Олег тяжело вздохнул и осторожно склонился под стол. Пол барака был сделан весьма просто - поверх широких деревянных балок были прокинуты грубые широкие доски, тоже выпиленные на местной лесопилке. Пустое пространство между балками было засыпано песком, а так же химикатами от местных грызунов и паразитирующих насекомых.
Парень осторожно подцепил край одной из них, и медленно, стараясь не издавать шума, чтобы никто не догадался о его тайнике, отодвинул доску в сторону. Это был второй, весьма простой, но удобный способ сохранить свои ценности. Конечно, при желании их могли очень просто обнаружить, но пока что еще ничего не пропадало, и Соколов предпочитал хранить некоторые важные вещи под полом, нежели в тумбочке.
Немного поразмыслив, он спрятал туда магазины от автомата Влада, предварительно разрядив каждый и снова снарядив только двадцатью патронами, вместо положенных тридцати, чтобы пружина не проседала и исправно подавала их, когда магазин будет примкнут к оружию.
Россыпь высвободившихся патронов он убрал в небольшой карман разгрузочного жилета. Несмотря на большое количество Калашниковых на Индигирке, сменные магазины к ним были большей ценностью, нежели патроны. Впрочем, их количество за последнее время тоже порядком сократилось. Казюка все больше и больше бурчал по поводу того, как быстро они расходуются, прежде чем подписать выдачу со склада нового контейнера с цинками.
Поставив доску на место, Олег взял в руки кобуру с Макаровым.
"Забавно, забавно... - подумал он. - Если Казюка ничего не спросил про пистолет, значит, за Владом он не числился. Значит, и Влад его когда-то раздобыл подобным образом... Или украл... Почему сразу украл?! Может, выменял?.. Ты сам-то в это веришь? Кто и на что променяет тебе хлопушку?.. Ну не знаю, может на несколько гигабайт качественной порнухи и выменяют. Один хрен толку от ПМ-а немного... Если это так, зачем он тогда тебе?"
- Слушай, заткнись уже... - тихо буркнул Олег сам себе, и, вытащив пистолет из кобуры, проверил обойму. - Все, выключайся, хренова болталка, целый день бубнишь что-то... Спасения от тебя нет...
Соколов встал и снял разгрузку, положив ее на столик. Приятно было потянуться и ощутить отсутствие навязчивой, давящей тяжести на своих плечах, которая не давала ему покоя весь рабочий день. Еще немного покрутив ПМ в руках, он засунул его под подушку, а кобуру убрал назад в рюкзачок. После чего взял его со стола и пристроил в изголовье койки, прикрыв сверху плоской, утратившей всякую форму, подушкой, чтобы никто не смог стащить его незамеченным.
От всех действий, проделываемых вокруг кровати, ему еще сильнее захотелось спать. Он быстро перекинул со стола на постель разгрузку и прижал ее автоматом, отодвинув их поближе к стене. Спальное место было готово, оставалось только разуться, и можно было забыться долгожданным сном. Но у Соколова было еще одно незаконченное дело.
Он расстегнул пуговицу нагрудного кармана камуфляжной куртки и достал свою единственную "реликвию" - маленькое устройство для маникюра. Немного покрутив пресловутый прибор в руках, он невольно тяжело вздохнул и задумался.
Олеся забыла его на столике рядом с их кроватью... "Их кроватью"... Это сейчас звучало так фантастично, словно этого никогда и не было. "Странно... - подумал Соколов. - Из сотни своих бабских мелочей ты забрала все, но оставила эту хрень..."
На лице Олега появилась легкая улыбка, вызванная скорее не тем, что он вспомнил свою бывшую любовь, а тем, что в его голове остановилась лихорадочная скачка мыслей, и они потекли медленно и спокойно.
Парень хмыкнул и, положив маникюрницу на стол, два раза быстро стукнул по ней пальцем. Приборчик еле слышно пискнул и быстро выпустил свои складные ножки и направляющие усики рабочей каретки. На его верхней крышке приветливо замерцал зеленый огонек. Олег положил ладонь на стол рядом с ним и аккуратно засунул в рабочее пространство прибора первый палец.
