Читать интересную книгу Щит на вратах - Андрей Посняков

Ну же! Князь глянул на небо, попросил богов послать влагу. Снова громыхнуло, а дождя так и не было, вспыхнуло уже. где-то на Копыревом конце — не в Ярилину корчму ударило? Да что же это делается-то? Может, он, князь, не тех богов просит? И в самом-то деле, к чему умолять Перуна и Тора? И тот и другой охочи до грома и молний, уж не расстанутся с любимой игрушкой. А вот есть еще и водяной бог, Велес-Ящер, вот его бы и попросить.

Сиди, сиди, Ящер,За ракитовым кустом,Кушай, кушай, Ящер,Орешки каленые.

Хельги вспомнил присловье, прочел про себя, улыбнулся — больно уж похоже на детскую песенку. И тут вдруг снова громыхнуло — над самым крыльцом, так, что по всему Детинцу залаяли попрятавшиеся в будки псы. И хлынуло! Разверзлись небеса, и полилося сплошным бурным потоком. Тут же образовались на площадях и дворах лужи, потекли по улицам ручейки, сбиваясь в мощный поток, стремительно мчащийся по ручьям и оврагам в Днепр. А гром все гремел, полыхали молнии, только теперь уж было не страшно — с таким ливнем не разгореться пожару. Даже на Щековице поугасло бурное пламя, понеслось черным дымом, да и тот быстро прибило дождем. Ну, слава богам.

Хельги еще постоял на крыльце, посмотрел на ливень, высунув руку под дождь, пригладил растрепавшиеся волосы и, повернувшись, медленно пошел наверх, в светлицы. Статен был князь, силен и не по годам мудр. Впрочем — и по годам, Вещему князю минуло уже тридцать три — возраст вполне зрелого мужа. Столько же было и верной супружнице, Сельме, женщине умной и властной. Могла ли подумать дочка простого северного крестьянина-бонда, что когда-нибудь станет киевской княгиней? А вот пришлось. И с этой нелегкой ношей Сельма вполне справлялась — уезжая в полюдье за данью, Хельги-Олег со спокойной душой оставлял на супругу правление, ну, не на одну, конечно, были и помощники — старцы градские да княжий тиун, хитрый и опытный Ярил Зевота. Народ любил Вещего князя — еще бы, при нем был установлен строгий порядок, спокойствие, законы, гарантом которых выступала могучая княжеская дружина, охранявшая границы молодого русского государства от хищных кочевников-печенегов и коварных хазар. Кроме границ, князь и дружина, опираясь на мудрые законы, защищали и каждого жителя — от знатного киевского боярина до самого распоследнего смерда или охотника, живущего в дальних ладожских лесах. Там, на севере, в Новгороде и Ладоге, остались верные друзья: Снорри — воеводою в Ладоге, Конхобар Ирландец — хитрый, пронырливый, жесткий, когда-то бывший одним из самых опасных врагов Хельги, — в Новгороде, городе, что сам себе на уме, непростом. Только Ирландец и мог там вести дела, помогая, по мере надобности, Снорри. И еще был в северной земле кое-кто. Вернее — не был, а была… или — были? Ладислава, ладожская златовласая красавица с васильковыми глазами, давняя любовь Хельги, сидела наместницей при воеводе Снорри, впрочем, неясно было — кто же на самом деле при ком. Опасался князь поставить ладожской правительницей женщину — не поняли бы люди, — потому и оставил этот пост за Снорри, великим воином, но никуда не годным правителем, откровенно тяготившимся делами государственной власти. Ну, для таких дел и была Ладислава. Правила жестко, твердой рукою, — попробуй только кто обидь купцов или подними мятеж в дальних селищах — через сеть верных людей правительница про то прознает быстро, не колеблясь, пошлет воинов, придавит злодеев без всякой жалости. В этом чем-то похожа была Ладислава на Сельму, княгиню, которая, конечно, давно уже была прекрасно осведомлена о сопернице… впрочем, нет, никто из женщин другую соперницей не считал, все было предельно ясно: Хельги — князь, и не какой-нибудь мелкий князишка, а великий государь, хакан русов, ему просто стыдно иметь одну жену, да и двух, откровенно говоря, маловато для престижа, лучше бы больше, плюс ко всему еще и наложницы. Хорошо понимала это Сельма — даже ее собственный отец, Торкель-бонд, простой деревенщина-крестьянин, и тот имел трех жен, не говоря уже о наложницах, так было принято. Ну а про князя и говорить нечего. Так считала Сельма, так считала и Ладислава, так в это время считали все. Христианская мораль, осуждающая многоженство, вовсе не была еще так распространена, вся Русь, вся Норвегия, Швеция, Дания — все были языческими. Плохо ли, хорошо ли — но так. А для сплочения огромного государства, кроме дружины, законов и дорог — летом реки, зимой — они же, но замерзшие, — имела значение и любовь князя к обеим женщинам. Куда бы он ни поехал, на север или на юг, — везде был дома. В Киеве его ждала Сельма, в Ладоге — Ладислава. Ирландец как-то посоветовал присмотреть еще жен из кривичей, радимичей, северян, вятичей, чтобы окончательно сплотить земли. Хельги тогда отшутился, а потом задумался — интересная мысль. Нет, насчет женщин, конечно, можно было и подождать, а вот построить хорошие дороги, чтобы не прерывалась связь меж частями страны осенью и весной, — вот это было бы дело, но, как предполагал Хельги, фактически неподъемное, и Ирландец в этом с ним соглашался. Ирландцу князь доверял — неоднократно уже убеждался в преданности за долгое время. К тому же был у них общий могучий враг — Черный друид Форгайл Коэл, когда-то возмечтавший о власти над миром. Продав душу черным кельтским богам, друид шел к этой власти, не считаясь ни с чем, даже пытался под именем князя Дирмунда подчинить себе Киев, но кровавый путь жреца был прекращен Хельги… и его вторым «я», Игорем Акимцевым, человеком из далекого мира, чьи мысли волею судьбы вошли в душу Хельги еще в ранней юности и, поскольку Игорь тогда был старше и опытнее, уберегли от многих ошибок. Друид был повержен в Ирландии, там, откуда пришел, у древнего жертвенника на священном холме Тара. Повержен не до конца — черная душа спустя некоторое время возродилась, правда, уже потеряв былое могущество, но вовсе не утратив коварства. И снова пришлось сражаться — и победить. Ибо только Хельги и Игорь были теми, кто может остановить друида, как сказала когда-то девушка-жрец — Магн дуль Бресал. С тех пор вот уже около пяти лет черный дух друида не давал о себе знать, и, поглощенный государственными делами Хельги, за мудрость и рассудительность прозванный Вещим, уже стал забывать об этом. Значит, зло и вправду окончательно побеждено и не стоит забивать голову всяческими непотребствами, чай, есть и поважнее дела. Одно из таких дел спроворили прошедшей осенью — выдали замуж старшую дочку за моравского князя. Теперь бы еще пристроить среднюю, а потом и младшенькую, Радогосту. Сыновей от Сельмы князь не имел, одни дочери — Сигрид, Сигне, Сайма, Радогоста, а вот от Ладиславы… Бегал уже по ладожскому дворцу маленький Игорь. Ингвар Хельгиссон, Игорь, сын Вещего Олега. Наследник.

