как влияние евреев первоначально было ограничено в основном экономикой, — говорится в той же сводке, — то после оккупации Литвы Советским Союзом в 1940 году они добились также господствующего влияния во всей общественной жизни. Характерно, что в НКВД работали прежде всего евреи. Таким образом, по их инициативе около 40.000 литовцев было сослано в Сибирь»[108]. В действительности, по данным НКВД, в Литве в 1941 году было арестовано 5.664 человека, выселено 10.187 человек, а всего репрессирован 15.851 человек[109].
Примерно так же создавалась немцами фальшивка по поводу советских репрессий в Латвии. «Во время еврейско-большевистского террора в общей сложности 33.038 латышей были сосланы, арестованы или убиты», — говорится в донесении о деятельности эйнзатцгруппы «А» за период с 16 октября 1941 по 31 января 1942 года.[110] Приведенная цифра завышена в три раза — довольно-таки скромно. Ведь помимо арестованных и депортированных из прифронтовой зоны, включавшей Латвию, а также некоторые районы Литвы и Эстонии, в июне 1941 года было эвакуировано 53 тысячи человек[111], в числе которых были и многие будущие военнослужащие 130-го латышского стрелкового корпуса, сражавшиеся впоследствии против гитлеровцев и их пособников за освобождение своей страны.
Гитлеровцы не скупились на рассказы о зверствах «жидо-большевиков» в Прибалтике. Все эти немецкие фальшивки преследовали двоякую цель: во-первых, разжечь ненависть местного населения к советской власти, во-вторых, натравить их на евреев, которые в ряде немецких документов ассоциировались с советской властью.
Дополним сухую статистику живыми эмоциональными высказываниями двух людей, оказавшихся в войне по разные стороны баррикад.
Рассказывает бывший солдат 16-го латышского полицейского полка, впоследствии — легионер 19-й латышской дивизии войск СС Петерис Л.:
«…О том, как у нас в 1940 году советская власть устанавливалась, насколько демократически, как теперь говорят. Отец мой, столяр, работали мы неподалеку от Валмиеры. Каждый был занят своим делом. Как-то приходит человек из города и сообщает новость — русские идут. Никто этому не верит. Отец мне говорит — сходи посмотри. Я пошел. Русские войска переходят мост через Гаую и направляются по улице Ригас в гору — в сторону Риги. С двух сторон любопытные. Воины латвийской армии, полицейские стоят шпалерами вдоль тротуаров. „Ура“ никто не кричит. Зеваки. Смотрят — и все.
…Было часов шесть. На улице показались двое в красных нарукавных повязках с белыми буквами „PD“ [латышская аббревиатура, означающая „служба содействия“]. Рабочие спрашивают что это — PD. Оказалось, эти PD обходят все дома, созывая людей на базарную площадь. Явка обязательна, в каждом доме может остаться по одному человеку, желательно из немощных, старых или больных. Отец и не думал спешить, а еще несколько человек, работавших над гипсовыми фигурами, фигурами потолка, вообще не собирались идти. Но во второй раз PD являются — всем идти безоговорочно. Отец сказал — ладно. Отправились мы на базарную площадь. Чуть ли не последними пришли. На площади трибуну возвели, вокруг — масса, словом, вся Валмиера. Мы с краю встали, площадь была окружена красноармейцами, в 15–20 шагах от толпы. Со штыками наперевес, винтовки в людей нацелены. Что там с трибуны вещали — расслышать было трудно, громкоговорителей не имелось. Духовой оркестр грянул „Интернационал“. Все вздымали кулаки. Если кто вскидывает сжатый кулак — пусть его, нам-то какое дело. Подскочил русский солдат и отца штыком по заднице — ну, вскидывай кулак. Тут, конечно, те, кто еще не успел это сделать, спохватились. …Когда митинг закончился, толпе не дали разойтись и организовали шествие к месту захоронения комсомольцев. Под конвоем с двух сторон все туда и двинулись. Там опять был митинг. И только тогда разрешили разойтись по домам.
Правильно ли поступил Ульманис, приняв ультиматум?
В народе говорили, что неправильно, надо было сопротивляться. Уверенность в этом окрепла, когда последовали повальные аресты. Говорили: в случае сопротивления было бы меньше жертв, чем сейчас. Поэтому надо было сражаться. Пусть и проиграли бы. Сегодня это более чем ясно. Мы потеряли бы людей не больше, чем в результате высылок»[112].
Читая этот анонимный рассказ «гренадера» (точнее — «гренадера войск СС»), невольно приходят на ум два вопроса. Во-первых, почему же все-таки лучше было сопротивляться, если все равно «проиграли бы»? Вот уж после вооруженного сопротивления могли последовать и «повальные аресты» — это наверняка. Очевидно, противники советской власти рассчитывали на гитлеровскую Германию, которая не бросит их на произвол судьбы и придет на помощь в решающий момент… А уж в послевоенных советских репрессиях остается винить только самих же карателей вроде того же Петериса Л. и его хозяев — немцев и латышских коллаборационистов. Если бы не их сотрудничество с гитлеровской Германией, если бы не их преступления, то меньше было бы судебных процессов над карателями, меньше было бы случайных жертв, сначала насильно призванных в легионы СС, а после войны депортированных в лагеря как военнопленные…
Предоставим теперь слово другому очевидцу. Рассказывает Рейнгольд Райбайс, бывший снайпер 123-го полка 43-й гвардейской латышской стрелковой дивизии, один из 33 тысяч якобы «депортированных» из Латвии накануне войны:
«Про довоенное житье-бытье распространяться не буду. Скажу только, что в буржуазной Латвии нашей семье жилось неважно. Не только из-за безработицы. Отец у меня был латышским красным стрелком. Воевал в гражданскую. Ну, сам понимаешь, какое было к нему отношение. Я работал то грузчиком, то шофером. Как повезет… После лета 1940 года жизнь стала налаживаться. Пошла повеселее. А тут — война! Мы с отцом, конечно, в стороне не остались. Пошли по общей дороге. Даже про мать родную забыли. Отчего у меня на совести — вечный камень. Расстреляли ее немецкие прихвостни. На третью неделю после нашего ухода»[113].
Еще в годы войны секретарь ЦК компартии Латвии Арвид Пельше в газете «За Советскую Латвию» (1942, № 18) писал:
«Ложь и хитрость, обман и месть издревле пребывали в арсенале завоевателей; когда им требовалось повлиять на легковерных или создать иллюзию успеха, наряду с мечом они пускали в ход и свое коронное оружие — ложь»[114].
Что собой представляли те, кто создавал эту ложь? Коллаборационисты, кровно заинтересованные в оккупационном режиме, в победе Гитлера. Довольно верную характеристику для них дал палач народов Прибалтики обергруппенфюрер СС Фридрих Йеккельн.
«Мне приходилось взаимодействовать по многим вопросам, — показал он на судебном процессе в Риге в 1946 году, — и с руководителем латвийского самоуправления генерал-директором Латвии Данкерсом, генерал-советником Литовского самоуправления Кубилюнасом, генерал-директором Эстонии доктором Мяэ. Все они, замечу, были большими друзьями немцев. Эти люди руководствовались только немецкими интересами и нисколько не задумывались о судьбе своих народов. Из разговоров с ними я понял, что они хотят уничтожать большевиков не меньше, а может