Соколов давно установил на маникюрнице функцию простой полукруглой стрижки ногтя и обработки кутикул, без всяких художественных и фигурных изысков, поэтому "реликвия" сразу же приступила к работе. Олег вздохнул и, на всякий случай прикрыв свободной ладонью прибор так, чтоб его не было видно, если внезапно кто-нибудь откинет брезент, стал наблюдать за его работой.
По направляющим усикам быстро пробежалась каретка, вымеряя нужное ей расстояние, после чего с деловитым жужжанием включился лазерный резак, и она осторожно опустилась на предоставленный ей ноготь Соколова.
Олег почувствовал тепло на самом кончике пальца, и каретка резво дернулась в сторону. Рядом на столешницу упал ноготь, срезанный ровным полукругом с оплавленными краями. На этом приборчик не остановился и проделал ту же операцию с кутикулой. Соколов поднес обработанный палец к глазам и, довольный увиденным, подсунул ему второй.
Это было важно. Уже спустя пару недель прибытия на Индигирке, Соколов решил для себя, что ни за что не позволит себе запуститься. Это принципиально как для него самого, так и для назначенной им цели, достичь которой у него была твердая решимость. Мыться, бриться, стричь ногти, следить за чистотой одежды и обуви, это означало не только соблюдать элементарные требования гигиены, но и оставаться человеком в данных условиях. То есть тем биологическим существом, которое в отличие от своих дикий сородичей обеспокоенно внешним видом.
Но после сегодняшней смены силы у него остались только на то, чтобы подсовывать автоматической маникюрнице пальцы, которые он совсем недавно старательно шоркал грубой щеткой, вычищая грязь из-под ногтей. Вообще его идея с тем, что нельзя себя запускать очень скоро превратилась в настоящее психологическое противостояние, между желанием что-либо делать для этого, и тем, что в этом реально не было смысла.
"Давай, давай, ты же обещал сам себе! - каждый раз мысленно подстегивал и провоцировал себя Соколов на то, чтобы сделать физические упражнения. - Если ты не сделаешь этого сегодня, значит, ты и цели своей не достигнешь! Если ты не можешь заставить себя сделать эту мелочь, значит твое слово - пустой звук! Давай, иди и делай то, что поклялся делать!"
Со временем эти мысленные монологи становились более пламенными и долгими. В них начинали появляться матерные выражения. Потом они переросли в диалоги с самим собой. Потом, все чаще Соколов стал проигрывать самому себе. Это ввергало его в бешенство, он психовал и шел делать упражнения, пересиливая усталость и прочие факторы. И иногда это давало ему прямо настоящий позитивный психологический импульс, толчок, позволяющий быть на эмоциональном подъеме, а иногда только еще сильнее било по измотанному организму. Постепенно количество побед над самим собой стало значительно уступать количеству поражений.
С какой тоской он вспоминал восхитительные миостимуляторные камеры, в которые можно было просто забраться и ждать, пока миникомпьютер сам рассчитает соотношение объема твоих мышечных тканей к жировым, общий вес тела, пульс, выносливость, и запустит автоматически подобранную программу тренировки. А дальше электрические импульсы нужной силы будут заставлять твои мышцы сокращаться, стопроцентно имитируя их работу под нужной весовой нагрузкой.
Ясное дело, что никто миостимуляторные камеры на Индигирку не поставлял. Здешний спортзал был полностью самодельным. Просто в одном из бараков освободили пространство, возвели перегородку, и сделали самые нужные снаряды по старинке, приварив тяжелые железяки к стальным перекладинам. По такому же принципу сварили из обрезков труб турники, и скамейки для жима штанги. В целом получился классический набор спортивных снарядов начала двадцать первого века.
Первое время импровизированный зал пользовался популярностью, но постепенно большинство посетителей утратило к нему интерес. Сейчас там редко собиралось более пяти человек, и то в хороший день. Слишком тяжело было заставить себя делать это двухчасовое усилие, в отличие от камеры, в которой достаточно было провести всего тридцать минут.