Хельги улыбнулся, вспомнив о сыне. Смешной, а глаза — синие-синие. Не поймешь только, в отца или в мать.

Войдя в светлицу, князь застал жену за чтением пергаментных свитков — недавно присланных отчетов из далеких мерянских земель, от тамошнего князя Ксанфа.

— Что пишет князь? — Наклонившись, Хельги обнял жену. — Все ли в порядке в дальних лесах?

— В порядке. — Сельма оторвалась от свитков. — Пишет, переправу у них снесло паводком, хотят новую ставить.

— Так пусть ставят, кто им мешает?

— На то средства нужны, — мягко напомнила княгиня. — Ты бы чуть снизил с них дань осенью.

Хельги улыбнулся.

— Вот построят переправу — снижу. Что еще?

— Да больше ничего интересного. — Поднявшись с кресла, Сельма подошла к окну, все такая же стройная, белокожая, с глазами, как воды фьорда. Темные волосы ее, распущенные по плечам, на лбу были стянуты золотым обручем с рунической надписью-оберегом.

— Ишь, все льет, — покачала головой княгиня. А Хельги уже неслышно, совсем по-отрочески, подкрался сзади, обнял, поцеловал в шею. Сельма довольно потянулась, стрельнула глазом. Хельги быстро расстегнул фибулы на плечах супруги — неслышно упал к ногам тяжелый сарафан из толстой ромейской ткани. Князь расстегнул пуговицу сзади, на воротнике рубашки. Сельма, смеясь, заложила за голову руки. Полетела на лавку стянутая через голову рубаха, обнажая стройное белое тело — ничуть не потолстела Сельма, несмотря на все беременности. По-прежнему все так же красива… Эх! Больше ни о чем не думая, князь повалил супругу на широкую лавку…

А чуть позже в дверь осторожно постучали. Хорошо — супруги успели уже одеться, а ведь дверь-то так и не подумали закрыть на засовец. А вдруг бы заглянул кто? Впрочем, заглянул бы, так пусть бы завидовал. Поцеловав мужа на прощание, Сельма шмыгнула в соседнюю светлицу.

— Входи. — Усевшись на лавку, князь посмотрел на дверь.

Вошел тиун Ярил Зевота, высокий молодой человек двадцати четырех лет, с тщательно подстриженными в кружок волосами, в длинном варяжском плаще поверх кафтанца, с золотой серьгой в левом ухе.