Читать интересную книгу Багряное затмение - Борис Полин

– Ну что, друзья, как вам наши бойцы? – обратился он к зрителям, не уточняя, про каких именно бойцов идет речь. Само собой, все ответили дружными одобрительными возгласами. Дима согласился с этим, выдал от себя лично несколько похвал и замечаний той и другой команде и авторитетно потребовал принести ему «братину». Вскоре расписанную «под хохлому» глубокую деревянную посудину, наполненную «пятнадцатиградусной» медовухой, уже передавали по кругу. В этот раз периодически доливаемая братина прошла по рукам три раза, после чего все снова стали друзьями, членами одной «Ассоциации». Дима Большой подозвал к себе одного из инструкторов, отвечающих за подростковые группы.

– Видишь, Семен, мальчишки уже в две «стенки» становятся? – указал он на дальний край поляны, где детишки пытались подражать взрослым в военной потехе. – Иди, пожалуйста, возглавь безобразие, чтобы все по-честному было. И вот еще что. Команды сделай смешанные, чтобы в каждой поровну оказалось и русских, и якутов, и других прочих.

После бойцовской забавы в кровь, перенасыщенную адреналином, алкоголь поступает как-то особенно быстро. Бывшие противники забыли обиды, делясь впечатлениями от «стенки». По сигналу старших привели одежду в порядок, вымыли в снегу руки и лица и неспешно потянулись к столам.

Те, кто не участвовал в коллективной потехе, получили возможность показать свое мастерство и силу индивидуально. В вольной борьбе якуты смогли отыграться над «кулачниками», взяв первое и четвертое места. Леха Кочевник играючи толкнул сто два раза двухпудовую гирю, и этот подвиг уже никто в тот день не смог превзойти. Получив свою порцию восхищенного похлопывания по шарообразным плечам, он вернулся к ожидавшим его друзьям.

– Ярый, а ты чего железяку не поднимаешь? – спросил он у Рязанцева, опускаясь рядом с ним на скамейку.

– Хватит ему на сегодня подвигов, – ответила за мужа Анюта. – Хорошо, что уговорила перед боем шлем надеть, а то пришел бы завтра на работу с синей физиономией, как вурдалак.

– Леха, тебя я все равно не догоню, – отозвался Ярослав. – Лучше давай водочки в честь праздника выпьем. Анюта, ты не против, если герои употребят для пользы здоровью?

– Господа, вы – звери, господа, – грустно заявила молодая женщина и разрешила: – Извольте заодно и мне боевые пятьдесят грамм налить.

Стоящий рядом Илья передал Кочевнику куртку и шапку, принятые у друга на время гиревого соревнования, аккуратно наполнил серебряные стопки и предложил тост:

– Ну, за богатырей! – Выдержал небольшую паузу, покосился шальным глазом на Анну и добавил: – И их боевых подруг.

Ярослав вместе со всеми поднес стопку к губам, но выпить не успел. Без всякого видимого перехода, резко и жестко, разум растворился в темном тумане, а перед глазами словно встала непроницаемая пелена. Это напоминало неожиданное падение в какую-то бездну, когда крик рвется из глотки, но нет сил открыть рот. Больно, страшно.

Чья-то чужая мысль возникла на окраине сознания и начала вгрызаться в мозг, подобно плотоядному червю: «Счастлив ли ты, человек?.. Тебя уже ждут… Ты еще не знаешь об этом, но тебя уже ждут!» Перед его внутренним взором появился неясный образ. Он попытался понять, что это, но не мог, что-то древнее и могучее звало его к себе, нашептывая: «Ты придешь ко мне, и, может быть, мы станем единым целым. Тебя уже ждут».

Ощущение безвременья и полной потери себя казалось настолько реальным, что Ярослава захлестнула волна дикого, рвущего нервы ужаса. «Ты еще не готов к этому, но когда придет срок, ты вспомнишь…» – теперь шепот стал еле слышным, словно шелест отступавшей в море волны. И вдруг неожиданно все закончилось. Ярослав осознал себя на берегу Амура в кругу друзей с нетронутой стопкой в руке. «Что со мной произошло?» – подумал он, но от пережитых им ощущений не осталось и следа, только неясный осадок в душе, да невидимый и неслышный червячок в его голове наконец-то нашел себе место и затаился до времени.

– Ярый, ты чего водку греешь? – возмутился Илья. – За это, между прочим, Пушкина на дуэли убили, а Кутузову глаз высосали!

– Пошляк ты, брат. Нет в тебе ничего святого, – заявил Ярослав и отправил в организм порцию ледяной «Великоамурской-экстра».

