Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это время Андрей чувствовал жаркое томление в груди. Мысли его были поглощены девушкой. На третий день он понял, что дело не только в возбужденных счастьем чувствах.
Ночью его мучил кашель, бил озноб.
Оля первая обратила внимание на его состояние. Андрей отмахнулся: легкая простуда, ничего страшного! Он же здоровый мужик! Никогда и ничем не болел. К тому же — на улице лето!
Еще через день Оля настояла на том, чтобы он сходил к врачу.
Сидя с ней в очереди к терапевту, он потерял сознание. Врачи констатировали воспаление легких и изумлялись, как он при этом еще оставался на ногах.
23
Когда Маргарита Львовна на пятый день отпуска так и не смогла дозвониться до сына, она решила немедленно вылететь в Москву и «протрубила сбор».
— Мы должны вернуться, — сообщила она мужу, пришедшему с пляжа, заталкивая в чемоданы разбросанную по всему номеру одежду.
— Как хочешь, а я остаюсь, — спокойно заявил Сергей Петрович, догадываясь о причине столь внезапной поспешности. Нужно было выручать сына, и он решил сыграть роль якоря, намертво вцепившегося крючьями в морское дно, в надежде на то, что мать-крейсер, изготовивший орудия к бою, не сдвинется без него с места.
— Что? — изумленно опустилась она на кровать.
— Я никуда не поеду. С какой стати срываться посреди отпуска? Мне здесь нравится, посему я не намерен возвращаться домой только потому, что мамочка решила проверить, хорошо ли ее девятнадцатилетняя кроха кушает кашку!
Сергей Петрович внутренне похвалил себя и поразился своему смелому выпаду.
— Если бы твой сын сейчас слышал тебя, — зловещно произнесла Маргарита Львовна, с каждым словом повышая голос. — Ты законченный эгоист! Себялюбивая тряпка! Тебе плевать на сына! Плевать на все, кроме своих желаний! Сопля соплей! Интеллигент хренов!
Маргарита Львовна походила сейчас на разъяренную фурию. Весь ее внешний лоск слетел, обнажив сердцевину — скандальную базарную торговку.
Сергей Петрович, окончательно осмелев, невозмутимо заметил:
— Сейчас ты бы очень колоритно смотрелась на одесском Привозе.
Она замолчала, поправила растрепавшуюся прическу.
— Значит, ты не едешь?
Сергей Петрович понял, что его уловка с «якорем» не удалась. Жена явно намеревалась лететь обратно. С ним или без него. Если уж дома что-то случилось, то лучше уж быть рядом. Тем более, он и так слишком далеко зашел в своем «бунте». Тактически правильнее было бы сдать сейчас «позиции».
— Ладно, — кивнул он, — я поеду.
24
Андрей очень смутно помнил дальнейшее. Разноцветные шары лопались в голове, окутанной горячим дурманом. Он видел чьи-то лица, слышал голоса. Такое положение вещей казалось ему странным и глупым. Тело, такое сильное и здоровое в другое время, сейчас отказывалось повиноваться. Сознание, принадлежавшее ему всецело, залихорадило горячечным бредом. Лица плавали в молочном тумане, пугая его. Но один образ помогал ему преодолевать болезнь, не давал утонуть в безумном хороводе отчаянных мыслей — это образ девушки-гида.
Его Оли.
Он вдруг с отчетливой ясностью видел ее, читал на ее лице тревогу и заботу. Ее большие серые, почти голубые глаза пытливо искали в его глазах хоть малейший проблеск сознания. И как мог, он отвечал ей, находя силы для борьбы.
Он слышал разговоры врачей и медсестер, чувствовал больничные запахи, но сил не было. Андрей помнил отдельные моменты реальности, но не мог их сопоставить, словно это были разбросанные кусочки мозаики.
Однажды он вдруг отчетливо услышал голос матери:
— … я костьми лягу, но ты, моя дорогая, его больше не увидишь! Думала, что закинула удочку и поймала рыбку? Только я костью у тебя в горле застряну! Поймала удачу за хвост? Не выйдет, милая! Я еще узнаю, чем вы тут занимались! Я тебя в бараний рог скручу, если что-то не так!
— Поберегите свои угрозы для других. Я вас не боюсь. Я люблю Андрея и слава Богу, что он не похож на вас!
— Вон, — яростно прохрипела мать, — вон отсюда, тварь!
Андрей слышал это, но, одурманенный лекарствами, так и не смог разлепить глаза. Он смутно помнил, как его везли куда-то. Помнил голос отца. Потом провал…
25
После того как мать Андрея буквально вытолкала ее из палаты, Оля смогла стойко продержаться вплоть до выхода из больницы. Слезы обиды душили ее. Никто и никогда с ней так не разговаривал. Сколько ненависти, сколько скрытой угрозы! За что? Оля искренне не могла понять. Эта женщина говорила страшные вещи! А Оля ничего плохого не сделала. Ни она, ни Андрей, которого действительно полюбила, найдя в этом, на первый взгляд нагловатом парне робкую, нежную, верную душу, которую он прятал за едким юмором. Оля чувствовала, была уверена, что она — не одна из многих, а единственная для него. Он искал ее. Искал, не зная о ней ровным счетом ничего! И теперь его хотят отнять у нее.
