Читать интересную книгу Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции - Джон Перкинс

Я же очень скоро уяснил для себя, что вся эта блестящая статистика не отражает той высокой цены, которую индонезийский народ заплатил за так называемое «экономическое чудо». Весь выигрыш от него распределился только между теми, кто занимал верхушку экономической лестницы. Быстрый рост национального дохода был достигнут исключительно за счет жестокой эксплуатации дешевой и многочисленной рабочей силы.

Настоящая потогонная система выжимала из рабочих-индонезийцев все соки, обрекая их на многочасовой непосильный труд в тяжелейших условиях, без каких-либо гарантий охраны жизни и здоровья. А правительство между тем щедро раздавало иностранным корпорациям право на хищническое разграбление природных богатств, благословляя практику, давно признанную незаконной в странах так называемого первого мира и Северной Америки. И хотя официально минимальный размер заработной платы вырос до трех долларов в день, работодатели на практике часто игнорировали это условие.

В 2002 году примерно 52 % населения страны было вынуждено жить менее чем на два доллара в день, что, с какой точки зрения ни посмотри, есть не что иное, как рабство, только современного типа. На самом деле даже трех долларов не хватает для обеспечения элементарных жизненных потребностей работника и членов его семьи.

Нет ничего удивительного в том, что Индонезия и не думала сопротивляться навязываемой извне экономической политике, которая лишь отягощала ее непомерным внешним долгом. Разбухавший ужасающими темпами национальный долг был своеобразной платой за жадное обогащение местной элиты, которую ничуть не беспокоило, что своей ненасытностью она ввергает страну в экономический штопор.

По данным доклада Всемирного банка о мировом финансовом положении (Global Development Finance report) и Международной финансовой статистики МВФ, Индонезия неуклонно удерживала печальный рекорд страны с самым высоким в Азии внешним долгом (в процентном отношении к ВВП). В переломный период 1990–1996 годов, когда вызревал азиатский финансовый кризис, этот показатель стабильно держался на уровне не ниже 60 % (по сравнению с показателем в 35 % у соседнего Таиланда, 15 % — у Китая и Гонконга и 10 % — у Сингапура и Тайваня).

Показатель соотношения ВВП и расходов на обслуживание внешнего долга плюс краткосрочные долги (тоже в %) у Индонезии фиксировался на уровне 300 % от ВВП, тогда как у Таиланда он составлял 120 %, у Китая — 60 %, а у Гонконга — так и вовсе 25 % (данные по Сингапуру недоступны). Эти цифры свидетельствовали о том, что мы загнали Индонезию в такую долговую яму, из которой она не сможет вылезти самостоятельно, если, конечно, не будет во всем потакать желаниям наших корпораций. Что и говорить, мы, экономические убийцы, в данном случае сработали на совесть[1].

Еще раз вынужден подчеркнуть, что парадность национальной статистики обманчива. Как и в случае со многими другими странами третьего мира, быстрый прирост валютных резервов, отличное состояние торгового баланса, низкий уровень инфляции и существенный темп экономического роста Индонезии свидетельствовали лишь о благополучии крайне малочисленной, наиболее богатой прослойки населения. Все остальные оказывались за бортом экономического благополучия, но именно они несли ужасное налоговое бремя.

Пожалуй, нигде больше так тесно не смыкаются мир бедности, умение корпораций выжимать все соки и благополучие западного потребителя, как на индонезийских «потогонных фабриках» (которые, впрочем, мало чем отличаются от тех, что существуют в других странах Азии).

Крупные международные корпорации при поддержке политики Всемирного банка и МВФ, рекомендующей странам третьего мира приватизацию и освобождение иностранного капитала от налогового бремени, выкупают или берут в аренду местные фабрики и создают на них невыносимые условия. Помимо чудовищной недоплаты за тяжкий многочасовой труд там применяются зверские методы подавления сопротивления тех, кто вздумает протестовать против рабской эксплуатации, — нередки жестокие побои, зачастую смертельные. Выходит, что местное население обрекается на тяжкие страдания только во имя того, чтобы обыватель в странах первого мира мог недорого приобретать товары в магазинах.

Когда я путешествовал по Америке с презентацией своей книги «Исповедь экономического убийцы», ко мне часто подходили люди, чтобы рассказать о том, как такие ведущие компании, как Nike, Adidas, Ralph Lauren, Wal-Mart и the Gap, извлекают немалую прибыль из того, что иначе как рабским трудом и назвать нельзя. Два мужественных человека предложили мне подробно рассказать об их собственном ужасающем опыте в Индонезии.

