Читать интересную книгу Визит в абвер - Александр Сердюк

Дальше шло подробнейшее описание событий, с которыми Борцов был хорошо знаком. Один листок, другой, третий… Павел Николаевич быстро пробежал глазами строки, не сообщавшие ему ничего нового, и задержался на описании попытки Броднера к самоубийству. Обнаженно, с жестокой правдивостью отец рассказывал о своем духовном крахе. Хватило ему и смелости, и сил описать все это. Впрочем, Броднера нетрудно понять: глубокий самоанализ невозможен, если избегать правды, утаивать неприятное. Да и Курту уже семнадцатый, с ним можно объясняться по-мужски, без обиняков. Пусть читает да на ус мотает, польза таких жестоких уроков очевидна.

Изложил Броднер, правда, в общих чертах, не раскрывая тайн, и свою встречу с русским офицером. На этих строках майор тоже не задержался, но прочитал очень внимательно.

«Об одном прошу тебя, Курт: больше не старайся походить на своего отца. Как-то раньше ты сказал мне, что будешь моим достойным наследником. Упаси тебя бог! Умоляю и заклинаю: не стремись к этому. Каким я могу быть для тебя примером? Для всех, кто готовится вступить в сознательную жизнь? Мое поколение история проклянет вместе с нашим фюрером».

Борцов аккуратно вложил листки в конверт, на котором был адрес Курта. Он еще не знал, как в конце концов поступит с этим письмом, но постарается сохранить его до дня победы.

Прошло несколько часов, прежде чем к Борцову явился полковой радист. Принятая им радиограмма представляла из себя стройные колонки цифр. Павел Николаевич поблагодарил солдата и, запершись в комнате, выложил на стол книжечку с шифром, чистую бумагу и начал превращать цифры в нормальные слова. Итак, с первых же слов стало ясно, что весь текст составлен генералом Судоплатовым. Его стиль — рубленая фраза, отточенные формулировки, категоричные выводы. Брать быка за рога он умел. Поиск Шустера, полагал он, задача номер один. Предпринимаемые абвером попытки создать новые опорные пункты и восстановить старые следует пресекать в зародыше. Активную поддержку окажут фронтовые управления контрразведки «Смерш». Их станции слежения за эфиром постараются запеленговать выход абвера на связь с подвижным отрядом Шустера. Для этой же цели в распоряжение Борцова будет направлена машина с радиопеленгатором. Ядро поисковой группы должна составлять погранзастава капитана Самородова.

Начальник управления также предложил подумать, в каком качестве может быть подключен к поиску бывший абверовский агент Сергей Ромашов. Этого радиста, засланного в советский прифронтовой тыл полтора месяца назад, Борцов знал лично. Выполнять преступное задание парень не стал, а, приземлившись, прямо с парашютом направился в одну из воинских частей. Своим чистосердечным признанием он внушал доверие.

Не видя в том особого риска, Ромашова определили в группу пеленгаторщиков. Он умел быстро принимать на слух и по почерку узнавать недавних сослуживцев. С помощью Сергея удалось засечь несколько вражеских радиоточек.

Полной неожиданностью для Павла Николаевича явилась последняя фраза шифровки: его поздравляли с присвоением очередного воинского звания.

Что ж, вроде бы все ясно, надо приступать к делу.

Встретившись с начальником штаба полка и проинформировав его о распоряжениях Центра, Борцов сразу же выехал на заставу. Лесная дорога, тем более после недавнего происшествия, не внушала никакого доверия, однако думать о возможных неприятностях не хотелось. Голова была занята другим — Павел Николаевич пытался уже сейчас представить себе назревавшие события. Воображение рисовало, пока лишь в общих чертах, довольно любопытную картину. Матерый гитлеровский разведчик, преодолев линию фронта, углубился в леса и бесследно исчез. Он уверен, что, совершив этот маневр, сумеет перехитрить советскую разведку. Пройдет немного времени и, освоившись на новом месте, Шустер начнет действовать. И хотя сам шеф, то есть майор фон Баркель, отнюдь не фантазер, даже он не посмеет предположить, что по следу пойдет не кто-нибудь, а исчезнувший из абвера писарь, обладавший четким, каллиграфическим почерком.

То, что было уже известно Борцову, обнадеживало. Кое-что сболтнул власовец — не по своей неосторожности, разумеется, а с определенной мыслью. Упрекнуть в неосторожности можно лишь лейтенанта Руммера, его дневничок тоже сослужил службу. Ну а полковник Броднер действовал, отдавая себе отчет в том, на что идет. С его помощью удалось докопаться до сути, ухватиться за кончик ниточки в хитром клубочке. Итак, ниточка в руках. Куда же она поведет? И не оборвется ли в самом неподходящем месте?

