Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако все эти тайники народной души крайне мало заботили и Ленина, и Сталина, и Троцкого. Нациям они отводили хоть и важную, но исключительно инструментальную роль в своих планах. К тому же Ленин был «страшно далек от народа», не только от русского крестьянства, но вообще от жителей России. Точно так же далек был Троцкий от традиций и обычаев своих предков. (Совершенно нелепы маниакальные упражнения тех «народных витий», что не раз и не два, но при каждом упоминании Льва Троцкого непременно добавляют в скобках: «Лейба Бронштейн». Словно он когда-нибудь старался от кого-то скрыть свое происхождение, или же фамилия Троцкий настолько типична для коренных русаков, что если срочно не схватить за руку и не вывести на чистую воду, то ни один читатель не заподозрит ни сном ни духом. Но дело-то в том, что при жизни Льва Давидовича местечковым именем его не звал ни один человек, по крайней мере, лично с ним знакомый. Ни в каком «штетле» Троцкий отродясь не проживал, вообще связей с этой средой не имел и даже поболтать с носителями идиша при самой большой нужде сумел бы, вероятно, не иначе как только переделывая по собственной догадке слова литературного немецкого языка.)
Сталин, вероятно, хотя бы смолоду знал Грузию несколько ближе, но лишь в преломлении ее книжной — церковной и поэтической духовности, да еще со стороны низов общества в маленьком городке. С корневой жизнью Сакартвело он соприкоснулся лишь в детстве, да и то постольку, поскольку в Гори за пределами старой крепости, воздвигнутой на скале, нет и сейчас четких границ меж городской застройкой, полями и виноградниками, а тогда подавно не было. Вино делают на каждой улице; даже если нет у тебя ни одной лозы — сосед поделится. Сельская родня, хоть и неблизкая, имелась тоже, как практически у любого кавказца. (Трогательную фантазию на тему этой несбывшейся линии в жизни правителя сочинил Фазиль Искандер в романе «Сандро из Чегема»; ни одному автору, не родившемуся в тех краях, написать такое не удалось бы.) Позже Сталин решил вовсе отвернуться от своей природы, сам себя назначив не просто полпредом, но родным сыном «самого талантливого, самого выдающегося народа из всех» — русской нации. И его поклонники в нынешней России эту идею принимают на ура. Уж кто-кто, а Иосиф Виссарионович для них — никак не «черножопый»!
Обстоятельства сложились так, что личный душевный протест будущих харизматиков, их неприятие родной крови и почвы попали в резонанс со стихией перезревшего народного бунта. И вот в общей сложности тридцать пять лет они руководили страной — «немец из русских», «русский из грузин» и «еврей- гражданин мира».
Вспоминается случай, который описывали, каждый по-своему, и Герцен, и Гершензон. В середине 1835 года, вернувшись из заграничной командировки и сдав экзамен на звание доктора наук, двадцатисемилетний Владимир Печерин был назначен экстраординарным профессором греческого языка и древностей Московского университета. Осенью и зимой он с блеском читал курс лекций и… мечтал во что бы то ни стало бежать из России. Летом 1836 года он навсегда покинул страну, где родился и рос.
Печерин прожил долгую жизнь, завершившуюся в стенах католического монастыря в Дублине. Беглец обрел, казалось бы, все, чего искал — новую родину и веру по своему вкусу. Кроме, быть может, одной малости. Если верить «Былому и думам», то лишь после смерти Печерина среди его бумаг обнаружили четверостишие, впоследствии ставшее знаменитым на весь мир. Хотя сам он публиковал множество стихов, исключительно по-русски (и, что любопытно, по преимуществу ностальгически-патриотического содержания), но те сегодня известны лишь специалистам. Вот оно в самой распространенной из списочных версий:
Как сладостно отчизну ненавидеть И жадно ждать ее уничтоженья! И в разрушении отчизны видеть Всемирного денницу возрожденья!
Согласно нескольким другим биографам, Печерин успел не раз публично покаяться в своем русофобском порыве… Все же вслед за Гершензоном рискнем утверждать: в этих его строках — ключ к пониманию развития российской интеллигенции всех эпох, в том числе, вероятно, и будущих. Ненависть — сила, несомненно, не меньшая, чем любовь. А быть может, и большая. Потому что даже самая маленькая ненависть, в отличие от самой великой любви, не блекнет и не угасает, если ей не дадут найти какой-нибудь сравнительно безопасный, ненасильственный выход. Она лишь раскаляется под спудом, рано или поздно грозя взорваться. И тут уже окажутся забыты любые первопричины: «Долой всё! До основанья».
