Звонарёв молча улыбнулся ей в ответ и тоже вышел.
На рабочем месте его уже ждал е-мэйл от Ольги:
– Объясни.
– Потом.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
– Потом. Я сейчас Карена потушу.
Карен бушевал у Алексея за спиной. Игнорируя субординацию, он матерно ругался, призывая Наташку в союзники. Их двоих не устраивала лёгкая сдача позиций.
– Отстань, а, – бросил ему Алексей через плечо. – Напишу свои контрпредложения, потом их обсудим.
– Он меня ненавидит?
– Кто? Карен? Не бери в голову.
– Но вправду поговорим потом?
– Поговорим. На работе – о бабах, с бабами – о работе.
– Хи-хи, – Ольга не пользовалась смайликами.
Пару часов Алёша был сильно занят, и Ольга Викторовна сочла нужным о себе напомнить:
– ?
На самом деле Алексей ни о чём не забыл, просто перетасовывал невысказанные на комитете тезисы.
– Итак, внимай. Резюмирую в двух словах твое выступление. Risk-metrics разработана инвестбанком JP Morgan, для работы с рыночными активами используется value-at-risk или VaR. Мы анализируем исторические ряды для каждого инструмента и определяем с заданной вероятностью, какой максимальный убыток может принести данный актив, если его включить в портфель. Таким образом, весь портфель банка оценивается с точки зрения риска.
Мои замечания.
Ты когда-нибудь слышала о понятии «толстых концов», сорри, «толстых хвостов»?
– Толстые концы звучит интереснее. Ну, слышала, но вникнуть было некогда.
– А зря. В основе работы с вероятностью фори-неры закладывают обычную кривую Гаусса. Но дело в том, что в реальной жизни хвосты этой кривой не плоские, а загибающиеся к верху. Толстые. Говоря по-человечески, катастрофические убытки, игнорируемые концепцией VaR, в реальной жизни гораздо более вероятны, чем допускаются теорией вероятности. Отсюда толстые концы и первые жертвы. Слышала, что наш дефолт 1998 года похоронил фонд высоколобых нобелевских лауреатов LCTM? Их модели считали риск такого события мизерным, а катастрофа случилась на третий год жизни фонда. И привет! У меня книжка есть про них.
– Дашь почитать?
– Дам. Замечание второе. Концепция VaR здорово работает для микрокризисов. Проблемы конкретного эмитента, трудности конкретного инвестора. В единичном масштабе риск действительно калькулируется. Но не забывай, что еще одним допущением модели является ликвидность. Т. е. исследуя временные ряды, мы измеряем максимальные изменения цены на актив за заданный период. Например, мы считаем, что иностранную валюту можно продать мгновенно, сбросить портфель «голубых фишек» можно за сутки, а вот портфель векселей будем реализовывать целую неделю. Ликвидность у инструментов разная. Но, когда происходит глобальный кризис, ликвидность рынков пропадает. Иногда совсем. Слышала о термине «бегство за качеством»? Т. е. во время паники содержимое нашего портфеля окажется никому не нужно, ни по какой цене. И продать те же ОФЗ забубенного года погашения просто не получится. Что бы там не считала по этому поводу VaR. На фига нам тогда спрашивается такой риск-менеджмент?
И еще несколько политических замечаний.
Посмотри, как этот риск-менеджмент вводит Центробанк. На уровне советов. Наш регулятор сам не до конца понял, что к чему, и просто транслирует нам «базельские рекомендации». Бухучет не разработан.
Вот, по-хорошему, обсчитаем мы VаКом содержимое своего банковского портфеля (закрыв глаза на все неточности). И что дальше? По-хорошему, нужно будет заранее создать резервы на покрытие возможных потерь от переоценки портфеля. И на каком счете создавать их? Инструкция ЦБ есть? И что будет с достаточностью нашего капитала?
Упадет! И что скажет налоговая? «Ах, прибыль уменьшаете, чтобы налог не платить. Им-то плевать на риск-менеджмент.
И еще. Наш рынок неразвит. Помнишь 1998?
Все банки сидели в ГКО. Кто-то больше, кто-то меньше. Просчитать риск того, что с государством что-то случится, было можно, но не торговать ГКО было нельзя. Не хватало инструментов объективно. И всех накрыло. И что с тех пор изменилось? Наши портфели переполнены тем же Газпромом и векселями Сбера, которые 1998 пережили без дефолта. Просчитать их риск VaRoM бессмысленно, нам придется уменьшать доли этих эмитентов в портфеле, а заменить чем? Значит, будет принято политическое решение проигнорировать твои рекомендации для Сбербанка и Газпрома. Класс! И потом. Наверняка, у тех же форинеров уже есть более современные разработки.
– Убил! Хочется забиться в уголок, накрыть голову простынкой и КУ! За лекцию спасибо.
– Не за что. Но ой!
– Что ой?
– Как представлю тебя сидящей в уголКУ, хочется приподнять простынКУ и… КУ!
– А что же такое КУ? Такие фантазии рождаются.
– Хи-хи-хи, а ты гурман.
– Ага.
– А про другое?
– Что другое?
– Я про другое просила объяснить.
– Не понял?
– Про рисование моих пальцев.
– Ну, это из детства еще. Рисовать меня как-то учили.
– Бросил?
– Да.
– А чего?
– Да ну! Этим же денег не заработаешь. Если для себя только. Некогда, да и лень.
– И зря!
– Просто мой покойный дед меня учил: каждое дело нужно делать хорошо. Когда я про рисование думаю, понимаю, что если за это браться, то только, чтобы нарисовать шедевр. А откуда шедевру взяться?
– Неправ.
– Говори.
Ольга долго молчала.
– Я как-то читала книжку популярную про древние цивилизации. Вот представь: пройдут тысячи лет, десятки тысяч, сотни тысяч. Языки забудутся, литература, на них написанная, исчезнет. Вкусы изменятся, и музыка выйдет из моды. Здания обветшают и обрушатся. Не останется ничего, кроме живописи – не знаю, может, неправильно говорю. Но вот мы видим наскальные рисунки первобытных охотников на стене в пещере. Мы даже представить не можем, кто их нарисовал. 400 тысяч лет назад! Но чувство прекрасного соединяет нас: потомков и тех неведомых предков Мы восхищаемся гибкостью линий так же, как восхищались они. Века пронеслись над этой пещерой, а красота осталась. Понимаешь?
– Да. Красиво излагаешь!
– Не дразнись. Это я цитирую. Может, у тебя есть дар, а ты его хоронишь. Даже не попробовал.
– В жизни открыто много дверей, но никогда не бывает так, чтобы, зайдя в одну из них, ты не захлопнул остальные.