некоторые места будут вызывать любопытство других, которые захотят испытать на себе самые рискованные процедуры. Та естественная сдержанность, которую я ощущал при мысли о представлении Вималананды неподготовленной аудитории, могла стать препятствием к публикации всего этого материала, если бы у меня не было к этому ясных указаний. Все это началось несколько лет назад, когда в бомбейский дом Вималананды был приглашен человек, одетый в доспехи средневекового воина-раджпута. После некоторых предварительных приготовлений дух умершего много веков назад героя, Каладжи Ратода, вошел в тело этого человека, кавалерийской саблей рассек кокосовый орех и на основе образовавшихся частей начал делать предсказания. Когда подошла моя очередь, он посоветовал мне записывать на бумаге все, что говорит Вималананда. Вималананда, на которого подобного рода представления обычно не производили впечатления и который прежде упорно запрещал кому бы то ни было делать заметки с его слов, выразил свое согласие и даже пожелание, чтобы я занялся этим. До того момента, когда был готов первый черновой вариант данной рукописи, он никогда не читал мои записи о себе. Когда я наконец вручил ему эту рукопись, он просмотрел несколько страниц, сделал ряд комментариев и быстро вернулся в свое состояние кажущегося безразличия.
После того, как Вималананда поручил мне написание заметок, он стал придавать своим словам еще более скрытый смысл. То, что время от времени он интересовался, записал ли я какое-то особенно замысловатое объяснение, давало мне понять, что он по-прежнему ждет от меня выполнения обязанностей писца. Он продолжал создавать специальные ситуации — занятие, в котором он был непревзойденным мастером, — а также использовал те ситуации, которые спонтанно складывались вокруг него в его доме, и это был настоящий цирк! Во время или после развития ситуации он обычно проверял, чему же я смог научиться.
Как только Вималананда видел, что он развеял мои основные сомнения относительно чего-либо, он отказывался обсуждать эту тему дальше, ожидая, что остальное я познаю путем непосредственного опыта. Он объяснил мне, что делал это для сохранения остроты моей духовной жажды и для того, чтобы я никогда не терял бдительности. Вималананда никогда не кормил меня с ложечки.
Постепенно у меня накопилось столько информации, что ее хватило бы на написание по меньшей мере четырех книг. То, что я писал и переписывал эту книгу, дало мне возможность более глубоко усвоить учение Вималананды, и я понял, что его настоящее намерение, когда он побуждал меня к написанию книги, состояло в том, чтобы это занятие стало для меня садханой (духовной практикой).
Обычно резюме и заключение помещают в конце книг, я же даю их здесь, во введении. Я вообще не могу дать каких бы то ни было заключений или резюме относительно Вималананды. Во время последнего вхождения духа императора Акбара в тело Вималананды Его Величество сказал нам: «Вы думаете, что вы знаете обладателя этого тела? Вы ничего не знаете! Если он ваш друг и вы любите его, так мы, духи, также любим его. Но не будьте настолько глупы и дерзки, чтобы считать, что вы в состоянии понять его. Я не знаю его, вы не можете познать его, никто его не знает. Глупцы, это человек, который позволяет вам играть с собой! Не то что познать Вималананду во всей его полноте — вы никогда не сможете познать даже один-единственный волос с его головы!»
Вималананда сам попросил меня скомпоновать мои заметки в книгу и опубликовать ее именно сейчас. Он хотел, чтобы людям Запада открылся доступ к агхоре. Вот его слова: «Когда-то я хотел отправиться на Запад, чтобы продемонстрировать там практическое применение агхоры, настоящей духовной науки Индии. Я знаю, что могу принести пользу, но всякий раз, когда я пытался отправиться в дорогу, мои наставники мешали мне. Они не хотели, чтобы я впал в соблазн блеска и власти. Они знали, что я смог бы быть лучшим бизнесменом, чем кто-либо другой — это в моих генах, — но они не хотели видеть меня упавшим так низко. Коммерция — не моя судьба, мне предназначено нечто другое.
Не нужно публиковать это, пока я жив. То, чего я достиг в этой жизни, я достиг не для того, чтобы наживаться на этом. Я не хочу, чтобы последние годы моей жизни были испорчены любопытствующими ищущими, желающими встретиться со мной ради того, чтобы убедиться, что я действительно существую. Я знаю, кто я, и мне абсолютно все равно, что думают по этому поводу другие.
Кроме того, если я стану слишком известным, мне придется сидеть на троне и говорить такие вещи, как: «Благословляю вас», — а это блеф, ибо нельзя раздавать благословения подобным образом. Я не смогу свободно пребывать в обществе и вести свою игру, как я делаю это сейчас. Не будет больше шуток, не будет больше смеха и веселья. Я должен буду стать серьезным и строгим. Зачем мне отказываться от тех крох тишины и покоя, какие у меня есть сейчас, — только для того, чтобы мне поклонялась толпа людей, которые даже не знают, что они делают? Удивляюсь — как все эти так называемые святые выносят это?
Пусть эта книга будет издана после моей смерти. И пусть люди узнают истину, они должны знать, что есть что. Из тысяч людей, которые могут прочесть ее, по крайней мере несколько будут искренни. Они попытаются узнать больше, и тогда сама Природа предоставит им возможность учиться — как Она сделала это для меня — и они будут обучаться согласно своим способностям. Духовное продвижение будет непрерывно продолжаться, бояться здесь нечего.
Я никогда не выходил к людям и не тянул их к себе. Люди сами приходили и уходили. Я не прошу их приходить, и я не возражаю, когда они уходят. Что это все для меня? Мне нужны только некоторые. Если я люблю одного или нескольких, я могу действительно любить в полной мере. Если я попытаюсь любить всех, я буду лишь обманывать самого себя. Только Иисус мог любить всех».
Из узкого круга избранных, которые пользовались любовью Вималананды, я удостоен чести и обязанности объяснять тем людям, которые никогда не встречали его, кем и чем он был. Так появилась эта книга. Теперь уже никто не может побеспокоить его, поэтому можно рассказывать о нем, не вторгаясь при этом в его жизнь. Мне очень приятно представить эту книгу тем, кто может прочесть ее: я рассматриваю ее как подношение своему учителю, обещание, которое я сдержал, обязательство, которое я выполнил, его желание многих лет, которое я наконец осуществил.
Здесь