главной звездой в начале прошлого века? Пушкин? Нет. Достоевский? Мимо. Толстой – тоже умер уже, вроде как несколько лет назад… А, Горький! Вполне можно было бы встретить живого Горького, прогуливаясь по бывшей улице Горького, а тогда и ныне – Тверской.
Ратманов свернул в Нарышкинский сквер. Посидел на лавочке под липами. Немного почитал свежую прессу образца 1912 года, подобрав брошенную кем-то газету. Новости почти не отличались от теперешних. Рост цен на дрова, тревожная обстановка на Балканах, холера в Персии. Стабильности не было нигде…
Потом бывший опер поднялся и пошел дальше. А где-то на Петровском даже хохотнул, когда посмотрелся в зеркальную витрину рыбного магазина и представил, насколько же нелепо выглядят путешественники во времени. Восторженно и нелепо.
А вот и знаменитая Петровка, 38. Казавшийся всегдашним штаб московской милиции и полиции. Но сейчас здание было более низким, двухэтажным и использовалось не по назначению. А именно как Петровские казармы, в которых стоял жандармский дивизион. Даже как-то возмутительно!
Улыбаясь собственным мыслям, Ратманов зашагал в сторону Трубы. Площадь, как обычно, кишела народом. Да таким, что надо было поминутно оглядываться и проверять карманы. Впереди виднелся приснопамятный птичий рынок.
Предаваясь несвоевременным мыслям, Георгий не в первый уже раз поймал себя на опасном умозаключении – он словно бы и не страдает от того, что попал во всю эту историю, всю эту временную чертовщину. А он ведь даже не представляет, как вернуться обратно, и вообще, возможно ли это?! Ему как будто и здесь было хорошо! Хотя, разумеется, конечно, безусловно, возвращаться нужно… И он обязательно выяснит, как это сделать!
Мимо пронесся автомобиль «Руссо-Балт» со скоростью чуть быстрее, чем в современной московской пробке. Потом еще трамвай. А блюстителю закона Юрию Бурлаку на секунду даже захотелось сесть и проехать в нем зайцем…
– Караул! Помогите!
На самом оживленном пятачке у птичьего рынка возникла какая-то сутолока. Засвистел дореволюционный коллега, больше похожий на пузатого отца большого семейства. Бурлак-Ратманов мгновенно персонифицировал в толпе шустрого типа в серой кепке. Держа в руках петуха, явно украденного, тип сначала свернул птице шею, а потом взмахнул на подножку отъезжающего трамвая. И поминай как звали.
Бежать – не бежать? Он мог бы. И с высокой долей вероятности догнал бы негодяя. Но… Новое и преступное «второе я» потихоньку одерживало верх. Бандит Ратманов, кажется, побеждал полицейского Бурлака.
Ну а до своей воровской малины фартовик дошел уже без происшествий.
3
Георгий стоял в окружении прежних знакомцев. Лодыга, Татарин, Мордвин, Хряк, сидящая на коленях есаула Рита. Правда, они уже не казались товарищами и тем более друзьями. Больше было похоже на то, что Ратманов сдавал экзамен. Экзамен на право жить.
– Гимназист… – Ратманов снова привыкал к своей «школьной» кликухе, а Хряк как будто специально цедил слова, чтобы те казались более тяжеловесными и служили цели припугнуть. – А мы тебя тут заждались. Кое-кто даже подумал, что ты не придешь вовсе.
Георгий снова обвел собравшихся глазами.
– Это почему еще? Сказал приду, значит приду.
– И с какими шалавами ты якшался? До Марьиной рощи не так далеко, чтобы я вообще об этом спрашивал.
– Тебе всех по именам перечислить? – Ратманов понял, что извинений тут будет недостаточно, и избрал «дерзкую» стратегию. – Рита, закрой уши…
Атаману это не понравилось.
А Ратманов посмотрел на деньги и квитанции, разложенные перед преступным авторитетом. И пошел в дальнейшее контрнаступление.
