- Хвали день вечером, - зло заметил старик, - пиво - когда выпьешь, а женщину после смерти.
- Что ты, отец? - с веселым удивлением спросил Савва. - За что же не жалуешь свою красавицу дочь?
- Не дочь она мне, - проворчал старик, - невестка. Вдова сына покойного. - И, вздохнув, тихо добавил: - Памяти его не бережет.
Помолчали.
- Стало, и Ёнас на новом шляху сейчас? - поднимаясь, спросил Савва. Старик кивнул головой.
- Тогда мы туда поторопимся...
Старик не стал их удерживать.
На широком, мощенном деревом шляху было людно и весело. Кузнецы играли в гулу.
Редко кто знает теперь об этой старой белорусской игре. Когда-то она была игрой силачей.
Целыми селами и хуторами сходились по праздникам крестьяне на каком-либо широком шляху и затевали спор. Делились на партии, выставляли от себя "дужих хлопцев", выбирали "содругов", помощников с длинными кольями.
Приносили гулу - небольшое, с мужской кулак, хорошо закаленное и ровно оглаженное железное ядро. Избранники-силачи становились каждый на свое очерченное поле, метали ядро в сторону противника, а содруги старались как можно раньше задержать его кольями. С того места, где остановят ядро, противник будет метать в обратную сторону.
Не тай-то просто было остановить гулу, пущенную могучей рукой лесника или молотобойца.
Ядро гудело, подпрыгивая на твердом грунте; трещали выставленные колья и прыгали в стороны содруги, спасая босые ноги.
Гула катилась под вой и свист старых и малых:
- Берегись!
- Гудит! Гудит!.. Еще гудит!
Чем дальше она прогудит, минуя колья содругов, тем дальше должен отойти противник от начальной черты.
Иной раз сильные загоняли слабейших далеко за деревню и не пускали обратно, требуя выкупа.
Правила игры соблюдались строго. Никто, кроме выбранных, не мог ни бросать, ни останавливать гулу. И все же нередко бывало, что, начавшись мирно, по уговору, метанье гулы заканчивалось общим боем распалившихся игроков и спорщиков, без всяких условий и правил.
Сегодня, пока что, все шло хорошо.
Большой прогон шляха, который по прихоти пана крестьяне только недавно устлали деревянной брусчаткой (с двора по три топорища), еще был закрыт для проезда, но панские сторожа разрешили односельчанам покатать на нем гулу для забавы. Место было хорошее, ровное, а главное, в новину - катать гулу по дереву. Полюбоваться игрой пришли и литовцы и русские. Многие в праздничных нарядах, как на кирмаш, иные уже навеселе, с песнями. Женщины толпились отдельно, на обочине, усыпанной свежей стружкой, некоторые сидели на обрубках оставшихся бревен. Пожилые мужчины, положив в магерку старшего сторожа заклад, следили за игрой, подзадоривая друг друга.
Огненно-рыжий, с застенчивым выражением лица, кузнец Василек, небывало высокого роста и с прославленной на всю округу силой, сражался один против двух.
Броски его были стремительны и точны. Чернобородый Михалка, кузнец из Старой Рудни, и его юный молотобоец Юхим отступали, мрачнея и теряя спокойствие духа.
Сторонники Василька торжествовали. Они метались по краю дороги, вслед за гулой, сопровождая каждый бросок острым словом, смеялись и улюлюкали, когда бросал их противник. Нарочно жалобно просили своего богатыря.
- Василек, сонейка, голуба, пажалел бы ты Михалку с Юхимом... упрели, бедняги, задом пятясь!
- Ничто! - сдерживая обиду, кричали в ответ староруденцы.
- Наш Михалка, как качалка! И взад и вперед може!
- Ён бы мог, да силы не дав бог! - не унимались задиры.
Михалка бросал ядро, свирепея, тяжко дыша и сбиваясь с ровного направления.
Василек спокойно, казалось, даже лениво, с каждым разом продвигался вперед.
Гудело ядро, трещали колья, метались по обочинам кричащие спорщики, пересмеивались молодицы и девушки.
Молотобоец Юхим, чувствуя на себе десяток насмешливых девичьих глаз, не зная, как избавиться от стыда, с отчаянием сильно размахнулся и... споткнувшись о торчащий брусок, упал на колено, выпустив ядро почти без толчка. Громкий хохот пригнул молотобойца к брусчатке еще ниже.
Содруги Василька без труда остановили гулу, и Михалка, зло плюнув, шагнул вбок с дороги.
Игра была кончена. Василек ступил на поле противника. Его окружили, шумно поздравляя с победой, но Старая Рудня не хотела сдаваться. Она выставляла нового бойца.
- Давай Ёнаса!
- Ёнаса на черту!
Маленький остроносенький мужичок в дырявой магерке и беспятых лаптях кричал, пробиваясь к Васильку:
- Ты Ёнаса переметни! Ёнас тебе не уступит! Он тебе пара!
- Ёнас не ваш, он же с хутора! - пробовали возразить сторонники Василька.
- Наш, наш Ёнас, мало что с хутора... Сосед наш, он за нас! - со всех сторон голосили побежденные и те, кто ждал нового зрелища.
- Выходи, Ёнас!
К Васильку подтащили коренастого светловолосого пожилого человека с ясными голубыми глазами.
Смахнув широкой ладонью пот с лица, Василёк поглядел на Ёнаса сверху вниз и, улыбнувшись, словно он был в чем виноват перед ним, сказал тихим, ласковым голосом:
- Что ж, браток, коли люди нас выбрали...
- Спасибо, - ответил Ёнас, хитро прищуриваясь, - только бросать гулу будем новую, что я смастерил.
Он вынул из-за пазухи отливающее матовым блеском ядро, показал и тут же прикрыл его ладонью.
Василёк не обратил на это внимания.
- Бросай, - кротко сказал он, отходя к черте на свое поле. Стал на черту и Ёнас.
Спорщики затихли, содруги Василька приготовили колья. Взмахнув двумя руками и сильно качнувшись всем телом, Ёнас метнул...
Со странным, ранее не слышанным, пронзительным свистом гула промелькнула в воздухе, ударилась о брусчатку дороги и покатилась, не загудев, как обычно, а жалобно застонав, словно какое-то живое существо.
Это было так неожиданно и так непонятно, что женщины испуганно перекрестились, а содруги Василька забыли выставить колья. Раскрыв от удивления рты, они смотрели, как стонущая живым голосом гула, подпрыгивая, катилась мимо. Василек растерянно оглянулся. Гула перекатилась через его черту и покатилась дальше, все еще продолжая стонать. И вдруг, нарушив строгое правило игры, гулу остановил и поднял не выбранный содруг, а хлопец, выбежавший из кустов справа от шляха.
- Не руш! Не руш! - взревели пришедшие в себя сторонники Ёнаса и бросились к хлопцу.
- Отодрать ему уши!
Возле хлопца появился рослый мужчина, а за ним красавица Неринга.
- Пошто остановил?
- Не твоя справа! Ты не содруг!
Добежавшие уже замахнулись кулаками.
- Простите, браты! - остановил их незнакомый мужчина, взяв в руку гулу и заслоняя собой хлопца.
- Не знал он, что трогать нельзя... а дивно, - что за гула с песней...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});