В отличие от талантливого полководца Джамухи и хитрого лиса степной политики Тогрул-Ван-хана, в отличие от прочих современных ему деятелей Чингисхан обладал качествами великого государственного мужа. Как позже Петр I, хан монголов не предавался отчаянию при разгромах, но извлекал из каждого ценный урок. Например, чтобы более не оказаться захваченным врасплох, как когда-то при набеге меркитов, он создал специальное подразделение, которое круглосуточно охраняло лагерь. Но что еще важнее, вместо того чтобы хорошо играть по старым правилам, Темучин вводил новые.
Этот кузнец ковал новую мораль Степи. Выше родовых усобиц, выше права свободно выбирать сюзерена и покидать его в случае обиды или перемены военного счастья, стала верность Верховному вождю. Вот к победителю приводят храбреца Хадах-багатура, который помог ускользнуть Ван-хану, прикрыв его отход. Темучин говорит: «Разве не настоящий муж-воин тот, кто не мог покинуть своего природного государя, кто сражался для того, чтобы дать ему возможность налегке уйти и спасти свою жизнь? Это — человек, достойный дружбы». А вот что услышали предатели, выдавшие Джамуху: «Мыслимо ли оставить в живых тех людей, которые подняли руку на своего природного хана? И кому нужна дружба подобных людей? Истребить даже до семени их!»
Тайчжиут Джэбэ только после окончательного поражения своего племени сам пришел к будущему своему покровителю и признался, что у Койтена именно его стрела едва не убила хана. «Подлинный враг всегда таит про себя свое душегубство и свою враждебность… А этот сам себя выдает с головой. Он достоин быть товарищем», — говорит Темучин и приближает сурового и прямого воина. Джэбэ-нойон становится «верным псом» Чингисхана и одним из величайших «генералов» империи. Именно он вместе с легендарным Субэдэй-багатуром совершит беспрецедентный кавалерийский рейд от Хорезма через Персию и Кавказ до донских степей, где их разведывательный корпус разобьет на реке Калке объединенную русско-половецкую армию.
Но еще выше верности и благородства Темучин ставит личную преданность себе самому, избраннику Неба. Ни один из товарищей детства или просто людей, оказавших ему услугу в трудные годы, не забыт. Два табунщика, спасшие его от Ван-хановой ловушки, осыпаны неслыханными почестями, вплоть до разрешения их семьям брать всю захваченную ими в походах добычу себе, а не отдавать в «общий котел». С другой стороны — никакого кумовства и поблажек родственникам. К тем, в ком течет общая кровь с Темучином, он даже особенно строг (как, впрочем, и к себе самому). Стоит его сводному брату и знаменитому воину Белгутаю проболтаться о готовящемся втайне геноциде татар, как Темучин навсегда лишает его права принимать участие в военных советах.
Кочевники, таким образом, видели: харизматичный «избранник Неба» — лучший друг, лучший покровитель и вождь, чем их ханы. Он готов принять и оценить верную службу и мудрый совет, рассудителен и щедр. Жесток, конечно, но кто среди них мягок? Постепенно Степь осознала, что вместо зыбкого равновесия враждующих племен Темучин несет выгодное всем объединение под твердой властью.
Конечно, неверно было бы представлять Чингисхана «правильным царем» из сказок, радеющим исключительно о благе народа. Власть была его страстью, доставляла ему жгучее наслаждение. Персидский историк Рашид-ад-Дин оставил описание разговора «императора» о счастье со своими полководцами. Те единогласно решили, что высшее наслаждение — охотясь, скакать по весенней траве на резвом скакуне. Чингисхан не согласился: «Высшее наслаждение человека состоит в победе: победить врагов, преследовать их, лишить их имущества, заставить любящих их рыдать, скакать на их конях, обнимать их дочерей и жен». Не правда ли, напоминает сталинское: «Высшее наслаждение в жизни — это зорко наметить врага, тщательно все подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать»?
И Темучин наслаждался победами. Один за другим были сокрушены четыре крупнейших монголоязычных племенных союза: татар, меркитов, кераитов и найманов. Наконец, на курултае 1206 года, назвавшись Чингисханом, новоиспеченный «император» провозгласил создание единой степной нации, которая приняла имя его племени — монголы.
По поводу значения имени-титула «Чингисхан» все еще идут споры. Одни считают, что оно происходит от тюркского «денгиз» — море и, следовательно, означает нечто вроде «безграничный, как море». Другие выводят его из китайского «чжэнь» — верный, истинный, то есть «подлинный хан». Третьи видят в нем ойратское «чингис» — крепкий, сильный. Самую оригинальную трактовку дал историк Еренджен Хара-Даван. Он считал, что это слово обозначало в древнемонгольском сочетание духовной и физической мощи правителя. Однако после смерти Чингисхана оно стало табуированным и, естественно, скоро забылось. В любом случае новое имя символически подводило черту под временем смут и означало рождение империи и превращение ее правителя в неограниченного властителя.
Законодатель
На курултае 1206 года Чингисхан заложил основы нового государства. Сформулированы они были в виде единого для всех императорского сборника законов — Великой Ясы. Прежде всего, исходя из тысячелетнего опыта кочевников, реформировалось войско. Как удачно выразился историк Михаил Геллер: «Кочевое государство представляло собой армию на марше». К действовавшей и раньше системе организации по десяткам, сотням и тысячам добавилось самое мощное подразделение — десятитысячный тумен, или, по-русски, «тьма». Всех командиров тысяч — а их оказалось в монгольском воинстве девяносто пять — Чингисхан назначил лично, и они поименно перечислены в «Сокровенном сказании». Все «офицеры», начиная с сотника, постоянно съезжались на «курсы переподготовки» у самого главнокомандующего, «приходят услышать наши мысли», — как говорит Яса.
В отличие от рыцарских армий, где на первое место ставилась личная доблесть, Чингисхан превыше всего ценил в своих командирах качества осмотрительных полководцев, знающих возможности своих войск. «Путь и работа по слабейшему из вас», — говорил он, предвосхищая современную «армейскую мудрость»: «Взвод прибегает по последнему». И не доверил, например, командование крупным корпусом самому лучшему своему бойцу и родственнику Исункэбагатуру, считая, что тот заморит воинов, так как сам не знает ни жажды, ни усталости.
Согласно той же Ясе, воины не имели права покидать места службы без приказа не только во время войны, но и мира, когда они занимались хозяйством. Фактически вводился принцип универсальной службы, когда вне зависимости от знатности и богатства всем приходилось работать на государство. Некомпетентность командира или чиновника немедленно вела к его смещению, несмотря на прежние заслуги, на родовитость. Служба и железная дисциплина сверху донизу уравняли монголов и сцепили их в один большой кулак.