Председатель. — Кем было сказано?
Спиридович. — Мной и другими. Они были начальниками, я не был начальником. Затем государь поехал в шхеры, я с своим отрядом тоже поехал в шхеры, и Ратимова я уже не видал до конца 1907 года. Когда мы вернулись в конце октября в Петергоф, после переезда в Царское Село, Ратимов приходит ко мне и докладывает, что Наумов возобновил с ним знакомство. Тут я уже не помню точно, что он мне говорил, но безусловно в своем докладе он давал сведения о том, что дело идет о покушении на государя императора. Помню мною тогда же было доложено дворцовому коменданту, что это надлежит передать в ведение начальника охранного отделения, и я получил приказание передать все это дело с рук на руки генералу Герасимову. Как вел розыск Герасимов, какие давал сведения, мне не было известно до дня суда, куда я был вызван свидетелем.
Председатель. — После вашего возвращения с бывшим императором в Царское Село, вы видели Ратимова всего один раз или несколько раз?
Спиридович. — Не помню. Может быть, раз, — может быть, два.
Председатель. — Вы виделись с ним наедине или в присутствии кого-нибудь другого?
Спиридович. — Не помню. В моем показании это во всяком случае должно быть.
Председатель. — Может быть, это был командир сотни?
Спиридович. — Да.
Председатель. — А вместе с Герасимовым вы не видели Ратимова?
Спиридович. — Да, когда я передавал ему это дело.
Председатель. — Это было один раз или несколько раз?
Спиридович. — Один раз.
Председатель. — Итак, вы видели Ратимова в присутствии Герасимова только один раз?
Спиридович. — Да.
Председатель. — Когда до вас дошли сведения о том, что Наумов дает Ратимову прокламации, вы сообщили об этом Герасимову?
Спиридович. — Не помню. Разрешите вспомнить. Ведь я в данном случае был человеком совершенно посторонним; все это должен был сделать командир сотни. Для меня это было совершенно неожиданно и необычайно.
Председатель. — Но это не такая неожиданность, которая заставляет человека растеряться. Вам вверена охрана государя императора. Вы даже литературным трудом занимаетесь, вы знаете, что передача прокламаций — особенно в военной среде, человеком из военных, составляет преступление. Отчего же об этом преступлении вы, не обыкновенный гражданин и обыватель, а человек, специально к делу приставленный, ничего не сообщили по начальству — для производства первоначального ареста?
Спиридович. — Виноват, это, вероятно, и было сделано.
Председатель. — То-есть вы думаете, что Наумов был арестован?
Спиридович. — Нет.
Председатель. — Почему же вы не настаивали на том, чтобы этот вредный человек был арестован. Ведь если бы он был арестован, он может быть не был бы через год повешен, а с ним вместе и еще два человека, а другие не пошли бы в каторжные работы.
Спиридович. — Это не входило в круг моих обязанностей. Этим ведал генерал Трепов. Вы не изволите знать, что такое был генерал Трепов. Когда я вошел к нему раз спросить о своих обязанностях, он очень круто в присутствии всех со мною обошелся.
Председатель. — Вы начальник охраны государя императора, вам подчинена целая армия филеров. Вам доложили, что в Царском Селе завелся человек, сын содержателя почтовой конторы, который распространяет в конвое его величества прокламации, — вы, который несете эту охрану, не настаиваете на его аресте на том основании, что у вас строгий начальник и вы не смеете доложить ему о необходимости этого ареста.
Спиридович. — Я этого не говорю, я этого не помню. Вероятно, Герасимову это было сказано. Но я не могу удостоверить, что именно я слышал тогда об этих прокламациях. Я покорнейше прошу рассмотреть мои показания, которые я тогда давал прокурору при производстве дознания. Ведь я вам говорю теперь через несколько лет после того, как я говорил тогда на суде. Ведь это дело меня тогда совершенно не интересовало. Тогда Герасимов выезжал в Царское с непосредственным докладом.
Председатель. — Я понял так, что вы в присутствии князя Трубецкого и командира сотни выслушали рассказ конвойца Ратимова о том, что в Царском Селе, около дворца, Наумов давал ему прокламации.