– Сорга[20] есть, расписки есть. А уж с кем я загулял на свою долю – дело десятое. В конце концов, о времени возвращения мы не договаривались.
Хряк ухмыльнулся – прав был Гимназист. И деньги с квитанциями на месте.
– Ну что, Лодыга, – атаман почему-то обратился именно к этому бандиту, – поверим Гимназисту на первый раз?
Ратманов перевел взгляд на Лодыгу. Тот лишь хмыкнул.
Хряк сбросил с колен свою маруху. Подошел к попаданцу и положил руку ему на плечо, даже, скорее, обхватил сзади за шею, одновременно демонстрируя как свое одобрение, так и свою силу.
– Ну что, сделал дело, как говорится, гуляй смело. На тебе червонец сверху. Хряк добро не забывает.
Слышать подобное от уголовника было не очень-то приятно. Но преступник Георгий Ратманов снова победил опера Юрия Бурлака. Деньги принял. И пошел к себе. Остальные бандиты тоже расходились.
Ратманов до этого не успел справить нужду и хорошенько умыться. А проделав со своим новым телом все эти нехитрые манипуляции, прошел в дом чуть глубже, чем мог бы. И покосился в сторону лежака, который обычно занимал Лодыга. Лодыги там не было.
4
Пьяный Лодыга ржал, как конь в шантане «Негасимая свеча» – подобные названия были довольно популярны в дореволюционной России. А спаивал его Копер. Ушлый тип. Обиженный член банды. Старый приятель. Свой в доску. И гораздо более понятный, чем этот Гимназист.
– Ты мне вот что скажи. – Копер выглядел намного трезвее Лодыги. – Ты можешь на все сто утверждать, что Гимназиста взяли фараоны?
– Могу, – отсмеявшись, согласился Лодыга.
– И то, что он вышел оттуда, проведя время на половине старших чинов?
– Могу, – кивнул Лодыга.
– Твои слова против его, когда доберемся до Хряка.
– Ага. – Пьяный Лодыга кивнул и снова принялся ржать, ничего не мог с собой поделать. – Только цыган давай послушаем. Тут цыгане выступают!
Копер до того держался. Но буйный нрав прорвался наружу.
– Недоумок!
Лодыга с блаженной улыбкой посмотрел на старого подельника.
– Вошь этапная. – Копер выругался себе под нос и резко встал из-за стола, едва не опрокинув остатки выпивки.
Обиженный член банды ушел.
А Лодыга еще какое-то время кричал ему вслед что-то про гимназистов и фараонов. Только по большей части уже к делу не относящееся и нечленораздельное. Пока его окончательно не закрутило в хоровод цыганских страстей. Такой преступник даже опаснее обычного предателя, подумал бы Ратманов…
5
Георгий не мог уснуть. Воровская малина занимала довольно обширное пространство в подвале старого дома. Как таковых комнат здесь не было. Но стен, простенков, закутков – сколь угодно. При желании уединиться, отгородиться от остальных воров это легко можно было проделать.
Вот и Ратманов лежал на топчане на приличном расстоянии от «сослуживцев». Сюда доносился лишь отдаленный храп, да периодически слышались какие-то шаги из другой половины подвала – кто-то входил и выходил несколько раз.
Очередная ночь после перемещения во времени. Жуть какая! Теперь Георгия почти трясло. Первая шоковая реакция как у опытного опера у него была… никакая. Взять себя в руки и действовать по обстоятельствам. Так его учили. И он умел отбросить лишние мысли в нужный момент.
Но теперь попаданец остался один на один с самим собой. И получил время на то, чтобы порефлексировать по-настоящему. Ратманов-Бурлак сжал кулаки. Вернее, впился ногтями в мягкие подушечки собственных ладоней. До боли, до хруста, даже до крови на левой руке. Потом зажмурился. Отпустил. Потом еще раз. И снова отпустил. Вроде