Читать интересную книгу Петербургская Коломна - Георгий Зуев

В местных «универсамах» торговали хлебом, мукой и керосином, пачками стеариновых свечей в обертке из плотной синей бумаги, солеными огурцами, конопляным и гарным маслом, дрожжами, солью и многим другим обиходным и дешевым товаром. На конторке всегда дремал большой рыжий кот, а на прилавке лежали селедки, прямоугольные бруски мыла с синими прожилками (завода Жукова), банки с брусничным вареньем, прикрытые стопками почтовой бумаги, пакетики ячменного кофе и папиросы «Трезвон». И что за беда, если хлеб припахивает керосином, а на бумаге оставались жирные следы пальцев хозяина! Зато здесь можно было иметь кредит, забирая продукты «на книжку», и узнавать последние новости Коломенской части города: «В веселеньком домике на Дровяной ночью зарезали матроса.».

И действительно, такие лавки служили своего рода местными клубами, где по вечерам собиралась «коломенская дворовая аристократия» – кухарки, няньки, дворники, прислуга, кучера, ремесленники, забегавшие на минутку купить десяток папирос или бутылку квасу и за разговорами задержаться, чтобы обсудить сенсационные, раздирающие душу новости и происшествия в округе: убийства, драки, кражи, измены и иные из ряда вон выходящие случаи. Здесь же некоторые получали «авторитетные» разъяснения непонятных явлений жизни, «юридические» и даже «медицинские» советы и консультации.

Продажа водки в Петербурге, также как и в других губерниях Российской империи, являлась предметом царской монополии. Специальные казенные винные лавки – «казенки» или «монопольки» – размещались на тихих улицах, вдали от учебных заведений, церковных зданий и зрелищных учреждений. Согласно полицейским правилам «казенки» обычно располагались в первом этаже частного дома. Над дверью каждой винной лавки, расположенной на Офицерской улице, прибивалась небольшая вывеска: на зеленом поле двуглавый орел, а под ним надпись: «Казенная винная лавка». Бутылка водки высшего сорта, двойной очистки, имела сургучовую «белую головку» и стоила 60 копеек. Менее качественная водка, с «красной головкой», отпускалась по цене 40 копеек за бутылку. Продавались бутылки и большего размера – «четверти» (четверть ведра) в оригинальной упаковке – красивой корзинке из белой древесной щепы. Если у алчущих жителей Офицерской улицы имелись денежные затруднения, то они обычно довольствовались покупкой в «казенке» бутылок белого вина меньшего размера. Например, «сороковки» – полбутылки, содержащей сороковую часть ведра. Бывали и типы, с трудом набиравшие медяки на приобретение всего лишь одного «мерзавчика» – миниатюрной бутылочки заветного напитка любителей истины «веселие есть питие». С посудой «мерзавчик» стоил 6 копеек: 4 копейки водка и 2 копейки посуда.

Торговое помещение перегородкой разделялось на две половины. В перегородке проделывались два окошка для приема денег и передачи бутылок с водкой. Продавцами в «казенках» обычно бывали женщины – они принимали деньги, после чего в другом окне водку выдавал мужчина, здоровенный громила, один внешний вид которого исключал возможные скандалы, ссоры и драки.

В.И. Пызин и Д.И. Засосов в своих воспоминаниях писали: «В лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли подводы, около них извозчики, любители выпить. Купив посудинку с красной головкой – подешевле, они тут же сбивали сургуч с головки, легонько ударяя ею о стену. Вся штукатурка около дверей была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка, выпивали из горлышка, закусывали или принесенным с собой или покупали здесь же у стоящих баб горячую картошку, огурец. В крепкие морозы оживление у „казенок" было значительно большее. Колоритными фигурами являлись бабы в толстых юбках, сидящие на чугунах с горячей картошкой, заменяя собой термос и одновременно греясь в трескучий мороз. Полицейские разгоняли эту компанию от винных лавок, но особого рвения не проявляли, так как получали угощение от завсегдатаев „казенки".

Фасады домов, расположенных на Офицерской улице, всегда пестрели разнообразными вывесками и эмблемами торговых заведений. Под стягом золоченого кренделя, раскачивавшегося и скрипевшего на ветру словно флюгер, процветала местная пекарня, из дверей которой выплывали аппетитные запахи свежей выпечки. В булочной, в витрине которой хозяин поместил огромный рог изобилия, извергающий баранки, бублики, плюшки, розанчики, сушки, калачи и караваи ситного хлеба с изюмом, всегда имелся широкий ассортимент свежей аппетитной продукции, пользующейся спросом у горожан.

