махнул рукой в сторону зеркала. Его изображение странно поплыло и развеялось. Расстраивало как раз полное отсутствие у него реального отражения и все, что отсюда вытекает. Вот уже триста лет он был вампиром. Алекс и забыл, как выглядел когда-то. Давным-давно он — монстр. Алекс с ужасом вспоминал свое превращение в вампира. Тогда он единственный раз рассмотрел свой новый облик, то, как его увидят люди, забудь он сотворить личину. Алекс до сих пор просыпался в холодном поту, когда ему снилась эта картина. Он боялся сам себя, он сам себе был противен. Сознание Алекса кричало и вопило от ужаса и омерзения. Оно явно не могло примириться со своим вынужденным существованием в теле отвратительной крылатой твари с пепельно-серым цветом бугристой кожи и шипами на тыльных сторонах запястий, предплечьях, спине, бедрах. Человеческая личина могла обмануть зрение и зеркала, но не осязание. Алексу хотелось собственными руками разорвать это отвратительное тело и выпустить из него душу. Однако он не мог причинить себе вред, как бы ни пытался. Странный щит, повторяющий контуры фигуры, защищал его от всего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});