Читать интересную книгу Конец! (с иллюстрациями) - Лемони Сникет

Лишь Солнышку дали трудиться в области, в которой она была компетентна, но помогать миссис Калибан с готовкой было не слишком интересно, так как питание три раза в день готовить было очень легко. Каждое утро младшая из Бодлеров получала водоросли, которые Алонсо и Ариель выловили из моря, Шерман и Робинзон промыли в солёной воде, а Едгин и Уэйден высушили на солнце, и, получив, просто- напросто бросала в миски на завтрак. Днём Фердинанд и Ларсен приносили кучу рыбы, пойманной сетями, и Солнышко с миссис Калибан давили ею махровыми ложками, превращая в севиче к ланчу. А по вечерам обе поварихи разжигали костёр и кипятили на медленном огне горшок с диким луком, который собрали Омерос с Финн, и добавляли туда полевые травы, сорванные Брустером и Калипсо и заменявшие им специи, и подавали суп вместе с раковинами, полными сердечного, которое Байэм и Уилла нацедили из кокосов, которые мистер Питкерн и мисс Марлоу нарвали с кокосовых пальм.

Ни одно блюдо не представляло для Солнышка интересной задачи, и в конце концов она стала проводить большую часть дня в безделье, иначе говоря, «посиживала с миссис Калибан, посасывала сердечное и любовалась на море».

После стольких ужасных встреч и трагических событий детям показалась непривычной такая жизнь, и первые несколько дней им было как-то не по себе без коварства Олафа и его зловещих тайн, без принципиальности Г. П. В. и благородных деяний его членов, но постепенно, после крепкого ночного сна в продуваемой приятным ветерком палатке каждодневной лёгкой работы, с каждым глотком сладкого сердечного, жизнь, исполненная борьбы и коварства, отступала все дальше и дальше. Спустя несколько дней разыгрался новый шторм, как и предсказывал Ишмаэль, и, когда небо почернело и остров накрыли дождь и ветер и Бодлеры вместе с остальными островитянами столпились в палатке у рекомендателя, они испытали благодарность за эту бессобытийную жизнь в колонии, сменившую бурную жизнь, какую они вели после смерти родителей.

— Двусмыс, — призналась Солнышко сестре с братом, когда на следующее утро Бодлеры брели вдоль прибрежной отмели. Согласно общепринятому правилу все островитяне отправились на штормовую добычу. Там и сям виднелись фигуры копающихся в обломках. Говоря «двусмыс», младшая Бодлер имела в виду «у меня двойственное отношение к здешней жизни». То есть она не могла решить, нравится ей жить в колонии или нет.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — проговорил Клаус, который нёс Солнышко на плечах. — Здешняя жизнь не очень увлекательна, но по крайней мере нам не грозит опасность.

— Я думаю, мы должны быть благодарны за это, — проговорила Вайолет. — Хотя правила тут очень строгие.

— Ишмаэль все время повторяет, что не станет принуждать нас делать то или се, — подхватил Клаус, — но принуждение ощущаешь все время.

— Ну, они, по крайней мере, вынудили Графа Олафа держаться подальше, — заметила Вайолет. — Г. П. В. это никогда не удавалось.

— Диаспора, — произнесла Солнышко, что означало примерно — «мы живём в таком отдалённом месте, что борьба между Г. П. В. и их врагами отошла куда-то далеко».

— Единственное Г. П. В. здесь, — Клаус нагнулся и заглянул в лужу, — это наше Гадкое Пресное Варево.

Вайолет улыбнулась.

— Не так давно, — сказала она, — мы стремились достичь последнего безопасного места к четвергу, а теперь всё вокруг нас безопасно, но мы даже не представляем себе, какой сегодня день недели.

— А я все равно скучаю по дому, — сказала Солнышко.

— Я тоже, — сказал Клаус. — И почему-то мне до сих пор не хватает библиотеки в лесопилке «Счастливые запахи».

— Библиотеки Чарльза? — Вайолет удивлённо улыбнулась. — Красивая комната, но ведь там было всего три книги. С какой стати тебе ею не хватает?

— Три книги лучше, чем ни одной, — отозвался Клаус. — С тех пор как мы здесь, я читаю только свою записную книжку. Я предложил Ишмаэлю рассказывать мне историю острова, а я бы записывал его рассказы, чтобы островитяне знали, откуда пошла колония. Другие колонисты записали бы истории своей жизни, и в конце концов на острове возникла бы своя библиотека. Но Ишмаэль ответил, что не станет меня принуждать, однако моя идея ему не нравится — книга может взбудоражить людей описаниями штормов и кораблекрушений. Я, конечно, не хочу раскачивать лодку, но мне не хватает исследовательской работы.

— Понимаю тебя, — согласилась Вайолет, — а мне не хватает гадального шатра мадам Лулу.

— Как, со всеми ею фальшивыми магическими штучками? — удивился Клаус.

— Да, все устройства были довольно нелепы, — отозвалась Вайолет, — но будь у меня под рукой те простые механические детали, я бы, думаю, сумела соорудить несложную фильтрационную систему. И если бы удалось получить пресную воду, островитянам не приходилось бы целыми днями пить сердечное. Но Пятница говорит, что питье сердечного уже глубоко укоренилось.

