Для меня это прозвучало так, словно графиня извлекла украшенную драгоценными камнями заколку в виде кинжала из своей высокой прически и использовала её как настоящее оружие. Я так глупо позволила привести себя в этот дом, в этот город, в эту… западню?
Я была так поглощена собственными причинами, побудившими меня приехать сюда, что совсем не думала о том, что может ожидать меня по другую сторону границы. Это же чужая страна, которую я не знаю и в которой меня никто не знает. Неужели мне следовало верить всему, что мне говорили? Наверное, кому–то… может быть, курфюрсту… я нужна, иначе полковник Фенвик и граф и графиня фон Црейбрюкен не были бы отправлены за мной. Но, может быть, я имею ценность инструмента, фигуры в какой–то сложной интриге? Первоначальный страх соединился с гневом — не только против этих двоих, но и против себя самой, против собственной глупости. Мне пришлось использовать всю силу воли, чтобы не вскочить и не выбежать из дома, просто чтобы проверить, позволят ли мне это сделать. Черпая силы в этом гневе, я ответила графине самым спокойным тоном:
— Меня никто не знает, так что какая разница? Если меня увидят в городе, всё равно не узнают, — вопрос–испытание, лучший, какой я могла придумать за короткое время раздумья.
Я увидела, как на мгновение сверкнули её белые зубы, впившись в нижнюю губу. Она сделала вид, что глубоко задумалась, как будто мои подозрения не имеют никаких оснований.
Потом она рассмеялась.
— Вы говорите правду, Амелия! Действительно, кто вас тут узнает? Ведь наша тайна сохранена, не так ли, Конрад? Вы не слышали никаких сплетен или рассуждений? Не задавала ли в последнее время леди с куриными мозгами, служащая нашей преподобной аббатисе, подозрительных вопросов? Вы увидите, Амелия, — тут она повернулась ко мне, не ожидая ответов барона, — что двор хватается за слухи и сплетни, как голодный за мясо. Скука — наша величайшая ноша, мы разгоняем её болтовнёй, правдивой или же нет. Сплетня может пробежать по городу со скоростью огня. Конрад, успокойте нас. Что говорилось, что вы слышали?
Барон улыбнулся.
— Ах, Луиза, пока никаких слухов. Тайна сохранена так хорошо, что можно подумать, что кто–то оживил великого колдуна и тот волшебством запечатал губы…
Графиня вздрогнула и, к моему удивлению, сразу стала серьёзной, хотя именно такого ответа, видимо, ожидала. А барон продолжал:
— Все поверили, что наш достойный полковник был вызван к умирающему родственнику в страну, из которой произошло его семейство, а вы с графом отправились на юг, чтобы проконсультироваться у известного врача по поводу подагры графа. Вас, во всяком случае, всем недоставало, дорогая леди; скука, на которую вы только что пожаловались, серой тучей затянула наше небо. Не стану отрицать, что ходили и некоторые… рассуждения, которые, как джентльмен, не буду вам повторять. Но относительно истинной цели вашей поездки — нет, абсолютно ничего! — начал он свою речь в тяжеловато игривом тоне, но закончил совершенно серьёзно и так выразительно смотрел при этом на графиню, как будто ему было очень важно, чтобы она поверила.
Она снова приняла легкомысленный тон.
— Ну, в таком случае, если я привезла с собой новую подругу, почему бы не показать ей город? Так как моя подруга в трауре, никто не будет ожидать, что она появится со мной в обществе. Разве это не соответствует нашим желаниям?
— Конечно, — но барон не улыбался. — А что скажет о ваших планах достойный полковник?
— Этот! — Графиня щёлкнула пальцами. — А что он может сказать, если мы никому не сообщим, а просто поступим, как хотим? Он не посмеет привлекать к нам внимание, иначе то, что поручено ему сохранить в тайне, станет предметом сплетен. Он всегда слишком много о себе думал, особенно в последнее время, когда курфюрст попал в такую зависимость от него. Скажите мне, Конрад, почему… — в голосе её проскользнуло раздражение. — Как и почему этот — этот иностранный авантюрист, этот наёмник, если говорить правду, стал таким близким к его высочеству человеком? Вы только что говорили о колдуне. Уверяю вас, полковник обладает такими силами!
— Тем не менее полковник пользуется полным доверием курфюрста, — голос барона прозвучал тяжело и холодно, по–видимому, ему не понравилась откровенность графини. — Вы знаете, какие усилия прилагала в прошлом аббатисса, а до неё её высочество покойная курфюрстина, чтобы лишить его доверия его высочества. И что они получили за все свои усилия? Полное поражение. Пока он доверенное лицо, с вашей стороны неразумно становиться у него на пути.
Мне даже показалось, что они позабыли о третьем лице, и внимательно слушала, надеясь узнать, хотя бы по тону, что–нибудь полезное. Итак, полковник Фенвик пользуется высочайшим доверием, но эти двое его не любят. К тому же у него были и есть и другие враги. Может, то, что меня привезли в Аксельбург, ход в игре полковника, ход, который должен укрепить его положение? Конечно, послал полковника его хозяин, но теперь, когда я уже здесь, какую роль предназначает он мне?
Если он понимает, что его не любят — а он понимает, потому что полковник не дурак, в этом я была уверена, — почему он выбрал в качестве моей спутницы графиню? Или её выбрал кто–то другой, и у полковника не было возможности отказаться?
Луиза утверждает, что она родственница и моя и курфюрста, хотя родство это не на законной основе. В своей болтовне она всегда упоминала курфюрста с глубоким уважением, хотя совсем не так относилась к его дочери и покойной жене.
Я крепко сжимала руки, как при первой встрече с полковником, и надеялась, что на моём лице отражается только вежливый интерес. Я не создана для интриг. Они меня скорее пугают, чем сердят. За гнев я цеплялась, как моряк за спасательный леер. Только в нём я черпала силы. Отныне следует думать только о себе, о том, как благополучно выбраться из лабиринта сомнений и обманов.
Глава четвертая
Графиня сидела выпрямившись, выставив вперёд круглый подбородок, сидела с мрачным и упрямым выражением.
— Полковник с самого приезда не уделял нам внимания. Не думаю, чтобы он посмел утверждать, что мы должны оставаться в доме… если мы будем выходить без шума. Но… да… разве это не замечательно! Завтра День Освобождения и сокровищница будет открыта для посещения. Или болезнь его высочества изменила обычай? — она обратилась к барону.
— Никакого эдикта не вышло…
— Тогда мы пойдём! О, не в экипаже с гербом. И оденемся, как семья бургомистра — увидите! — она рассмеялась. — Мы с Амелией изобразим подруг из деревни, провинциалок с широко раскрытыми глазами, ошеломлённых великолепием Аксельбурга. Я даже Катрин не возьму с собой. Её слишком хорошо знают, она много лет носит мои записки. И вы с нами не пойдёте, Конрад… — она украдкой искоса взглянула на собеседника, — потому что вряд ли сможете оставаться неузнанным. Только мы вдвоём… Кто подумает, что леди такого ранга появятся без слуг? Так что мы вполне сойдём за деревенских сестёр, с широко раскрытыми ртами и глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});