В витрине магазина колониальных товаров возвышалась огромная сахарная голова в фирменной синей обертке. Рядом с ней располагалась фигура китайца с традиционной длинной косой и грудой разноцветных пакетов заморского, лучшего“ чая.

В разбросанных по Офицерской улице пивных и портерных створки входных дверей, расписанные наполовину зеленой краской, сверху обязательно окрашивались в желтый цвет. Над входом в питейное заведение обычно вывешивалось изображение пунцового рака с черными выпученными глазами. При этом усатое страшилище своими цепкими клешнями крепко удерживало стандартную для того времени вывеску: „Пиво, медъ и портеръ разных заводов – распивочно и на выносъ“.

Оптик-механик украшал свое торговое заведение огромными золочеными пенсне, а хозяин соседней табачной лавчонки – фигурой коварно улыбающегося турка в красной феске, блаженно курящего из кальяна „лучшие сорта заморского табаку“».

Реклама эпохи головокружительных успехов молодого русского капитализма была мягкой и дружелюбной. Она ничего не навязывала потребителю, а лишь демонстрировала возможности покупок.

Глава старинной фармацевтической фирмы «Пель и сыновья» обращался к потенциальным пациентам с таким рекламным текстом: «Господа ревматики! Уродонал Шатлена – ваше спасение!» Рекламные формулировки были в те времена проще и человечнее, чем ныне. На некоторых кондитерских заведениях Офицерской улицы можно было увидеть рекламу со стихами поэта, скрывавшего свое имя под псевдонимом «Дядя Михей». Он рекламировал все съедобное, например, призы купить пастилу звучал так:

Как вкусна, дешева и милаАбрикосовая пастила!А впрочем, и прочее,Убедитесь воочию!

А вот рекламный плакат, призывающий покупать знаменитое многоцветное мыло фабрики А.М. Жукова. На нем красовались пять дам, чьи наряды последовательно отражали капризы русской моды за два столетия. Плакат украшала надпись: «Пять поколений опытных хозяек стирают мылом А.М. Жукова».

Невозможно себе представить дворы домов Офицерской улицы без звонкого, бодрого крика уличных торговцев, сменявших друг друга с раннего утра до позднего вечера. По выкрикам этих энергичных «бизнесменов», заходящих со своим товаром во дворы, жители, не выходя из комнаты, могли определить время года и какой наступил православный праздник: Мясоед, Масленица или сам Великий пост.

«„Стюдень говяжий!" – влетает в открытую форточку веселый голос. Это значит „Мясоед“ на дворе – весенний или рождественский, или же на дворе сама „сплошная неделя“ (перед масленицей), когда даже самым постным людям разрешается „сплошь“ все мясное, и в среду, и в пятницу.

Но вот в комнату врывается громогласный призыв, вкусно восклицающий на весь колодезный двор: „Кто белорыбицу с балыком провесным, кто бел-грибы-сушены!“ Это значит – на дворе Великий пост.

Весна легко узнается по предлагаемому ассортименту выкрикиваемых торговцем веселым, радостным криком с улицы: „Щавель зеленый! Шпинат молодой!"

На улице становится все теплее и теплее, наступает лето, и в открытые окна комнат влетают уже новые крики торговцев, предлагающих: „Горошек зеленый! Огурцы, огурцы зеленые! Картофель рассыпчатый молодой!"

За яблоками, арбузами наступает пора новых выкриков во дворах домов: „Орех, клюква! Орехи, клюква!" – знать пришла пора золотой осени.

Так круглый год сменяются эти задорные, веселые голоса. Их ждут, к ним давно привыкли.

Действительно, как обойтись без услуг умельцев, специально пришедших во двор вашего дома, чтобы помочь, что-либо исправить или наладить: „А во-от точить ножи-ножницы, бритвы править!" или „Лу-удить, пая-ять!"

Сюда, на Офицерскую улицу, часто заходили татары-старьевщики в черных бархатных тюбетейках, откликающиеся на зов „Эй, князь!" и сердито сплевывающие, когда их дразнили, потряхивая скомканным в виде свиного уха углом одежды. Их заунывный голос требует: „Костей-тряпок, бутылок-банок!"»

Начиная с 1870-х годов положение улицы резко изменилось. Газеты Петербурга писали: «…той Офицерской теперь нет и в помине. Сохранились лишь отдельные каменные здания той поры, да и то порядком видоизмененные». Наступил период, когда в Коломне нарастающими темпами шло строительство новых доходных многоэтажных домов, с квартирами, сдаваемыми внаем.