Я отправил Бобу отчет о проделанной работе и за следующие две недели набрался множества самых разнообразных исторических сведений, связанных с 12-м ноября, без которых вполне мог бы обойтись. «Запущен зонд «Венера-2», «Юрий Андропов сменил Леонида Брежнева», «Образование Балтийского союза». Я топтался на месте, а мне хотелось завершить все к концу августа. Приближалась середина сентября, а с ней — день смерти моей жены, и я всегда старался освободить неделю перед ним, чтобы мы могли провести ее вместе. На всякий случай.
Наконец, 10-го августа дело сдвинулось с мертвой точки. Как обычно, утром я зашел в «грот» около моего дома проверить, насколько пауки продвинулись с моим календарем. Еще больше бесполезных зеленых нитей, соединенных с десятками и десятками исторических мелочей. Однако я различил единственную красную нить, уходившую за пределы видимости, и проследил ее к личному узлу, белому ящичку без отличительных признаков. Он был накрепко закрыт. Я его вскрыл, и несколько секунд спустя последовал краткий ответ: «Встретимся завтра в 9 утра, 63-я, Грув-Коттедж, зеленое платье».
* * *
У меня над головой громыхала надземка. Я медленно ехал по 63-й улице. Южная Сторона наводила страх даже в солнечное утро. Я знал, что не умру в этот день, но меня вполне могли ограбить, избить, ранить. Я заметил тоненькую женщину в зеленом платье, крепко державшую небольшой кейс. Она пугливо озиралась. Я затормозил рядом с ней и открыл дверцу.
— Залезайте быстрей! — скомандовал я. — И вы вот так прогуливались здесь? Или вы не знаете, как опасен этот район?
Она скользнула на переднее сиденье, откинула назад черные волосы и сердито на меня посмотрела.
— Конечно, знаю! Я только что сошла с надземки. Вы опоздали на пять минут. — Она обернулась и поглядела в заднее стекло. — Я не хочу, чтобы нас увидели вместе. Поезжайте куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить с глазу на глаз.
Я свернул на Лонг-Шор-Драйв и поехал на север.
— Кто вы? — спросил я.
— Своего имени я вам не назову. Если кто-нибудь узнает, я потеряю место.
— Не беспокойтесь. Я не обязан раскрывать свои источники. Это в мой контракт не входит.
— Я работала с Джейсоном Крауссом. Он был моим другом. — Она смахнула набежавшую слезу. — Мы были счастливы. И я знаю: он не стал бы себя убивать.
Я въехал на крытую стоянку Музея науки и техники.
— Тут нас никто не увидит. Что вы хотите мне рассказать?
— Это вина Косника. Он убедил Джейсона и этого, другого…
— Чуаня?
— Ну да, Чуаня. Косник уговорил их принять участие в каком-то дурацком эксперименте, и в результате Джейсон умер. — Она заплакала. — Косник был психом. Он как-то раз сказал мне, что раскодировал сообщения чтарри.
— И Краусс ему поверил?
— Не знаю. — Она вытащила из кейса пачку листков и разложила их веером на приборной доске. — Косник и Джейсон, они оба на этом помешались, но так и не объяснили мне, почему. Это графики всех дней смерти для каждого, кто родился в последние восемь лет. Вот первый — для детей, рожденных в две тысячи тринадцатом. Им теперь всем по восемь лет. Первая точка — число детей, которые умрут первого января, вторая показывает число детей, которые умрут второго января, и так до тридцать первого декабря.
Простая прямая линия с маленькими всхолмлениями. Белый шум. Женщина взяла второй листок.
— Теперь поглядите на этот. Дети, рожденные год спустя — в две тысячи четырнадцатом. Замечаете что-нибудь странное?
На втором листе над прямой линией возвышался заметный бугорок.
— Похоже на увеличение количества смертей, приходящихся на какой-то один день.
— А день этот — двенадцатое ноября, которым вы интересуетесь. Теперь поглядите на третий.
Она показала мне остальные шесть листков. На каждом этот бугорок поднимался все выше, а на последнем превратился в пик, возвышающийся над всеми остальными датами.
— Поглядите сюда, — сказала она. — Почти пятидесятая часть детей, родившихся в прошлом году, должна умереть двенадцатого ноября. А не одна триста пятидесятая, как следовало бы.
— Но что это означает?
— Понятия не имею. Только Джейсона это по-настоящему тревожило. Он сделал для меня эти копии и просил беречь на случай, если с ним что-нибудь произойдет. — Она всхлипнула. — Можете взять их. Я больше не хочу иметь к этому никакого отношения. — Она распахнула дверцу машины.
— Погодите, у меня есть еще вопросы.
— Я рассказала все, что знаю. Сами разберитесь. Вам за это платят! — Она хлопнула дверцей и скрылась в недрах гаража.
* * *
Почему росло количество детей, обреченных умереть 12 ноября? Я ввел в компьютер данные об этой дате, а потом ушел на кухню выпить кофе и поразмыслить. Меня мучила какая-то смутная мысль. Что говорил Боб по поводу эпидемии гриппа? Я вскочил, расплескав кофе по кухонному столику, и бросился к себе в кабинет.
Набрал таблицы среднестатистической смертности. И вдруг у меня по спине поползли ледяные мурашки. Я провел перекрестную корреляцию с экстраполяцией средней продолжительности жизни. Ответ возник на экране, четкий и неумолимый: смертный приговор нам всем. Испытывая ледяной ужас, я понял, что сделали Косник, Чуань и Краусс.
* * *
Боб бросил на стол мой последний отчет. Бумаги глухо ударились о стол.
— Не понимаю. Ты утверждаешь, что число новорожденных с датой смерти двенадцатого ноября возрастало с каждым годом. Но что это означает? И при чем тут двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года?
Я помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями.
— Выяснилось, что двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года станет весьма знаменательной датой в истории человечества. — Я откинулся на спинку стула. — Это день конца света.
Боб криво улыбнулся.
— Билл, ну хватит валять дурака.
— Я абсолютно серьезен. Не знаю, как это произойдет. Ядерная война? Биотерроризм? Столкновение с астероидом? Я знаю только, что двенадцатого ноября, две тысячи сто двадцать второго года все люди на планете умрут.
Боб перестал улыбаться.
— Бред какой-то. С чего ты это взял?
— Из графика дней смерти. Сам подумай. Младенцам, родившимся четыре-пять лет назад, будет сто пять — сто шесть лет, когда наступит две тысячи сто двадцать второй год. Не так уж много из, них дотянет до этого года, но горстка доживет, и эти счастливчики все умрут одновременно двенадцатого ноября две тысячи сто двадцать второго года. Вот что знаменует бугорочек в графике дней смерти. Ну а дети, родившиеся в прошлом году? Им будет только сто два года, когда ракеты или болид обрушатся на наш мир…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});