6

Потогонная система

В 2005 году жизнь свела меня с двумя кинодокументалистами — Джимом Киди и Лесли Кретцу. Они обратились ко мне с предложением дать интервью для телевидения. Общаясь с ними по телефону и электронной почте, я заключил, что эти молодые люди — антиподы экономических убийц и общественные активисты новой волны.

«Мы хотим не только взять у вас интервью, но и пополнить ваши знания о том, что такое индонезийские потогонные фабрики», — заявила при встрече Лесли. Она пояснила, что в 2000 году они с Джимом некоторое время провели на фабрике Nike бок о бок с местными рабочими-индонезийцами, пытаясь, как и они, выжить в тех же самых ужасных условиях, на скудную зарплату, чтобы на своей шкуре испытать все «прелести» потогонной системы.

Я спросил, что же побудило их к этому шагу.

— О, кажется, что это было так давно, — начала рассказ Лесли. — Тогда я только вступила в Иезуитский волонтерский корпус. Вот когда мне довелось увидеть то, во что я раньше никогда бы не поверила: картины ужасающей нищеты и страданий людей. Я поняла, что увиденное перевернуло мою жизнь. Потом я работала в Индии, с продолжателями дела матери Терезы. Мне хотелось помогать тем, кого она при жизни окружала заботой, — «беднейшим из бедных». Однако стоит вам хоть чуть-чуть пожить с такими людьми — и вам уже никогда не вернуться к прежним привычкам и никогда не забыть увиденного. Это то, что переворачивает вашу жизнь и не позволяет вам сидеть сложа руки. Вы просто хотите действовать.

Я перевел взгляд на Джима.

— А я, — улыбаясь, включился он в разговор, — можно считать, был похищен Богом. И хотя это звучит смешно, я говорю абсолютно серьезно. Учась в университете, я думал о том, как бы найти работу на Уолл-стрит, сколотить миллионное состояние, а к 35 годам уйти в отставку. Но в 1993-м, когда мне исполнился 21 год, я отправился в кругосветное путешествие и впервые посетил несколько развивающихся стран — Индонезию, Лаос, Вьетнам, Бирму, Непал и другие. Там я понял, что такое настоящая неприкрытая бедность.

Оказалось, что увиденные мною картины воплощают в себе все то, о чем мне твердили на протяжении 16 лет учебы в католической школе и позже, в университете Св. Иосифа. Я воочию увидел тех чад, за которых ратовал Господь. Так начиналось мое служение страждущим — всем тем, за кого просили Иисус, пророк Магомет, иудейские пророки, Будда и другие духовные вожди. Ведь если вдуматься, в основу всех мировых религий положена одна и та же идея социальной справедливости.

Я попросил Лесли и Джима записать свою историю.

Порядками на предприятиях корпорации Nike мы заинтересовались еще в 1998 году, когда Джим был помощником футбольного тренера в университете Св. Иосифа в Нью-Йорке. В то время он проходил курс магистрата по теологии и, работая над курсовой по католическому социальному учению, решил оценить с этой точки зрения рабочую практику на фабриках Nike.

Он только начал свои исследования, когда стало известно, что спортивный факультет ведет переговоры с этой компанией о 3,5-миллионной рекламной сделке, связанной с продвижением бренда Nike. Она предусматривала требование, чтобы все тренеры и студенты-спортсмены в рекламных целях носили спортивную одежду и аксессуары этой фирмы.

Тут Джим, который уже кое-что знал о методах работы Nike, сначала в разговорах с сокурсниками, а потом и в ректорате заявил, что по соображениям совести не желает становиться ходячей рекламой производителя, которого обвиняют в применении на своих предприятиях потогонной системы. В ответ один из крупнейших католических университетов страны выдвинул Джиму ультиматум: либо он прекращает нападки на миллионную сделку и, как все, безропотно носит одежду Nike, либо уходит. Джим выбрал последнее и в июне 1998 года навсегда покинул стены университета.

Желая иметь стопроцентную уверенность в своей правоте и обоснованности этого шага, Джим обратился в администрацию компании Nike с просьбой разрешить ему поработать на одной из ее фабрик хотя бы в течение месяца, чтобы составить собственное представление о местных условиях труда. Ему ответили, что месяца будет недостаточно, тем более что он не владеет ни одним из южноазиатских языков; кроме того, из-за этого придется лишить места кого-то из рабочих.