– Неделя еще не истекла, – напомнил я, искренне надеясь, что встреча слингера с таолой пройдет без лишних разрушений. Магазин был дорог мне как память о последней хрупкой любви среди еще более хрупких вещей. Кроме того, против таолы у слингера не было шансов.
– Как видишь, обстоятельства изменились, – сказала Лидия. – Я не могу ждать неделю.
Да, такова обманчивая сущность игры с вечностью. Иногда один день зачеркивает тысячелетие. Один небрежный жест стирает улыбку с лиц надменных... Я не стал спрашивать, является ли Клетка оружием, способным защитить таолу. Это было не моего ума дело. Не потому, что я глуп, а потому, что существуют дела, для которых разум – просто неподходящий инструмент.
– Кстати, я захватила кое-что с собой.
Сказать, что у меня возникло плохое предчувствие, было бы явным преувеличением – ведь вся моя жизнь была сплошным плохим предчувствием. Постоянным ожиданием худшего. И где-то в конце уже забрезжило сияние ада. Как награда за долгий путь. Как обещание.
Я приблизися к таоле. Остановившись рядом с ней, я обернулся. Слингер все так же торчал у входа. Его взгляд был направлен в никуда, рот приоткрыт. Прищурившись, я мог видеть, как к нему отовсюду тянутся темные языки: он будто всасывал в себя кровь, пот и слезы неустанно трудившегося демиурга – и материя ветшала с изнанки, теряла плотность, в ней возникали коридоры, по которым мчались сигналы запредельности, сообщая о преследуемой сквозь измерения жертве.
– ...Это чтобы ты поторапливался. – Лидия открыла дамскую сумочку из крокодиловой кожи и продемонстрировала мне ее содержимое.
Внутри лежала аккуратно обернутая целлофаном бледная женская кисть. На этот раз левая. Все пять пальцев были скрючены. Под ногтями виднелись темные полукружия засохшей крови.
– Она уже не сможет обнять тебя как следует. Но у нее еще остались ноги, грудь, рот. Ты помнишь ее ласки?
Я ударил таолу. Это было все равно что хлестать плетью воду. Зато сам я мог запросто лишиться конечности. Мой кулак погрузился во что-то вязкое, погасившее удар, – оно было неуязвимым, как тень, и тем не менее заключало в себе нечто еще более тонкое. Если хочешь изменить форму облака, следует дуть, а не рубить мечом. Плоть раздвинулась и соединилась с той же быстротой, с какой я отдернул руку.
Я отдавал себе отчет в том, что моя ненависть была смехотворной и бесполезной, как проклятия, посылаемые стихиям. Но пока я испытывал эту ненависть, во мне оставалась крупица человеческого. Я цеплялся за клеймо тщеты, знаки бессилия, – вместо того, чтобы следовать путями Возвращенных. Раскалившиеся «монеты» жгли мое тело, напоминая о пяти смертях и неоплаченных жизнях. Любовь отравила меня и сделала слабым. В моем панцире зияла дыра – как раз против сердца.
Едва на лице Лидии снова появился рот, она сказала с презрением:
– Ты смешон, дорогой. Я думала, с мелодрамой покончено. – И тут же, бросив взгляд на слингера, она одобрительно кивнула: – Неплохая работа. А теперь поторапливайся, Ромео. Через сутки ты получишь ее губы. Клянусь адом, тебе достанутся очень холодные поцелуи.
* * *
«Безгубая женщина все время улыбается».
Эта фраза крутилась у меня в мозгу, как тощая манекенщица на темном подиуме, пока мы ехали по пустеющим улицам. Дельфина указывала дорогу скупыми однообразными жестами. Моя попытка подсунуть ей карту города закончилась тем, что слингер мгновенно превратил бумагу в пепел без единой вспышки огня. Для этого ему всего лишь потребовалось смять ее в комок и сжать между ладонями.
Я не сомневался, что слингер уже взял след. По пути мы несколько раз останавливались. Дельфина давала мне знак ждать в машине, после чего ныряла в какие-то сомнительные забегаловки и бары, где в этот поздний час и при ее внешности можно было нарваться на приключения. Но я, во всяком случае, не замечал никаких признаков этого, когда она возвращалась. Вид она сохраняла самый отрешенный – слингер не использовал лицевые мускулы маски, поскольку в этом не было необходимости. Лет двести назад Дельфину приняли бы за монахиню, а сейчас, вероятно, принимали за наркоманку. Лишь один раз я увидел нечто необычное: в закусочной, куда она зашла, беззвучно сверкнула молния, после чего все здание погрузилось во мрак. Спустя полминуты из тихого и темного, как склеп, полуподвала появилась Дельфина и как ни в чем не бывало велела ехать дальше.
Меня все еще не покидала надежда увидеть Марию живой. А заодно сберечь ей губы и вторую руку. Дело в том, что отрезанная левая кисть принадлежала другому человеку – я хорошо разглядел зловещий сувенир даже через два слоя целлофана. Таола блефовала, а значит, моя женщина, вероятно, находилась вне досягаемости. Я не исключал также, что на сцене появилась какая-то третья сила, смешавшая Лидии карты, но в наших играх враг твоего врага – не обязательно твой друг. Совсем не обязательно. В любом случае я не сомневался, что таола выполнит свою угрозу, как только сумеет дотянуться до Марии. Поэтому стоило поторапливаться.
Когда мы оказались на бульваре Розы Ветров, я начал догадываться, что являлось нашей промежуточной целью. Конечно, это напрашивалось само собой, но без помощи ищейки слингера мне пришлось бы потратить не одни сутки, чтобы обойти все галереи, антикварные лавки и салоны подряд, пытаясь проследить путь Клетки. Получить нужную информацию тоже было бы весьма непросто. Кроме того, таинственный араб мог избавиться от своего смертельно опасного «товара» в любом другом городе.
Галерея «Жанет» была одним из самых помпезных заведений. В основном ее посещали недалекие «хозяева жизни», точнее, те, кто мнил себя таковыми. Охранная система наверняка представляла собой кое-что посерьезнее обычной сигнализации. Между тем стрелки на моих часах поднимались к полуночи, но я понимал, что для слингера это не имеет никакого значения. Вряд ли он собирался задавать вопросы и терпеливо выслушивать ответы. Я не возражал. Ждать до утра было бы в моем положении непростительной роскошью – ведь «безгубая женщина все время улыбается».
Чтобы пересчитать прохожих на бульваре в этот час, вообще не требовалось пальцев. Ветер сделался очень холодным и острым, как бритва. Ближайший фонарь дрожал под его натиском, и я отчего-то вспомнил рыбу-удильщика. Громада шестиэтажного здания тяжеловесной архитектуры нависала, как черный айсберг. Две машины были припаркованы в отдалении. А в десяти метрах от входа в галерею стоял мотоцикл – один из этих современных мощнейших двухколесных убийц, которые являются превосходным средством отправиться в ад досрочно. Помнится, я еще подумал: оказывается, есть любители прокатиться с ветерком в такую погоду, когда зуб на зуб не попадает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});