Читать интересную книгу Три сказки - То Хоай

— Мама слишком осторожна. Она каждый день пристает со своими Наставлениями. То одно, то другое, прямо шагу ступить не дает. Хуже уже ничего не придумаешь. Незачем мне дожидаться того возраста, когда разрешается жить самостоятельно. Я и сейчас в силах находить для себя самые зеленые и сочные травинки, и у меня хватит ума, чтобы выбрать себе Хороших Друзей. Подумаешь, что здесь мудреного?!

Выходит, в жизни ничего мудреного и трудного нет? Такое можно услыхать лишь от совсем зеленого юнца вроде нашего героя. Ведь он пока еще шагу не сделал от Маминого Хвоста и видел мир только из-за ее спины. Обо Всем Вокруг судил он по собственным выдумкам и фантазиям, и жизнь представлялась ему чем-то вроде легкой и веселой прогулки. Да и откуда несовершеннолетнему Богомолу знать, что такое огорчения и лишения? Мало ли есть хвастунов и невежд, которые, что ни спроси, все-то они знают и готовы поучать вас и разглагольствовать целые дни подряд! Так вот, наш приятель Богомол был одним из этих самоуверенных ничегонезнаек.

Итак, он стоял на самом кончике Ветки, куда его посадила Мамаша, и смотрел с Высоты На Мир. Трава на Лугу желтела в лучах предзакатного Солнца, и вообще вся природа была подернута печальной осенней дымкой.

— Дня не прошло, как я сижу здесь, а меня уже прямо тоска разбирает, — грустно прошептал он. — Проторчишь тут еще день — совсем пропадешь от скуки. Завтра же утром спущусь вниз, посмотрю, не найдется ли там чего-нибудь веселенького.

Потом он вернулся на середину Ветки, поджал обе пары своих маленьких ножек, аккуратно сложил пополам длинные ноги (а их, как вы знаете, у него ровно две), свернулся в комочек и опустил голову на мягкий листочек: это он укладывался спать.

На следующий день после завтрака Богомол и вправду спустился вниз. Он нарушил Материнский Наказ. Однако сам он этого не считал. Наоборот, был уверен, что ни в чем не преступает ее Наставлений. Потому что перед тем, как совершить этот дерзкий и отважный поступок, он долго размышлял: «Мама сказала, чтобы я никуда не уходил с Ветки. Но если все время сидеть на одном месте, сам не заметишь, как заболеешь от тоски, потом зачахнешь и совсем умрешь. Ведь можно погулять немного и снова вернуться сюда… Что в этом дурного?»

Придя к такому выводу, Богомол перепрыгнул с Ветки на ствол и уже по стволу спустился до самой земли. Затем он напружинил свои длинные ноги и одним прыжком выскочил из-под Большого Розового Куста.

Неторопливо и важно шествовал Богомол по Лугу. Каждый шаг — прямо загляденье. Сначала он изящным жестом подбирал маленькие ножки, затем резко выдвигал вперед длинные ноги, пританцовывал, приседал немного и — р-раз — делал внушительный Шаг-Прыжок. При этом он еще грозно раскачивался из стороны в сторону: пусть все видят, что перед ними не какой-то там богомолишка, а сам Молодой Богомол, отпрыск славного Рода воителей и вельмож. Голову он задрал так высоко, что подбородок его упирался в небо, и лишь изредка поворачивал ее то в одну, то в другую сторону, чтобы убедиться, заметил ли кто-нибудь, какая у него величественная походка.

Так Молодой Богомол самозабвенно выделывал один за другим свои Шаги-Прыжки, пока вдруг не остановился как вкопанный. Что это шевелится там, в зарослях травы, прямо перед его носом? Он впился глазами в Травяной Лес, пытаясь разглядеть «это» сквозь чащу Травинок… Но трава шелестела и раскачивалась, и за ней ничего не было видно. Припомнив на всякий случай кое-какие Боевые Приемы, Богомол задумался: что бы «это» могло быть? У него даже возникла такая мысль: «Наверное, там сидит в засаде какой-нибудь негодяй, чтобы напасть на меня и ограбить…»

Богомол принял воинственную позу. Сказать по правде, он в душе здорово трясся от страха, так что, когда он снова захотел сделать свой величественный Шаг-Прыжок, у него стали заплетаться длинные ноги. Но он все-таки не удирал. «Чего мне бояться? Если их там много, я одним прыжком умчусь отсюда на несколько замов [4]. Да и крылья, хоть я и не пробовал еще летать, в Рукопашной Схватке всегда меня выручат. Оба меча мои остры — хоть коли, хоть режь! Нет, опасаться за свою жизнь пока рано!»

Поэтому Богомол не трогался с места. Он только по-прежнему пытался разглядеть невидимого «врага». Наконец из Травяной Чащи показались два больших черных уса: «О, дядюшка Мен, знаменитый кузнечик!.. Нет, пожалуй, не он. У дядюшки Мена голова светлая, вся прямо переливается на солнце, а у этого башка черная и какая-то грязная. Конечно, это не дядюшка Мен…»

Неведомое чудовище, все выше и выше поднимаясь над стеблями травы, подползало все ближе и ближе. Богомол, пяливший на него глаза, наконец воскликнул:

— A-а, Саранчук Тяу Тяу Ма! Понятно!