Удалось ли за эти два дня капитану Самородову еще хотя бы на шаг приблизиться к истине? Чем он занят сейчас? Все так же упрямо продирается сквозь чащобы или нет-нет да и посмотрит на запад, туда, где за горизонтом не так уж и далека граница, его старая, родная, сожженная врагом застава?

Да, пути господни и впрямь неисповедимы. Тем более пути фронтовые, а особенно эти — по-лисьи хитрые, тайные. Тут бывают такие повороты, что лишь руками разведешь.

Самородов конечно же и думать не думал, что в один прекрасный день его заставе суждено сойти с главного направления и развернуться сразу на все сто восемьдесят градусов. Другие пошли дальше, вместе с наступающей армией, а вот он со своими солдатами, повинуясь приказу, остался в дремучем лесном краю… Значит, первыми на линию границы выйдут другие заставы. Они поставят столбы с государственным гербом, проторят дозорные тропы, вспашут контрольно-следовые полосы. Воздвигнут героям обелиски. И они же пойдут в дозор вместо тех, кто в июне сорок первого остался у рубежа навечно.

А он, капитан Самородов, едва не разделивший их судьбу, будет исполнять свой долг в… глубоком тылу. Тут у него даже не повернулся бы язык сказать это бывалым пограничникам.

Все началось с мотоциклиста. Возможно, если бы в тот утренний час, когда Самородов остановил его проверить документы, не появилась «эмочка» с офицером из Москвы, бурные дебаты на проселочной дороге закончились бы весьма прозаично: подозрительного типа он отправил бы под конвоем в штаб полка, даже не узнав, что это за птица. Ведь так уже бывало. Он и до войны не всегда знал, кем оказывались пойманные заставой лазутчики. Но если потом начальство благодарило его, значит, было за что.

Ну а после мотоциклиста — автоматная очередь из кустарника. При повторной встрече с фанатиком — заслуженное им отмщение. Ну, и последнее — полковник с доктором, сдавшиеся добровольно.

Впереди — поиск какого-то гауптмана, не дающего никому покоя, ни рядовым солдатам, ни офицерам. Майор Борцов уехал в штаб, наверное, вот-вот вернется. Порадовать его больше нечем, однако он вернется не с пустыми руками. ЦРУ, то есть центральных руководящих указаний, привезет непременно.

Самородов как в воду глядел, контрразведчик сразу занялся делом. Едва выбравшись из «эмки», Борцов распорядился разбить еще три палатки, тщательно прочесать окружающую местность и по всему периметру дополнительно выставить часовых. Зачем это? Но пограничник был достаточно тактичным офицером, чтобы раньше времени приставать со своими расспросами.

Недоумения следовали одно за другим. Капитан даже ахнул, когда из багажника «эмки» вытащили несколько новых комплектов немецкого обмундирования. Тут уж он не смог удержаться.

— А это еще зачем? Для кого?

— Для вас, — спокойно пояснил Борцов.

— Для меня?

— Ну, не лично для вас. Могут понадобиться солдатам. Комплекта три-четыре, — Павел Николаевич знал, что говорил.

Тем не менее начальнику заставы хотелось ясности.

— Вы под эту форму что-то задумали?

— Безусловно. Однако пусть вас это не смущает. Известно же, что от формы содержание не меняется. Так ведь?

— Так-то оно так, — капитан все еще покачивал головой. — Но ведь это чья шкура? С каким чувством напялишь ее?

— А если нужно? Если это будет диктоваться необходимостью?

— Надеюсь, пограничники нас поймут. Тем более что комплекты чистенькие, еще не надеванные. Немцы-то сколько складов побросали, драпая!

— Значит, не надеванные? — Самородов не преминул ухватиться за эту возможность хоть как-то облегчить свою участь. — Ну, тогда еще ничего… Тогда сойдет… Будет не так противно, товарищ майор!

— Во-первых, я уже не майор… Можете поздравить, — сознался Борцов со смешанным чувством довольства и смущения. — А во-вторых… Один древний философ советовал все познать и не пасть душою. Не пасть душою, ясно? — повторил он, ободряя пограничника.

— Еще бы… Очень даже ясно, товарищ подполковник!

— Ну а насчет формы, то для дела, конечно, лучше бэу… Больше правдоподобия.

— Да бэу из нее мигом сделаем! — охотно пообещал Самородов и заулыбался. — Поползаем по поляне на коленочках да локоточках, и будет полнейшее правдоподобие. — Пограничники все могут.