удовольствие от тающего во рту теста и мяса с луком. В сочетании со сметаной они вызывают у меня гастрономический экстаз. Мама довольно наблюдает за мной.
Допиваю горячий чай. Отдуваюсь от сытной трапезы и, чувствуя приятную тяжесть в желудке, выбираюсь из-за стола.
— Спасибо, мам, очень вкусно, — искренне благодарю родительницу и чмокаю ее в щеку.
Мама улыбается.
— Иди, собирайся в школу. Не теряй времени.
Быстро одеваюсь и, подхватив сумку, выхожу в прихожую. Прощаюсь с мамой, надеваю туфли и выхожу в тамбур. Через минуту я уже на улице. Как и вчера, солнечно, но холодноватый ветерок напоминает, что лето уже кончилось.
Подходя к школе, смешиваюсь с потоком шумящей оживленной детворы. Сегодня первый урок — русская литература. Где находится кабинет, я прекрасно помню. Через пару минут захожу в класс. Там как обычно, шум и гам. Прохожу к парте Николаенко, здороваюсь с девушкой, получаю в ответ кивок и демонстративно сажусь рядом с ней. За мной заинтересованно наблюдают несколько пар глаз. Недельский смотрит злобно, но встретившись со мной взглядом, ухмыляется и через пару мгновений отворачивается. Точно, сегодня будет попытка меня «наказать». Впрочем, это особо не пугает. Проблема, конечно, серьезная, сбрасывать со счетов возможное развитие событий, в том числе и негативный для меня вариант, не стоит. Но чем меня после Афгана могут напугать эти сявки-малолетки? Ничем.
Смотрю на своих одноклассников. Инга, улыбаясь, что-то рассказывает своей подружке Оле Сафронкиной, та заразительно смеется. Красивые ямочки возле уголков губ придают девушке особую привлекательность. Вчера после «появления» в 1978-м году мне было не до этого, а сегодня, зная о жизни своих одноклассников после школы, интересно наблюдать за ними. Ольга и Инга не перестанут дружить и после школы. Инга, дочь начальника СМУ, и сейчас сверкает золотыми сережками в ушках, а модные чехословацкие сапожки точно стоят не одну сотню рублей. После распада СССР ее папа развернется. Скупит несколько зданий в центре, сделает там ресторан, офисные помещения. Барахолка, находящаяся рядом, станет рынком, которым будет управлять новообразованный концерн отца. Олька успеет побывать замужем и развестись. Но дружить девчонки будут всегда. Интересно, что Писарская, несмотря на свой «высокий» статус, совсем не зазнается. В 1992 году, приезжая к родителям, случайно встретил ее на улице. Такая же приветливая, спокойная и улыбчивая женщина. Никакого высокомерия. Выпили пару чашек кофе в ближайшем кафе, вспомнили одноклассников, учителей, попрощались и разошлись.
Наташа Бойко опять уткнулась в книгу и сосредоточенно шевелит губами, повторяя абзацы текста. После школы девушка станет медсестрой, выйдет замуж за военного, родит детей. На момент моей «гибели» в 1993 году она училась в вузе, чтобы получить профессию терапевта.
Недельский попадет в тюрьму за мелкую торговлю наркотиками. На момент моей гибели в Белом доме он будет сидеть на зоне. Туда ему и дорога.
Волков завоюет несколько медалей на союзных соревнованиях, пока из-за травмы не покинет спорт. Некоторое время он будет бедствовать, но не сломается. Сначала Иван станет «челноком», потом прикупит себе пару магазинчиков в центре. Разборки с бандитами, которые захотят долю в его бизнесе, окончатся плачевно. Магазины спалят, Ивана изобьют битами в подъезде собственного дома. Когда я встречал его последний раз, выглядел Волков неважно.
От печальных мыслей меня отвлекает пронзительная трель звонка. Шум в классе моментально стихает, все рассаживаются по местам. В класс заходит завуч. Молодая, симпатичная, черноволосая Нина Алексеевна. Смотрю на нее во все глаза. Этого учителя я уважаю. Каждый урок она проводит с душой, стараясь привить своим ученикам любовь к языку и русской литературе. Но при этом баловаться и бездельничать никому не позволяет. В 1989 году она станет директором школы, сделав ее лучшей в районе.
Урок начинается проверкой домашнего задания. К доске вызывается Чванов. После растерянного блеянья, в котором самой осмысленной фразой было «эээ, Горький был российским и советским писателем, эээ», Сашку отправляют на место с очередной заслуженной двойкой.
Бойко тянет руку. Нина приглашает ее заменить Чванова. Наташа оттарабанивает зазубренный текст, получает пятерку и садится за парту с сияющим лицом.
Учительница продолжает рассказ о творчестве Горького. С удовольствием ее слушаю и не замечаю, как заканчивается урок. Опять дребезжит звонок, завуч отпускает нас, и мы начинаем собирать портфели.
Шесть уроков пролетают один за другим. Фухх, слава богу. Это начинает меня утомлять, все-таки я уже не пацан, хоть и нахожусь в детском теле.
Вместе с Амосовым и Волковым идем домой. Ваня и Паша весело обсуждают школьные дела. Я, занятый своими мыслями, даже не прислушиваюсь к их разговору. За школьным забором дорогу нам преграждает несколько фигур. Началось!
Окидываю их взглядом. Громадный Бычара нагло ухмыляется и смотрит на меня. Слева от него стоит Толя Шпиль. Борзый вид, надвинутая на глаза кепочка, руки в карманах. Шпиль подражает своему старшему брату, топтавшему зону за «нанесение тяжких телесных». Рассказать бы ему, за кого там держат таких «бакланов». Справа от Быкова — Трофим. Еще одна жертва «блатной» романтики. Любит трясти мелочь у малышей и издеваться над слабыми. Низкий лоб, челюсть неандертальца, маленькие тупые глазки. Наглядное подтверждение теории Чезаре Ломброзо о физиономиях преступников. Немного сзади пристроились лузгающие семечки Комок и Дубина — шестерки Быка. Рядом с ними стоит торжествующий Недельский с гадко улыбающимися Поляковым и Лесенко.
Со мной один Ваня. Амосов куда-то исчез. Два человека против восьмерых, если Лесенко и Поляк влезут. Хреново.
— Пашка побежал за Мансуром, — шепчет мне на ухо Волков, — должен подскочить через минуту-другую.
Молчание прерывает Бык.
— Ну что, фраер? Убить тебя сразу или немного помучить? — цедит он сквозь зубы, подражая басмачам из «Белого солнца пустыни». Любит Антон порисоваться.
Я улыбаюсь, сбрасываю на землю сумку и смотрю ему прямо в зрачки, весело, дерзко и злобно. Чем ты меня, шкет малолетний, хочешь напугать? Кулаками своими? Смешно.
В этот момент Бычару сверлит взглядом не испуганный подросток, а матерый и уверенный в себе мужик. Антон что-то чувствует. Ухмылка сползает с его лица, в глазах мелькает неуверенность. Его окружение тоже посерьезнело. Такой реакции от меня они не ожидали.
— Давай, Бычок, рискни здоровьем, — почти дружелюбно предлагаю ему, — только как мужчина, один на один. Или струсил?
Не хочу я бить подростка, пусть и блатного. Но