Читать интересную книгу Русские понты: бесхитростные и бессовестные - Дэвид Макфадьен

Порой этот представитель ненасытности, якобы стремящийся ко всему — к последнему, окончательному объекту желания, постепенно соображает, что абсолютного счастья нет. Овладеть абсолютно всем миром, строго говоря, невозможно, так как ты являешься частью его. Каждое приобретение вызывает одинаковое осознание: «Маловато». Он обнаруживает эти слабости и потом атакует себя. Приняв как можно больше «в себя» и захватив как можно больше власти или статуса у мира и лишь затем поняв, что самой большой шишкой он никогда не будет, вскоре он наполняется ненавистью к себе как к центру неуспешной материализации движения вверх по лестнице.

В отсутствие полной идентичности с «вершиной» его стремление к удовольствиям становится мазохизмом, точнее, пофигизмом к собственному телу и здоровью: «Тьфу! Паскудство вообще! Да что вы? Повышение? Больше денег? Таких вещей я никогда не хотел. Мне плевать на это всё!» Максимальная скорость достижения превращается в такой же экстремальный отказ. Поэтому никакого счастья «выше» (над нашим чванным карьеристом) нет. Человек, «имеющий почти все, что душенька пожелает, может патологически стремиться к изощренным изыскам, мотовству, наркомании. Он может относиться наплевательски ко всем и ко всему, включая самого себя».[52] У чванства, следовательно, есть своя унылая сторона. Принято считать, что выделяются спесивостью те, «кто был ничем, а стал всем», а точнее, те, кому «хотелось бы стать и богом, и царем, и воинским начальником».[53]

Главная разница поэтому между понтом и чванством в том, что последнее знает, куда стремиться, — к одной цели, расположенной выше. Такая спесивость, будучи комплексом статуса в вертикальной, но зато константной системе, усугубляется социальной нестабильностью, характерной для общества после 1991. Здесь важно упомянуть известное понятие французского философа Делёза — детерриториализация. Имеется в виду вот что: на современном рынке все ценности движутся капиталом. Деньги диктуют, что важно, чего мы хотим, скажем, через рекламу, обращающую наши желания неожиданно и без логичного повода на новый, совсем другой — и еще более роскошный! — предмет. Такая зыбкость в ценностях ведет иногда к оскудению бывших «территорий» огромной важности: семьи и церкви. Капитал лишен малейшего уважения к традициям. Короче: иерархии, конечно, строятся сегодня (в новых компаниях или через новые моды), но ненадолго. Рынок и бабло их постоянно подрывают.

Постсоветский комплекс совка появился тогда, когда после долгих лет ограничений финансовая свобода якобы «опьянила и ударила в голову».[54] Эмиграция часто отягощает этот комплекс, даже теперь. Высокая степень мобильности, присущая западной жизни, просто губит тех, кто дома страдал от спеси. В англоязычном мире детерриториализация ощущается и буквально. Люди, к примеру, перебираются всей семьей в другой город гораздо чаще: раз в несколько лет. Обычно это происходит по профессиональным причинам, т. е. ради лучшей зарплаты или повышения. В эмигрантской жизни наблюдается печальная тенденция жаловаться на западную переменчивость или с ней связанную «некультурность». Совковые, т. е. иерархические, понятия о высокой и низкой культуре переносятся через океан. «Вот от этой вечной привычки унижать и быть униженными русские и не понимают, как можно из добрых побуждений рассказывать о хорошей жизни в Канаде или США. Единственный мотив, который русские могут предположить, — чванство, хвастовство, комплексы неполноценности или желание возвыситься за счет оставшихся на старой родине».[55]

Если надутый, закомплексованный гражданин (уже на пенсии) попадает за границу, то он, как типичный дядька из типичного городка, колеблется между двумя психологическими состояниями: тоской и паникой. Тоска по тому, что было, а паника перед тем, что может быть. И тут комплекс совка разгорается в полную силу: в постсоветском обществе ощущения понтярщика и чванного мужика порой начинают совпадать. Первый теряется в психологическом эквиваленте пространственной дилеммы, а последний — во временном. Советская служебная лестница предусматривала четкие временные рамки: на каждом этапе своей карьеры чиновник мог оценивать свой прогресс. Были курсы повышения квалификации, предлагалось дополнительное профессиональное образование, более высокая зарплата и т. п. Теперь же ему приходится иметь дело вопреки его ожиданиям не со свободой или независимостью, а с «беззаконием».

Корни понта уходят в более отдаленное прошлое в сравнении с теперешним чванством, но их представители сегодня одинаково страдают. И то, что чванливому человеку когда-то грезилось во сне, неизбежно оборачивается мажорством и пафосом. И это отнюдь не головокружительный триумф. Это последняя, отчаянная попытка казаться победителем, прежде чем вступить в «наплевательские отношения ко всем и ко всему, включая самого себя».