Ах если бы был жив папа! Он смог бы утешить, помочь советом. Но отца давно нет, бабушка далеко… Было от чего прийти в отчаяние!
Приехав в общежитие, она зашла в пустую комнату (все девчонки разъехались) и прорыдала весь вечер.
На следующее утро, придя в больницу, Оля узнала, что родители увезли Андрея в Москву.
Посидев на скамеечке перед больницей, она поднялась с уже принятым решением. Плакать и заламывать руки не имело смысла и мало помогло бы беде.
После обеда Оля съездила в бухгалтерию «Спутника» и получила заработанные деньги. Потом собрала чемодан и выехала в Москву.
26
«Здравствуй, милая бабуля! Извини, что не приехала, как обещала, но на то были очень серьезные причины, о которых я тебе сообщу в этом письме.
Родненькая моя! Я влюбилась! Самое удивительное — это то, что я и сама боялась себе в этом признаться. Помнишь, я писала о том наглом парне в Москве? Он меня нашел! Представляешь! Примчался прямо с вокзала в общежитие и устроил переполох среди наших нимфоманок! Никогда не думала, что такое возможно! А потом ждал меня на скамейке (я возила группу в Брест). Я же его от милиции отбила… Ой! Это было что-то!
Бабуля, как я была с ним счастлива эти дни! Обо всем забыла. Все как в тумане! Только он, мой Андрей!
Помнишь, как я плакала, когда читала «Алые паруса»? От того, что в жизни такого не бывает. А оказывается, еще как бывает! Словно гром среди ясного неба — бац! И уже не мыслишь жизни без этого человека. Я даже изменилась за эти дни. Куда-то пропала твоя большеглазая простушка с целым ворохом сомнений в душе. Все сомнения отпали. Теперь я знаю, чего хочу.
Я еду к нему в Москву и пишу это письмо в поезде (отправлю с вокзала).
Он сильно заболел, бабуля. Воспаление легких. К нему приехали родители и увезли моего Андрея. Его мать… короче, она против нашего знакомства. Но я все равно еду к нему.
Прости, бабуля, за неровный почерк, прости за спешку и сумбурность мыслей. Обязательно напишу еще, когда устроюсь.
Пока! Крепко-крепко целую мою единственную бабуленьку!
Твоя Оля.»
«Здравствуй, бабуленька! Знаю, что ты получила мое письмо и теперь очень за меня переживаешь.
Я поселилась у своей знакомой по переписке. Я тебе как-то писала о ней. У нее родители врачи. Теперь живу у них, и они очень меня поддерживают (их адрес на конверте).
Ищу Андрея. Галина Семеновна, мама Светы, обещала помочь разузнать о нем что-нибудь, так как родители его, вероятно, прячут, но, скорее всего, он лежит в какой-то закрытой клинике для руководства, поэтому ничего узнать просто так нельзя.
Бабуля, он самый замечательный, самый хороший! Он тоже студент. Учится в университете. Второкурсник. Родители у него очень важные, но Андрей ничего подробно не рассказывал. Я из разговора поняла. А когда увидела его мать, и вовсе убедилась — я птица не из их гнезда. Но он другой. Совсем другой, бабуля.
Напиши мне о себе. Приехала ли на лето Лида Богдан? Как там дед Пилип? Все еще скрипит своей деревяшкой?
Как дядька Федор? Поспели ли ягоды? Хочу знать все-все! Пиши, родная! Как же я скучаю по Млыновке!
Крепко обнимаю и целую. Твоя Оля.»
«Здравствуй, моя любимая бабуленька!
Какая же ты все-таки паникерша! И сразу о том самом! Ты же бывший педагог. Неужели так и не узнала свою внучку! Ничего такого у нас с ним не было. Мы просто гуляли по городу, смеялись, говорили… А потом он заболел. Я думала, сойду с ума от страхов и переживаний за него.
Кстати, узнала, где он лежит. Сходила туда. Не пустили. Но я не отступила. Пошла в администрацию с просьбой взять на работу уборщицей. Сказала, что хочу подработать. Галина Семеновна поручилась (у нее оказались там знакомые). Это целая эпопея! На меня смотрели, как на идиотку: полставки — не Бог весть какие деньги (в стройотряде в десять раз больше заработать можно), а работа каторжная — горшки мыть, полы, белье грязное таскать, да и порядки строгие. Но я на все была согласна, только бы Андрея увидеть, поговорить.