постоянно мерещилась какая-то ерунда, время от времени звенело в голове, тело было ватным и неповоротливым. Я было решила, что заболела, хотела сдать билеты, пока еще не поздно. Но Инка отвела меня к знакомому врачу (прошлогоднему неудачливому ухажеру!) и тот клятвенно заверил меня, что я полностью и безоговорочно здорова.
Делать было нечего, пришлось согласиться с мнением специалиста. И вот Инна практически силой тащила меня в аэропорт. А мне улетать не хотелось категорически. Правда, я сама никак не могла внятно назвать причину такого поведения.
Наконец, мы подъехали к нужному входу, быстро выгрузились — у меня был один скромный чемодан, рюкзак и сумочка — и понеслись к стойке регистрации. До вылета оставались несчастные полчаса. Когда Инна провожала меня, почему-то резко засосало под ложечкой.
— Так, подруга, а что это на нас лица нет? А ну, успокоилась, кому говорю! — Инна погладила меня по плечам и щелкнула по носу. — Сейчас сядешь в удобное кресло, прикроешь глазки и подремлешь пару часиков. Оглянуться не успеешь, как тебя встретит солнечная нарядная Анталия.
Закружилась голова и меня повело. Это было уже далеко не в первый раз за последние пару дней. С тех пор, как я покинула стены поместья «Дубовые рощи», в душе царила неразбериха, а тело все больше подводило. Я постоянно чувствовала себя разбитой и подавленной, хотелось лежать и не шевелиться. Нервный срыв как объяснил врач. Но у меня были большие сомнения на этот счет.
Инна как-то умудрилась договориться с сотрудниками аэропорта и те разрешили ей проводить меня и самой усадить на мое место у окна в самолете. Напоследок, подруга крепко обняла и прошептала.
— Знать бы, как все повернется, не пустила бы тебя в тот злосчастный дом. А теперь поздно пить боржоми. Одно меня радует: скоро ты будешь максимально далеко от всего этого. Постарайся выкинуть проблемы и переживания из головы, договорились?
Что я могла сказать? Конечно, я заверила Инку, что со мной все будет хорошо. Морщинки на ее обеспокоенном лице разгладились, она помахала мне напоследок и покинула борт самолета.
Приветливая стюардесса ненавязчиво крутилась поблизости, видимо, готовилась помогать явно проблемной пассажирке. Я осмотрелась и мне показалось, что среди пассажиров мелькнуло лицо моей бывшей компаньонки Марины. Хотя в моем состоянии еще и такое примерещится.
Самолет медленно набирал высоту, а на меня напало странное оцепенение, казалось, что пространство меняется, расплывается. Очертания людей и предметов стали двоиться и даже троиться и четвериться!.. К горлу подкатил ком, я соскочила со своего места и стремглав кинулась к кабине туалета, благо она оказалась незанята.
Когда я зашла внутрь — резко полегчало. Я недоуменно поплескала холодной водичкой в лицо, с усилием растерла мочки ушей, похлопала по щекам. И вдруг наступила абсолютная тишина. Несколько минут не было слышно ни гула самолета, ни посторонних звуков, ни-че-го! Даже звон в ушах прекратился, я слышала лишь свое учащенное сердцебиение.
Внезапно возникло страшное ощущение падения и я зажмурила глаза. Оно не продлилось и пары секунд. Послышался резкий хлопок как от лопнувшего шарика и снова накрыла тишина. Правда, на этот раз я различила голоса и смех и бряцание посуды… А пол под ногами больше не вибрировал.
Вскоре стало понятно почему. Я открыла глаза и оглянулась по сторонам.
Я стояла в незнакомом темном переулке. Издалека до меня доносились звуки неизвестного города, пронзительные крики чаек, протяжные гудки пароходов, строительный шум, ржание лошадей и людской нескончаемый гомон. Я сглотнула.
Почему-то сильно зудела правая рука. Я постаралась хорошенько ее растереть. А потом пошла в выходу из переулка.
Неожиданно на меня обрушилось осознание случившегося. Видимо, история в точности повторилась. Как тогда, в поместье, я непостижимым образом перенеслась с проселочной дороги обратно на территорию «Дубовых рощ», так и сейчас я попала в чужой город с борта самолета, направляющегося в Анталию. Но это явно была не Турция.
Это был уютный приморский городок. Ярко светило приветливое солнце, по голубому небу плыли перистые облака, а проходящие мимо прохожие были одеты легко, я бы сказала, по-летнему.
Впрочем, кто их разберет, этих жителей. С людьми еще хоть как-то понятно. Но что правильно и приемлемо вон для того зеленокожего, коротконогого, заросшего шерстью клыкастого монстра? Или для вот этого статного высокого красавца с длинными седыми волосами и татуировками в пол лица? А для этого громилы с дубинкой наперевес?
Разношерстная толпа ввела меня в ступор. А ведро каких-то помоев, окативших в головой, резко вывело.
— Эх, ты ж, красавица!.. Что ж вы, туристы, останавливаетесь, где ни попадя-то?
Рядом стоял вполне привычного вида низкорослый господин в кулинарной шапочке и с пустым деревянным ведром. Я громко чихнула и постаралась руками очистить лицо от ошметков каких-то овощей. А мужчина, выпятив круглый живот и смешно вытянув шею, расхаживал передо мной, кряхтя и смешно переставляя ноги. Я пригляделась — и точно, лапти на ногах были на два размера больше обычных человеческих.
И я расхохоталась, дико, громко, с подвыванием, так что прохожие резко шарахнулись в стороны, а веселый дяденька покачал крупной головой.
Кое-как успокоившись, я утерла глаза от выступивших слез и обреченно спросила.
— Где я нахожусь хоть?
Дядя смешно потянулся и пощупал мне лоб, снова покачал головой.
— Перегрелась что ли? И, вероятно, потерялась… Ты в Городе N, бестолковая!
Все, тушите свет, сливайте воду, как говорит Инка.
Глава 5. Отпуск в другом мире заказывали?
Я медленно цедила незнакомый сладкий напиток из высокой глиняной чашки. Он приятно горячил кровь и, как ни странно, разгонял непривычное оцепенение, постепенно приводя меня в чувство.
Руфус любезно выделил мне укромный уголок в основном зале своей пекарни. Отсюда я могла открыто наблюдать за посетителями и местными жителями, мелькавшими в окне. Они спешили по своим неведомым делам — серьезные, веселые, надменные, удивленные, озадаченные, грустные, задумчивые, в общем-то, такие разные, похожие и не похожие.
Но, просидев не один час, я отметила, что жители Города N мало чем отличались от москвичей или от землян, в целом. Если не брать в расчет их внешний вид и происхождение, конечно.
На столик аккуратно поставили блюдечко с горячей ароматной выпечкой. Ко мне снова подсел Артур Пондрик, сын Руфуса. Их семейная пекарня была известна на весь город и славилась своими ванильными пончиками и воздушными хрустящими вафлями.
Сам же парень оказался несколько застенчивым, но смешливым и умеющим находить общий язык как с ворчливыми старушками гоблинской наружности, так и с расстроенными человеческими девушками, попавшими в настоящую