— Корни? — не поняла Солнышко.

— Пятница имеет в виду, что люди здесь пьют его так давно, что не захотят бросить, — пояснила Вайолет. — Я тоже не хочу раскачивать лодку, но мне не хватает изобретательской работы. А ты, Солнышко? Чего тебе не хватает?

— Фонтан, — ответила младшая сестра.

— Птичий фонтан в Городе Почитателей Ворон? — спросил Клаус.

— Нет. — Солнышко покачала головой. — В нашем городе.

— Фонтан Финансовой Победы? — догадалась Вайолет. — Его-то почему тебе должно не хватать?

— Первое купание, — ответила Солнышко, и брат с сестрой ахнули.

— Ты не можешь этого помнить, — запротестовал Клаус.

— Тебе было всего несколько недель от роду, — добавила Вайолет.

— Помню, — твёрдо сказала Солнышко, и старшие Бодлеры в изумлении покачали головами.

Солнышко имела в виду один необычайно жаркий осенний день давным-давно, когда у Бодлеров-родителей случились какие-то дела в городе и они прихватили с собой детей, пообещав на обратном пути заглянуть в кафе-мороженое. Доехав до банковского квартала, семья разделилась: мама поспешила в здание с высокими изогнутыми башнями, торчавшими со всех сторон, а отец остался снаружи с детьми. Из-за жары Солнышко раскапризничалась, и, чтобы успокоить ею, отец опустил ею ножками в воду фонтана. Солнышко так радостно заулыбалась, что отец начал опускать ею всю в фонтан прямо в платьице, и младшая Бодлер визжала от смеха. Как вы, возможно, знаете, смех младенцев бывает очень заразителен, и скоро не только Вайолет и Клаус прыгнули в фонтан, но и отец тоже, и все они хохотали до упаду, а Солнышко радовалась все больше. Вскоре из здания вышла мама и в удивлении уставилась на свою мокрую хохочущую семейку, но тут же положила свою записную книжку на землю, скинула туфли и присоединилась к остальным, барахтавшимся в освежающей воде.

Они смеялись всю обратную дорогу; каждый их шаг, когда они шли от машины к дому, сопровождался хлюпаньем, и они долго потом сидели на ступенях, пока не обсохли на солнце. Чудесный был день, но такой далёкий, что Вайолет и Клаус почти забыли про него. Но сейчас, когда Солнышко напомнила им о том дне, в ушах у них буквально зазвенел ею младенческий смех и они буквально увидели изумлённые взгляды проходящих мимо сотрудников банка.

— Трудно поверить, — сказала Вайолет, — что наши родители могли так веселиться, когда уже были связаны с Г. П. В. и всеми дальнейшими неприятностями.

— О расколе тогда, наверно, ещё никто не помышлял, — заметил Клаус.

— А теперь… — сказала Солнышко, и старшие кивнули, соглашаясь с ней.

Над головой у них сияло утреннее солнце, море искрилось вдоль прибрежной отмели, и казалось, беды и коварство так же далеки сейчас, как тем днём у Фонтана Финансовой Победы. Однако даже в самый ясный из дней беды и коварство нередко могут таиться гораздо ближе, чем мы думаем. В тот далёкий день в банковском квартале, например, беды скрывались в самих коридорах здания с башнями, где маме вручили сводку о погоде и морскую карту, и когда мама стала изучать их вечером при свече, она обнаружила там гораздо более серьёзную беду, чем воображала. А коварство можно было обнаружить тут же, за фонтаном, где женщина, переодетая продавщицей крендельков, сфотографировала хохочущую семью и незаметно сунула фотоаппарат в карман финансового эксперта, спешившего в ресторан; а там гардеробщик вынул аппарат и спрятал его в громадную вазу с фруктами, которые некий драматург заказал на десерт; но находчивая официантка сделала вид, будто сливки в соусе забальоне скисли, и вывалила все блюдо в помойку в том переулке, где я сидел уже несколько часов, притворяясь, будто ищу потерявшегося щенка, который на самом деле проскользнул с чёрного хода в здание с башнями; а потом официантка сбросила наряд официантки и сунула его себе в сумочку. Так вот и утро на прибрежной отмели было ничуть не лучше. Бодлеры сделали ещё несколько шагов, молча щурясь на солнце, а затем Солнышко осторожно постучала брата по голове и указала пальцем вдаль. Все трое внимательно вгляделись и увидели на краю отмели какой-то покосившийся предмет, и предмет этот сулил беду, хотя сперва на беду и не было похоже. Трудно сказать, на что предмет был похож: он был большой, квадратный и потрёпанный, и дети поспешили подойти поближе, чтобы рассмотреть его получше. Вайолет шла впереди, аккуратно обходя немногочисленных крабов, суетившихся по краям отмели. Клаус шёл следом, а Солнышко по-прежнему ехала у него на плечах. Но даже когда они приблизились к непонятному предмету, они и тогда затруднились определить, что это такое.