Сергея била нервная дрожь. Чёрт, не каждый день сжигаешь паспорт, да ещё за границей. Это наверное преступление, хотя у людей воруют сумки с документами – они же не виноваты. Вот и тут такой случай – шел вдоль реки, обронил паспорт, он уплыл в бурных водах… Бывает, неосторожность, какое тут преступление?
Сергей двинулся в сторону главной площади, в районе пивного ресторана Хофброй увидел несколько полицейских машин. Наверное что-нибудь случилось, – подумал он, – раз их столько понаехало. Возле одной стояли парни в защитной форме – это полиция, они тут зелёные.
– Ich moechte Polizei, – проговорил он, – не узнавая свой голос.
Парень показал жестом на неприметную коричневую дверь, рядом с которой блестела кнопка звонка. Сергей нажал на неё, раздался характерный звук, обозначающий, что дверь открыта. Вошел, слева стеклянная перегородка. Полная женщина в гражданской одежде жестом показала ему подойти. Он поднялся на четыре ступени и оказался перед стойкой, как в паспортном столе. Напротив него сидела фрау в черной капроновой блузке с большими красными цветами, она что-то печатала. “Wie kann ich Ihnen helfen? (Чем могу Вам помочь?)” – спросила она. Сергей стёр со лба пот, мгновенно появившийся ниоткуда, расстегнул молнию куртки и, почувствовав запах гари, идущий от пальцев, ответил: “Passport kaput”. Женщина заинтересованно переспросила: “Was ist los? (Что случилось?)” Сергей закашлялся и повторил снова: “Passport kaput, – а потом зачем-то добавил, – совсем капут”.
Полицейский в форме, сидящий чуть поодаль за столом, хмыкнул и громко сказал на чистейшем русском языке: “Ещё один беженец! Папаша, тебя-то куда несёт? Давай документы!” От волнения и неожиданности Сергей вытащил из нагрудного кармана все бумаги: водительское удостоверение, блокнот, кредитную карточку Visa, оставшиеся евро, четыре тысячи рублей и … паспорт. Полицейский подошел к нему, взял краснокожую паспортину в руки и прочитал: “Петров Сергей Алексеевич. Шутить вздумали?! А ну быстро отсюда, а то сейчас составим протокол и такой штраф закатим!”
Два раза повторять не пришлось: Сергей по-быстрому сгрёб обратно свои вещи и поспешно, но старательно проговорил: “ауфвидерзеент”, так старательно, что прикрепил к немецкому “до свидания” несуществующую “т” и вышел из участка на негнущихся ногах.
Его самомнение находилось в той самой точке, где ковролин обычно соединяется со стеной. Кретин! Надо же, сжёг внутренний паспорт вместо заграничного! Теперь придётся дома платить штраф, делать документ, а главное фокус не удался! По второму разу пытать счастье с паспортом дыхалки уже не хватит, – подумал он, вытаскивая шариковую ручку из кармана.
Сознание работало совершенно в другом направлении. Простые вещи не удавались, зато шли стихи и он записал в блокнот новый катрен:
Этот фокус любовью зовётся
Я люблю и ты всё же моя!
Пусть Земля даже с Оси сорвётся,
Будем вместе с тобой ТЫ и Я!
А ещё в самолёте ему пришло в голову замечательное двустишие:
Год Петуха прожил под знаком Обезьяны,
Как дальше жить смогу без Яны?!
В такси, по дороге домой, он наконец-то, первый раз за неделю, безмятежно заснул, почти вслух прошептав: “До весны, моя сладушка”.
***
Яна с Ириной каждый день вспоминали Сергея: то Яночка говорила, что от туриста ни слуху-ни духу, хотя она написала ему повсюду, где только можно, то Ирина спрашивала: “Как там Саша?” – и Яна понимала, что Саша – это Лёнечка, он же Сергей. Отвечала ровно, спокойно, мол, тишина, сообщения в ватсапе и на сайте стихов не прочитаны, скорее всего Herr Petrov так и не научился пользоваться интернетом. Сама же после расставания с ним толком не спала и время от времени трогала нижнее веко под правым глазом – нервная система посылала мышцам лица ложные импульсы. Остановить подёргивания было невозможно, но рука всё равно тянулась.
Несмотря на то, что “летящий поэт” отнял у неё субботний день, он вызывал в ней контролируемую жалость, сочувствие и нежность. Отправили беднягу одного в этот несчастный Траумфельд, а тот напрочь пропал с радаров… Пару раз она заглядывала в колонку происшествий, ей хотелось знать наверняка, что с Сергеем ничего страшного не случилось. Один пенсионер скончался в метро, другой найден мертвым у себя дома. “Нашего вроде бы среди них нет,” – думала она с облегчением.
Когда Яна увидела на телефоне неотвеченный звонок, она заволновалась. Ей так редко звонили, что от неожиданности сердце забилось громко, а руки стали холодными и мокрыми. Кто бы это мог быть? Её общение давно перешло в социальные сети и в ватсап. Пробила по интернету высветившийся номер, это был телефон отеля. Ладно, если это Сергей, а если администрация разыскивает знакомых в связи со смерть постояльца? Она не решилась эту новость услышать первой и попросила подругу перезвонить по номеру. Ирине ответили, что милый русский господин воспользовался их телефоном, но не дозвонился. Это известие сделало Яну счастливой.
***
Сергей сидел дома на диване, в одних трусах, с гитарой, и пел: “Кто раньше с нею был и тот, кто будет после, – пусть пробуют они. Я лучше пережду”. Жизнь – удивительная штука, в её калейдоскопе поразительным образом меняются не только события, но и отношение к ним. Недавно хотелось совершить подвиг, а сегодня геройство воспринимается как дурость. Дурак, старый дурак. Ещё ввязался в аренду кафе, чтоб больше зарабатывать и ездить в Мюнхен. Теперь закупки, персонал, бухгалтерия, только крутись… Да, надо будет завтра Яночке написать, что добрался нормально, заезжал на пару дней к родственникам жены в Москву, волнуется наверное Обезьянка.
Вместо эпилога.
Она читала его письмо. Кроме подробного описания всех приключений, к посланию он прикрепил восемнадцать музыкальных открыток на рождественскую тему. “Надо же, научился ставить ссылки! Не прошла моя наука даром! А у меня для него тоже есть сюрприз… На недельку до второго, я уеду в Комарово,” – сладко потянувшись, пропела Яна белой фарфоровой обезьянке, сидящей под монитором.
– А я и не сомневалась, что вы будете вместе отмечать годовщину вашего знакомства, – гримасничая и хихикая, ответила ей обезьянка.