Ниже приводится длинная, но остроумная цитата на тему: «Что значит мажорство и пафос сегодня?». Как русский человек смотрит на жизнь после того, как он добрался туда, куда его чванливый коллега будет стремиться вечно?

Отец русского пафоса — не Илья Муромец. И не Лев Толстой… Отец русского пафоса — русский хаос. У русского пафоса есть братья. Старший и младший. Это страх русского хаоса и страх русской тоски. Они очень повлияли на своего средненького, и русский пафос полностью находится под их влиянием. Русский пафос начинается там, где страх русского хаоса и страх русской тоски уже не стесняются сами себя и превращаются в самодостаточные вопросы… Но после покупки Романом Абрамовичем клуба «Челси» некоторые ответы дать можно. Что делать? Кто виноват? Когда же придет настоящий день? За что? Зачем Герасим утопил Муму? Есть ли жизнь на Марсе? Кто убил Джона Кеннеди? Когда Россия вступит в ВТО? Есть ли снежный человек? Почему Роман Абрамович купил клуб «Челси»? — Чтобы узнать, кто виноват. Чтобы скорее пришел настоящий день. Чтобы Россия вступила в ВТО. Чтобы стало ясно, кто убил Джона Кеннеди, и к людям пришел снежный человек. Купив «Челси», Роман Абрамович не убрал ужаса перед русским хаосом. Но русскую тоску все-таки немного убрал. Может быть, Роман Абрамович купит что-нибудь еще, и тогда станет меньше и ужаса перед русским хаосом тоже.[56]

Так как эта цитата смеется над вечной русскостью «поисков истины», самая большая и для нас полезная ирония в том, что речь тут идет о футболе. В предыдущей главе мы узнали, что истина — нескончаемый потенциал. Самая истинная футбольная игра поэтому включает в себя и потенциал полного поражения. Она и реализует эту возможность в момент, когда не можешь сказать, что сейчас будет. Когда все нервничают.

Стоит только вспомнить: когда Абрамович купил себе лондонский клуб, он хотел установить традицию атакующего футбола в духе итальянской «красивой» игры. Там зрелище чуть ли не важнее счета, поэтому и риска больше. Абрамович якобы считал, что масштабное финансирование делает футбол еще зрелищней, и поэтому был готов вкладывать крупные суммы. Ради шоу, не ради цели. Сам он сказал: «Деньги играют важную роль в футболе, но это не главенствующий фактор. Когда “Челси” играет на Кубок лиги в небольшом городе и результатом игры может оказаться ничья, то волнение, дух, атмосфера — вот настоящая красота футбола в Англии».[57] Но… в сентябре 2007 Моуриньо был уволен именно потому, что Абрамович был крайне недоволен результатами, особенно показанными «Челси» к концу сезона. Моуриньо не достиг цели. Маловато сделал, и шеф расстроился.

Параллели между футболом и мажорством часто оказываются продуктивными даже на родине той же «распрекрасной» игры — Италии. Когда у Егора Титова спросили о проблеме продажных матчей в высших итальянских лигах, он ответил: «Все, что делается вокруг этого скандала с договорными мат-нами [с целью больших денег], — это ради показухи. На самом деле никто даже не хочет вскрывать суть проблемы, никто и пальцем не шевелит. Если действительно захотеть, как это сделали итальянцы, то можно добиться ошеломляющей правды».[58] Эта правда имела бы прямой и ошарашивающий эффект — для обманщиков скорее, чем для публики. Как было ярко, но не очень грамотно сказано в одном русском чате: «Показуха не стока нужна зрителям, скока ее исполнителям!»[59]

Может быть, из-за такого интуитивного чувства, что футбол наводит на довольно серьезные, если не ошеломляющие философские параллели, Олег Дерипаска не раз отвергал слухи, что собирается купить «Арсенал». Он смотрит на футбол исключительно как на бизнес и признается британской прессе, что он не фанат.[60] Летом 2008-го ходили слухи о том, что у него появились планы создать одну из самых процветающих конюшен Англии: якобы он уже приобрел двух скаковых лошадей. После увольнения Моуриньо и несовпадения политического мажорства с истинно «красивой игрой» в британской прессе шутили по поводу конюшни: «Учитывая драматический эффект, который сравнительно небогатый соотечественник Дерипаски Роман Абрамович оказал на футбол, можно простить поклонникам скачек некоторые дурные предчувствия».[61] Купив «Челси», Роман Абрамович не устранил ужас перед русским хаосом. Маловато было.