Читать интересную книгу Хочу замуж! (СИ) - Бек Кора

Я обрадовалась, обнаружив свободное место у окна. Время в пути занимало около трёх часов, и теперь его можно было приятно скоротать, глядя в окно.

Напротив меня расположилась старушка в строгом сером пальто, в начищенных до блеска чёрных туфлях, с аккуратно уложенными седыми букольками на голове и спокойным, умным взглядом ясных серых глаз, на редкость удачно гармонировавших с цветом её волос. Типичная представительница очень уважаемой мною нашей старой петербургской интеллигенции. Я поздоровалась с ней и заняла своё место.

На улице стоял ясный чудный день, за окном светило неяркое сентябрьское солнце, но на душе у меня почему-то было неспокойно. Своей интуиции я всегда доверяла, и это, внезапно охватившее меня чувство беспокойства, не позволяло сейчас мне расслабиться и подумать о том, что ждёт меня впереди. Придерживая одной рукой сползавшую со скамьи китайскую сумку, я пыталась понять, чем вызвана моя тревога?

Проверила портфель. Все мои документы были на месте, включая направление на работу. На дне сумки я нащупала кошелёк, заботливо упрятанный туда бабушкой. А вот туго набитая косметичка, наоборот, вдруг оказалась на самом верху. Ну, это уже мамочкина работа: бери, кто хочет! Ведь моя матушка считает, что воспитанные девушки не должны пользоваться косметикой. Слава Богу, её мнение разделяют далеко не все. А то представляете, какими бы мы, девчонки, ходили страшными — ненакрашенными? Бр-р!

Когда моя рука, поочерёдно наощупь перебирая в сумке вещи, коснулась немного шероховатой резиновой поверхности, я вздрогнула, а лоб мой покрылся лёгкой испариной. Ага, моя настырная бабуля умудрилась-таки всунуть мне в дорогу грелку! Понимаю, что для профилактики. Понимаю, что любя. Но если кто-нибудь вдруг обнаружит у меня эту самую грелку, то что он обо мне подумает?

Конечно, резиновое изделие можно выбросить в ведро, но жалко. С одной стороны, это какие-никакие, а всё же деньги, а с другой — вещественный, так сказать, знак внимания и заботы любимой бабушки. Пришлось грелку оставить, но желание проверять сумку дальше, чтобы узнать, не забыла ли я что-либо из вещей дома, тут же улетучилось.

Задумчиво глядя в окно электрички на умиротворяющий душу осенний пейзаж, я прислушивалась к своему внутреннему состоянию. Проклятая тревога не уходила. Она то покалывала в груди, то подступала удушьем к самому горлу, и даже торжественно — тихая красота осени от этой тревоги не спасала. Я закрыла глаза и мне удалось задремать, ведь сегодня подъём у меня был очень ранним.

Разбудил меня какой-то шум. Электричка стояла на месте. Ещё несколько мгновений, не в силах так сразу стряхнуть с себя сон, я сидела, прислонив голову к стенке и уговаривая своё сознание открыть глаза.

Между тем электричка тронулась. С быстротой, достойной скорости дневального на тумбочке, глубокой ночью приветствующего высокое армейское начальство, я выпрямила спину и распахнула глаза. Сидевшая напротив меня старушка куда-то исчезла. Я оглянулась по сторонам. Количество пассажиров в вагоне заметно уменьшилось. За окном электрички промелькнуло название станции, от которой мы отъезжали: «Чудово».

На пороге вагона показались двое, о чём-то споривших между собой, кондукторов. Я бросилась к ним. В ответ на мой отчаянный возглас: «Неужели мы проехали Чудово?», специалисты железной дороги абсолютно спокойно пожали плечами: «Ну да, проехали. Что, весь день нам здесь стоять?». Затем заглянули в мой билет и удивились: «Вы-то что переживаете, если у вас билет до Малой Вишеры? Это же следующая станция».

Я села обратно и задумалась. Действительно, билет я брала до Малой Вишеры. Но так я поступила только потому, что название этой станции, как конечного пункта моего назначения, мне обозначил чиновник из минобразования. Вот я и решила, что в городе Чудово железнодорожная станция носит название «Малая Вишера». А что? У нас в стране всё возможно.