– Это точно, – согласился Илья и предложил: – Пойдемте, что ли, мечи покрутим?

Тем временем святогорцы и гости праздника давно уже разошлись по интересам. Кто-то достал из багажника автомобиля крыло скайта и, к восторгу малышни, устроил воздушное шоу. Дима Большой, успевший обойти все группки и отведать ритуальную стопку за каждой частью стола, с удовлетворением отметил, что праздник в целом удался.

Ближе к вечеру те, кто чувствовал за собой какую-то вину, просили прощения у близких, да и у противников по «стенке» тоже. Завершилось все сожжением чучела Масленицы, общим хороводом и прыжками через костер. Когда основная масса гостей разъехалась, на Приамурье уже наползали вкрадчивые сумерки. Оставив позади вытоптанный снег и черный пепел сгоревшей Масленицы, люди торопились вернуться в уютные теплые квартиры. Завтра начиналась новая трудовая неделя.

Город на правом берегу реки светился разноцветными огнями, жизнь там текла своим чередом, а на опустевшей поляне с темнеющим в центре нее большим остывшим костровищем время как будто остановилось, замерло в тревожном ожидании. Через несколько часов по древнерусскому обычаю должен наступить Новый год. Для подавляющей массы населения Великоамурска это ровным счетом ничего не значило. Но для малой горстки людей, беззаботно развлекавшихся сегодня, так завершился последний спокойный и обыденный день в их жизни.

Они еще не знали этого.

***

Недалеко от недавно построенной шестнадцатиэтажной свечки, на пятом этаже которой Рязанцевы полгода тому назад получили двухкомнатную служебную квартиру, в полуподвальном этаже старенькой гостиницы «Восток» процветало питейное заведение с одноименным названием. До того как стать баром и по прихоти нового хозяина перейти на китайскую кухню, «Восток» последовательно побывал в ролях пельменной, закусочной, кафе, снова пельменной и, наконец, был причислен к лику кафе-баров. При этом сути своей никогда не менял. Гостиница ветшала, перестраивалась и ремонтировалась. А тезка, прочно оккупировавшая ее цоколь, всегда, несмотря на смену вывесок, оставалась забегаловкой, мистическим образом игнорировавшей повсеместный запрет на курение в общественных местах. Солидная публика в «Востоке» не останавливалась, номеров люкс там никогда не имелось, а правое крыло облюбовали для проживания сезонные рыночные торговцы из страны развитого социализма. Контингент кафе-бара был соответствующим. За дешевыми столами, покрытыми псевдокитайскими циновками, встречались весьма колоритные личности. Бессменная барменша Клава Петровна, похожая на раздобревшую Мэрилин Монро в период глубокого запоя, давно привыкла, что вечером в «Восток» может ввалиться толпа галдящих китайцев, отработавших свое за прилавками. Обычно избегавшие посещать общественные заведения, здесь они чувствовали себя почти как дома и возможных проблем не опасались. Еще бы. Над головой находилось порядка двадцати гостиничных номеров, снимавшихся их соотечественниками. Свистни – сбегутся через минуту.

Местные ребята, привлеченные дешевизной кухни, тоже не обходили «Восток» своим вниманием. В вечернее время за дальними столиками можно было увидеть быкообразных гопников, торопливо поглощающих порции дешевого корма. Им предстояло вскоре выйти на охоту, и они наедались впрок – ночи пока стояли холодные. У барной стойки обычно крутились две-три недорогие потаскушки, потягивающие пиво и строящие глазки любому приличному посетителю.

Но звездой «Востока», без сомнения, считался Кузьмич – сторож с ближайшей автостоянки. Обычно он заходил в бар после окончания своего дежурства – иногда вечером, но чаще утром. Уже от входа ловил взгляд Клавы Петровны, и пока неторопливо проходил к стойке, на ней уже оказывался всклянь наполненный водкой четырехсотграммовый фужер. Закуска из раза в раз не менялась: одинокая маслинка на зубочистке или половина дольки лимона, посыпанная солью, – Кузьмич был эстет и консерватор.

В момент, когда он овладевал заветным бокалом, время в баре замирало. Постоянные клиенты в благоговейной оторопи смотрели, как Кузьмич, ни на кого не обращая внимания, мелкими глотками цедит водку, неторопливо занюхивает рукавом и съедает прилагающуюся закуску. Потом кивает Клаве Петровне, рассчитывается, окидывает посетителей вмиг подобревшими, слезящимися от снизошедшей благодати глазами и неспешно выходит из помещения. Занавес. Время восстанавливает свой бег. Присутствующие при подвиге китайцы до конца вечера обеспечены темой для разговора.