Глава 2
Первоначальное воспитание важнее всего, и это первоначальное воспитание, бесспорно, принадлежит женщинам.
Ж.Руссо
Генетика вождизма
Ленин, Сталин и Троцкий — три лица, три ипостаси большевистского этапа русской революции; если сказать резче, трехглавая гидра большевизма. За свою жизнь во власти они побывали и соратниками, и политическими оппонентами, и непримиримыми врагами. Поэтому понять одного невозможно, не рассматривая всех в их взаимных отношениях.
С одной стороны, мифы о Ленине и Сталине составляют соответственно «лениниану» и «сталиниану». С другой — существует великое множество разоблачительных публикаций, выступлений, произведений искусства. По сути, не менее мощные «контрлениниана» и «антисталиниана».
Памятники, учебники, книги, фильмы, море других источников документальной и художественной информации свидетельствуют и «за», и «против». Получается многомиллионная совокупность артефактов, посвященных этим персонам. Каждый поступок, любой факт или просто слух употреблен многократно и передается до сих пор; все это вместе образует, без преувеличения, уже некую «инфосферу», если не окутывающую целиком земной шар, то накрывающую территорию бывшего СССР и еще изрядный кусок Европы. Бог и дьявол, святые и бесы, герои и палачи — любые крайние оценки идут в дело при изображении участников великой смуты двадцатого века. И мешают понять, что и как происходило в реальности.
С Троцким ситуация в России и проще и сложнее.
Проще потому, что только с ним одним из троицы здесь связывается понятие абсолютного зла, и только так в общественном сознании продолжает жить после своей смерти Лев Давидович Бронштейн. Его пятилетка на Олимпе почти в одночасье сменилась потоком яростной критики и просто злобной хулы, который, как это ни удивительно, задает тон и сегодня. Никакой «русской троцкианы» не существует, зато «разоблачением троцкизма» до сих пор увлеченно занимаются и прикремленные зюгановские коммунисты в своих рядах, и национал-патриоты в заботах о «России для русских», и изысканные критики буржуазно-либерального толка. Порой Троцкому даже приписывают знаковую формулу Бернштейна насчет движения и цели. Но это совершенно невинная путаница средь моря клеветы.
Сложнее, поскольку для остального мира Лев Троцкий был и остается масштабной величиной, явлением не только в политике, но и в культуре. Российская общественная мысль, пытаясь навязать ненависть к одному из выдающихся сыновей страны, повлиявшему на судьбы всего человечества, демонстрирует варварство, очевидное непредвзятому взгляду.
Начнем с того, что в последние годы так сильно занимает умы противников коммунизма — с этнических корней вождей революции. По своему национально-культурному происхождению один из них принадлежит к «государствообразующему народу» лишь отчасти, двое других вовсе не имеют отношения.
Дитя Марии
В официальной советской версии идеологического культа, если интерпретировать ее как извращение знакомых христианских догм, Ленин имел двойную ипостась. Всесильный и всезнающий бог-отец, создатель новой веры, творец государства и в то же время воплощение гуманизма, «самый человечный человек» — большевистская травестация Христа, с малолетства осененного особой революционной благодатью.
Образ прирожденного совершенства в те годы, «когда был Ленин маленький с кудрявой головой», пропагандировали канонические байки о детстве вождя, картинки в учебниках, значок, который носили младшие школьники — октябрята. И здесь, совсем как в евангельских сюжетах, ведущее значение в родительской чете придавалось матери. Та, словно по заказу, тоже носила имя Мария (то, что ее девичья фамилия была Бланк, долгое время разрешалось знать лишь специально допущенному контингенту граждан, поскольку все советские годы негласно, но отчетливо внушалось представление о Ленине как идеальном воплощении русскости; идейно-патриотическому фантому не полагалось и не позволялось быть ничем иным). Крещена она была в лютеранстве. Возможно, еще и поэтому старшие члены семьи отнеслись столь терпимо к многажды воспетому коммунистической «агиографией» отказу юного Володи от церковных таинств?
- Государство и революция - Владимр Ленин - Политика
- Загадка смерти Сталина - Абдурахман Авторханов - Политика
- Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Торговля с врагом - Чарльз Хайэм - Политика
- Разгерметизация - ВП СССР - Политика