Карту Ленинградской области я тоже не удосужилась толком рассмотреть: нашла с мамой город Чудово, да и успокоилась. Правда, меня несколько смутило, что г. Чудово, расположенный на границе Ленинградской и Новгородской областей, относился почему-то к Новгородской области, а ведь я брала направление на работу в минобразования Ленинградской области. Но я не стала придавать этому большое значение. И смартфон с собой тоже не взяла, чтоб создать для себя видимость впечатления, будто я уезжаю в богом забытую дыру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Стыдно сказать, у меня на двадцать втором году жизни всё ещё детство в попе играет. А что я сделаю?

Но теперь выясняется, что Чудово и Малая Вишера — это ещё и два разных населённых пункта. Ну и ну! Как пить дать, сотрудник школьного отдела оплошал. Ему, видишь ли, о картошке хотелось поговорить во время нашей встречи, а нет, чтоб мне дорогу толком объяснить! Придётся теперь возвращаться обратно. В Чудово.

Электричка прибыла на станцию Малая Вишера. Глотнув свежего воздуха, я прошла в здание вокзала. В билетной кассе выяснилось, что электричка в нужном мне направлении отправится через час. Ну, что за день! Почему так долго? Я взяла в руки багаж и вышла на улицу.

Минут пять я сидела на давно не крашенной деревянной скамейке, уныло рассматривая доступные моему взгляду местные достопримечательности. Да, интуиция меня не подвела: я приехала не туда, куда надо было. Размышляя о превратностях судьбы, я вдруг заметила, что вокруг меня крутится один старичок.

Худенький, маленького росточка, в длинном, изрядно-поношенном жёлтом плаще, такого же цвета фетровой шляпе образца 70-ых годов (помню, у моего дедушки была такая же), с худощавым лицом, с проницательным и в то же время весёлым взглядом бледно-голубых глаз, с небольшой бородкой и с усами цвета пожухлой соломы. Я подумала, что он похож на домового (доброго домового, оберегающего дом от всякой напасти), и улыбнулась ему. Старичок, и в особенности его шляпа, внушили мне доверие.

Шустрый дедуля присел рядом со мной на скамейку и, откашлявшись в усы, завёл разговор.

— Здоровья тебе, девица-краса! Я — Ерофей Алексеевич. А ты, вижу, не из здешних мест. Кто будешь, милая, и откуда к нам прибыла?

— Меня зовут Астра, — чуть запнувшись, ответила я и, немного помявшись, добавила: Астра Иванова. Я из Петербурга.

— Стало быть, из Ленинграда, — хитро улыбнувшись, сказал дед и пояснил: Те, кто войну пережил, привыкли называть вещи своими именами, и для нас Ленинград навсегда останется Ленинградом, городом-героем. А всё остальное — это просто словесная шелуха, опиум для народа!

— Но Санкт-Петербург — это исконное название города, — попыталась было возразить я, но мой собеседник, внезапно оживившись, меня перебил:

— Послушай, дочка, а ты случайно не родственница нашего тракториста Фёдора Иванова? Он давеча говорил, что у него племянница живёт в Ленинграде и, вроде как в гости собирается приехать.

— Нет, не родственница, — поспешно ответила я и, не сумев скрыть досады, заметила: Много Ивановых живёт в России. Меня постоянно спрашивают, не состою ли я в родстве с тем Ивановым, или с другим?

— А ты не дуйся, дочка, — рассмеялся Ерофей Алексеевич. — Ведь, ежели здраво рассудить, то все мы между собой родственники, народ-то, чай, один.

Заметив моё нежелание развивать эту тему дальше, разговорчивый старичок поинтересовался, что я делаю на привокзальной площади и, узнав, что я случайно проехала нужную мне станцию, предложил меня подвезти, поскольку частным извозом он в том числе зарабатывает себе на жизнь. Я обрадовалась, что не нужно больше ждать, но радость моя оказалась несколько преждевременной.

На небольшой площадке, огороженной деревянным частоколом, и, по-видимому, отведённой местными властями под парковку, стоял старенький «Запорожец» зелёного цвета. Даже не совсем зелёного. Судя по его внешнему виду, этот железный конь побывал во многих переделках.

Он со всех сторон имел вмятины, царапины, латки. Боковое окно было затянуто полиэтиленовой плёнкой, а лобовое стекло оказалось пробитым, и от этого отверстия, подобно лучам солнца, расходилось множество трещин. Погрешности корпуса заботливый хозяин закрасил. Наверное, зелёной краски у него не нашлось, поэтому все вмятины, царапины и латки были окрашены в весёлый салатовый цвет.