слезы и падают на мокрые от пота, спутанные волосы Билала. На всякий случай он отходит еще дальше от матери, чтобы та ничего не поняла. Дано встает позади колонны и съезжает по ней вниз, что-то крича, вопя и напевая в крохотное ушко брата. Отказываясь уступить зову любви в своей груди, который просит не делать этого.
Но вскоре все заканчивается. Маленькое тельце обмякает в руках Дано и остается лежать неподвижно.
Какое-то время Дано продолжает сидеть за колонной. Теперь, когда Билал больше не кричит, тишина на станции кажется просто невыносимой. Порой до него доносится звук автомобильного мотора, но движение на мосту почти прекратилось, да и сирен тоже больше не слышно.
Он вытирает следы рвоты на лице брата. Сначала рукой, потом подолом своей футболки. После чего пытается стереть кровь и рвоту с колонны и бетона под ногами.
Он поднимается и на дрожащих ногах идет обратно к маме, которая лежит неподвижно, словно уже…
– Мама?
Сначала ему кажется, что она его не слышит. Наверное, она слишком устала, думает он, но потом на мамином лице появляется слабая улыбка.
– Мой дорогой Да… – шепчет она.
– Мне удалось уложить его спать. – Дано старается, чтобы его голос звучал спокойно и не срывался. – Я убаюкал его, как ты всегда это делаешь.
Ему кажется, что дыхание матери стало еще более прерывистым. Ее снова рвет. Темная, почти черная кровь. Дано отворачивается.
– Ты должен уходить, – шепчет она. – Ты… помнишь… адрес? И номер?
Он кивает:
– Да. Но, мама…
– Может быть… брат твоего отца… может быть, он… – Она заходится в новом приступе кашля. – Постарайся.
Он молчит. Пытается собраться с мыслями.
– Я обещаю.
– Положи Билала мне на грудь, – просит она. – Я хочу… Я хочу, чтобы он был со мной.
– Но, мама, он же спит…
Она поднимает руку, всего на несколько сантиметров отрывает ее от земли, но этого достаточно, чтобы он все понял и замолчал.
– Я знаю, что он мертв, – говорит она.
И в это мгновение полностью и окончательно рушится крошечный мирок Дано. Откуда-то из самой глубины его души прорываются сдерживаемые доселе рыдания, и он кричит так, как никогда раньше не кричал. Он кладет безжизненное тело брата на грудь матери, поднимает ее руки и помогает ей обнять свое мертвое дитя.
– Ты останешься со мной? – шепчет она. – Посидишь рядом, пока я не…
Но еще раньше, чем она успевает закончить, Дано кладет свою голову ей на грудь рядом с головкой брата, в последний раз чувствуя тепло маминых рук.
Айрис
Айрис с Сигрид бегут к Розенлундсгатан. Айрис крепко держит Сигрид за руку своей здоровой рукой и что есть силы тянет ее за собой. Им нужно скорее вернуться домой. Немедленно.
Повсюду гудят автомобили. Все мчатся как оглашенные, нарушая правила. На повороте на Розенлундсгатан столкнулись две машины. На дороге валяются искореженные обломки, а две женщины стоят рядом и выясняют, кто из них виноват. В момент, когда Айрис и Сигрид оказываются на тротуаре, женщины переходят от слов к делу.
– Мамочка, почему они бьют друг друга? Это же плохо… – спрашивает Сигрид, но Айрис молча толкает ее вперед.
Сигрид начинает плакать, и Айрис тут же чувствует себя виноватой. Она закусывает губу. Им надо бежать, надо вернуться домой. Они и так уже слишком долго туда добираются. У нее сломана рука, с ней маленький ребенок, и она уже боится оставаться на улице.
Повсюду они натыкаются на одни и те же блестящие от пота лица и зверские гримасы. Одежда, промокшая от крови и рвоты. Люди орут друг на друга благим матом или сидят на земле и тихонько хнычут. Кто-то падает на тротуар как подкошенный и замирает.
Айрис с дочкой бегут со всех ног, спеша покинуть этот ад. Айрис мечтает вернуться домой и посадить Сигрид в шкаф в компании с тарелкой сэндвичей, стаканом шоколадного молока и полностью заряженным айподом. Спрятать дочь как можно дальше, пока окружающий их мир не вернется к нормальной жизни.
– Мамочка, как твоя рука? – внезапно спрашивает Сигрид, и Айрис испуганно улыбается:
– Еще не прошла, но немножко лучше. Мы с тобой потом посмотрим на рентгеновские снимки, когда они будут готовы. Пойдем скорее, – просит Айрис и тянет дочь за собой вперед – домой.
Они сворачивают направо и по велосипедной дорожке бегут в сторону парка Розенлундс. В Сканеглантане будет спокойней: там люди не мутузят друг друга на детских площадках.
Они заходят в парк и идут мимо большой детской игровой площадки, которая сейчас выглядит странно опустевшей. Она вообще редко пустовала, потому что дети постарше и подростки обычно приходили сюда где-то в шесть вечера и превращали ее в баскетбольную площадку. Но сегодня все было не так, как обычно.
Сигрид с грустью переводит взгляд с мамы на горку и обратно, но не произносит ни слова. Несмотря на свой возраст, она понимает, что сейчас не время для развлечений.
Внезапно Сигрид выпускает руку Айрис:
– Мама, смотри, не все ушли домой.
Айрис смотрит в ту сторону, куда указывает ее дочь. В укромном уголке парка на самом краю песочницы, окруженной заборчиком, сидит ребенок – темноволосый мальчик в коричневой футболке. Айрис с дочкой подходят к нему. Мальчик слышит их шаги и поворачивается. Ему года два, прикидывает Айрис. Глаза заплаканы, из носа текут густые сопли.
– Привет, – говорит Сигрид. – Что ты тут делаешь?
Мальчик смотрит на Сигрид, потом на Айрис и отворачивается.
– Папа, – тихо говорит он.
– Где твой папа? – спрашивает Айрис.
Мальчик показывает лопаткой:
– Там.
Айрис отпускает руку Сигрид, хватается за заборчик, который едва достает ей до талии, и перелезает через него. Только не это, в страхе думает она. Нет, только не это. Нет, нет и еще раз нет.
Но ее опасения оказываются верными. В песочнице, повернувшись лицом к ребенку, лежит мужчина.
Первой мыслью Айрис было броситься к отцу ребенка, перевернуть его на спину и сделать искусственное дыхание, но затем она видит, как мальчик закапывает его песком; она сама сколько раз играла в эту игру с Сигрид. В игру, которая когда-то казалась ей забавной. Но сейчас, глядя на то, как мальчик бросает песок на лицо мужчины, Аманде становится не по себе.
– Папа… – повторяет мальчик.
– Твой… твой папа… – бормочет Айрис и неуклюже останавливает мальчика, который сгреб лопаткой еще больше песка и уже замахнулся, чтобы кинуть его на своего отца. – Нет… – говорит она. – Он… мы… давай-ка лучше кинем песок вот сюда.
Она отодвигает руку мальчика, и вместе они высыпают песок в игрушечное ведерко.
– Мама? – зовет Сигрид. – Что случилось с его папой?
– Подожди, – отвечает Айрис, повернувшись так, чтобы видеть и Сигрид, и мальчика. – Мы должны… он…
Айрис замолкает. Этого не может быть, думает она, и кровь шумит у нее в ушах. Этого просто не может быть. Отцы не умирают в песочницах, оставляя маленьких детей без присмотра,