Спиридович. — Нет, извините, где он давал — я не знал.
Председатель. — Ну, да это безразлично, где. Но кто он, — вам это говорили?
Спиридович. — Да, — кто, но не где.
Председатель. — Наличность факта. Имя Наумова, на которого Ратимов мог всегда указать, как на человека, раздающего прокламации, было вам известно?
Спиридович. — Все было известно Герасимову.
Председатель. — И вам тоже?
Спиридович. — Я не веду розыска.
Председатель. — Какой розыск! Совершено преступление, предусмотренное статьей 129 и 130, — вы это прекрасно знаете. Вам надо было арестовать этого человека, потому что вы стояли во главе охраны Царского Села.
Спиридович. — Но ведь эти обязанности несет конвой.
Председатель. — Разве вы считаете, что обязанности конвоя иные, чем обязанности начальника охраны?
Спиридович. — Я и хочу все время доказать, что наша охрана была охрана физическая, что моя часть там не была агентурной, как вы изволите указывать мне, и никакого отношения к делу не имела.
Председатель. — В данном случае меня интересует конкретный вопрос — ваши отношения к делу Наумова и Никитенко. Дело это приняло потом большую огласку, получило наименование приготовления к цареубийству. Может быть, для вас не тайна, что никакого приготовления к цареубийству там не было, однако, все это кончилось повешением трех лиц и ссылкой на каторжные работы ряда других. Можно по-разному смотреть на вещи, но ведь вы знаете, чем это кончилось… Скажите, пожалуйста, вот что: подведомственные вам филеры не следили за Ратимовым и Наумовым, за сношениями их?
Спиридович. — Нет.
Председатель. — Ну, оставим это. Скажите, вы были арестованы в Петрограде?
Спиридович. — Да, в Петрограде.
Председатель. — По чьему вызову вы приехали в Петроград?
Спиридович. — Я в Петроград собирался с конца прошлого 1916 года. Я представил все документы, вы изволили их получить.
Председатель. — Да, я знаю. Но по чьему вызову вы приехали сюда?
Спиридович. — Я получил разрешение, а затем получил телеграмму министра Протопопова, с ссылкой на Рейна, чтобы я прибыл, потому и приехал. Главным образом поездка моя задержалась подысканием мне заместителя. Я бы давно уже приехал, но ждал, чтобы мне назначили заместителя. Однако, получил телеграмму, что министр просит меня выехать.
Председатель. — Когда вы приехали в Петроград?
Спиридович. — 20 февраля.
Председатель. — Вы представили свидетельство?
Спиридович. — Нет, я впервые был вызван министром в субботу, через неделю, кажется, 26 февраля. Т.-е. я приехал в понедельник, а по повестке был вызван к министру в субботу.
Председатель. — 25-го февраля.
Спиридович. — Да, 25-го.
Председатель. — Какой разговор у вас произошел с министром? Передайте содержание этого разговора в существенной его части.
Спиридович. — В существенной части разговор касался дел, по которым я приехал. Я вкратце доложил мое дело, министр выслушал, пригласил Анцыферова, дал краткую резолюцию и попросил помочь, чтобы я все это дело провел.
Председатель. — Какое дело?
Спиридович. — Там были дела о границах градоначальства.
Председатель. — Следовательно, это — дела, касающиеся ялтинского градоначальства, а не петроградских событий. А разговор относительно Петрограда был?
Спиридович. — Нет, не было.
Председатель. — Вы один приехали из Ялты или вместе с кем-нибудь из чинов местной крымской администрации?
Спиридович. — Нет, я один. Со мной ехал помощник пристава, князь Церетелли. Он ехал просить о переводе, я не знал этого, но в Петрограде, в департаменте общих дел, я узнал. Мне начальник отделения говорил: «Отчего вы не сделаете его помощником?»
Председатель. — Он тоже получил телеграмму с вызовом от Протопопова?
Спиридович. — Этого я не знаю. Нет. Он пришел в Ялте и просил об отпуске в Петроград, не говоря о причинах.