Это действительно был Саранчук Тяу Тяу Ма. Он преспокойно себе шевелился в траве, пожевывая что-то. Остроконечная голова его очень походила на шляпу, которую носят землекопы. Одет он был во все серое с разными оттенками, так что, когда он ходил по земле, то совсем сливался с нею и никто уже не мог его заметить. Вид у него на первый взгляд был довольно-таки туповатый. Зато Тяу Тяу Ма был очень добродушный и вежливый, он никогда не сердился и не ссорился ни с кем.

Но Молодому Богомолу Саранчук совсем не показался таким добродушным и кротким. «Морда у него мрачная и щербатая, сразу видно — злодей. Одни выпученные глаза чего стоят! А челюсти — вон какие здоровенные! Этакими челюстищами только кусни разок — кого угодно на тот свет отправишь. Если я сейчас брошусь на него, он, конечно, примет Бой… Драться так драться, не бояться же мне, Богомолу, какого-то там Саранчука! Просто сражаться с таким грозным врагом нужно осмотрительно и хитро. Только глупцы презирают врага, прежде чем разделаются с ним. Настоящий воин должен сначала обдумать План Битвы… Ага, он поднял свою неумытую рожу. И по усам и по глазам видно, как ему не терпится на меня наброситься. Какие тут еще могут быть сомнения: он жаждет моей крови!»

Тут Молодой Богомол напряг мускулы своих длинных ног: один прыжок, другой — и он исчез. Ай-ай, уж не струсил ли он в самом деле? Что за нелепые подозрения! Послушайте лучше, как он разговаривает сам с собой на бегу:

— Я совсем не испугался. Просто осторожен, и все. — Затем он обращался к своему грозному неприятелю, который, кстати, его даже заметить еще не успел: — Подожди, негодяй, мы еще с тобой разделаемся! Вот Мы вернемся на Наш Розовый Куст и придумаем такой Боевой Прием, что завтра же одним ударом дух из тебя вышибем!

Жаль только, что Саранчук не мог его слышать, а то бы он, конечно, всю ночь не сомкнул глаз от страха.

А Молодой Богомол между тем до самого утра репетировал разные Боевые Приемы и фехтовал своими мечами.

Утром он снова спустился на Луг. Тяу Тяу Ма был на Своем Обычном Месте и как ни в чем не бывало жевал очередную Травинку. Богомолу сразу все стало ясно: «Ага! Он занял выгодную позицию, чтобы отрезать мне все пути». Но для настоящего Воина такой маневр был неопасен. Богомол смело выступил вперед и закричал:

— Ты что же это, решил Нам дорогу пересечь и поднять на Нас свой меч?

Тяу Тяу Ма в изумлении поднял голову и переспросил:

— Вы задали мне, кажется, какой-то вопрос?

— «Какой-то вопрос»! «Какой-то вопрос»! Глухим прикидываешься? — заорал Молодой Богомол.

Он накинулся на Саранчука и несколько раз ударил его мечом. Тот завопил от боли на весь Луг. Богомол даже сам не ожидал, что он сразу одержит Победу. Он тут же снова бросился на Тяу Тяу Ма. Но теперь он уже не просто разил врага мечом, а еще кусал его зубами и пинал ногами.

Саранчук, такой здоровенный детина, повалился на землю. Он не только не принял Боя, но даже не стал защищаться от сыпавшихся на него ударов, лишь катался по земле с громким плачем:

— О горе мне! Ой, больно! О небо! О земля!

— Тр-тр-р! Ур-ра!

— Ой-ой! Сдаюсь, сдаюсь! Покоряюсь Вам!

— Как ты смел пожелать напасть на Нас?!

— Я и не думал желать нападать на Вас.

— Ага, раскаиваешься. Значит, больше не будешь?

— Не буду, не буду. Ой, ой… Ой!..

— А знаешь ли ты, кто Мы есть? — вдруг распалившись, закричал удалец.

Тяу Тяу Ма задрожал.

— Я знаю, В-вы… Вы есть Уважаемый Молодой Богомол.

У того сразу весь гнев пропал, и он милостиво кивнул.

— Молодец! Раз ты так хорошо это знаешь, Мы согласны тебя простить. Слышишь?

— Д-Да.

— Отныне что бы Мы ни сказали, ты должен слушаться.

— Д-Да.

— С сегодняшнего дня ты поступаешь к Нам в подчинение. Ты будешь как бы Нашим младшим родственником, и Мы будем называть тебя «Братцем»! Первым Братцем!

— Д-Да…

Богомол задрал кверху голову и горделиво расправил усы. С усами это у него всегда получалось неплохо, а сегодня вышло особенно здорово. Еще бы, ведь он, совсем еще юноша, победил сегодня пожилого и почтенного Саранчука и сделал его своим Первым Братцем! «Попозже, — решил Богомол, — когда я возмужаю, у меня под рукой будет сколько угодно таких „братцев“!»