Читать интересную книгу Господу помолимся - Георгий Чистяков

(109)

вами, обозначавшими другие виды любви (эрос, сторге, агапэ).

На помощь приходит перевод Библии на латинский язык, сделанный в к. IV в. н. э. блаженным Иеронимом, о котором было рассказано выше. Иероним для передачи такого понятия как «агапэ» ввел в латинский язык слово «charitas» и стал писать через «ch». Раньше в написании через «с» оно содержало в себе корень прилагательного carus (дорогой, милый); теперь, благодаря новому написанию, в нем явственно слышалось греческое слово «хара» (радость), та самая радость, о которой так много говорится в Евангелии.

Итак, в новом слове слилось воедино значение двух корней, латинского и греческого. Таким образом, charitas, а следовательно, и агапэ — это радостное отношение к каждому как к милому и дорогому, тесно связанное с радостной вестью о том, что Христос воскрес из мёртвых. Нельзя в этой связи не вспомнить о русском подвижнике XIX в. преподобном Серафиме Саровском, который всякого приходящего к нему паломника любовно встречал словами «Христос воскресе, радость моя». Не знавший, разумеется, о филологических изысканиях блаженного Иеронима, он чистым сердцем своим понял, что такое агапэ, и передал это нам в прекрасной и до предела лаконичной формуле.

(110)

Преподобный Серафим Саровский понимал агапэ как активную, несущую людям добро силу. Как говорится в обращённом к этому святому акафисте, «ты предал себя на служение всем, приходящим к тебе, повеление Богоматери, исполняя, и был недоумевающим советник Благой, унывающим — утешитель, заблуждающихся — кроткое вразумление, болящих — врач и целитель».

Видели в агапэ радостное служение людям и другие святые. Хорошо сказано об этом в жизнеописании средневекового французского подвижника св. Одилона (умер в 1049 г.):

«Он был до того щедр по отношению к нищим, что ты бы увидел в нём не того, кто распределяет, а человека, который неумеренно расточает. От того, что он делал милостыню, он радовался больше, чем мог бы радоваться скряга от роста своего богатства. Что сказать ещё? Палка для слепых, хлеб для голодающих, надежда для несчастных, утешение для плачущих — вот кем был Одилон».

Радость от начала до конца освещает всё пасхальное богослужение. Мы плохо знаем, как праздновалась Пасха до начала VIII в., когда Иоанн Дамаскин составил тот Пасхальный канон, который и теперь поётся в пасхальную ночь в каждом православном храме. Не раньше этого времени появились и те латинские песнопения, которые сохранили католики римского обряда. А какие

111

тексты звучали во время пасхальной службы до этого времени?

Сравним песнопения из Цветной Триоди (так называется сборник богослужебных текстов, использующихся на Пасху православными) с текстами из средневековых Миссалов, по которым служили на Западе, и мы сразу увидим, что и здесь и там заметное место в богослужении занимает стих из псалма 117:

Сей день, который сотворил Господь,

Возрадуемся и возвеселимся в оный.

Именно этот стих и надо считать осколком той древнейшей пасхальной службы, которая до нас не дошла. В псалме 117 содержатся и другие замечательные стихи, в которых ещё апостол Пётр (I Петр, 2:7) увидел весть о воскресении:

Камень, который отвергли строители,

Он лёг во главу угла,

Это — от Господа,

Чудо это в очах наших.

Христос, отвергнутый, распятый и умерший, властно восстал из гроба и наполнил весь мир радостью или «радование миру даровал», как говорит Иоанн Дамаскин. О том, что этот псалом звучал во время пасхального богослужения, говорит и то, что и теперь его начало читается в прокимне

112

(так называются два стиха из псалмов, которые звучат перед чтением Апостола во время литургии):

Славьте Господа, ибо Он благ,

Ибо во век милость Его.

В настоящее время православными в Пасхальную ночь читается начало Евангелия от Иоанна («В начале было Слоио»), а католиками его рассказ о воскресении (Иоанн, 20:1–9), однако в древнейше времена с пасхальной литургией было связано другое евангельское чтение — слова Иисуса о добром Пастыре:

«Я — Пастырь добрый. Пастырь добрый душу свою полагает овец… Я душу Мою полагаю за овец, никто не брал её от Меня, но Я полагаю её Сам. Власть имею положить её и власть имею снова принять её» (Иоанн, 10:11–18).

Здесь говорится о том, что Иисус сознательно идет на смерть ради своих овец.

Как воскликнет потом апостол Павел «Христос был предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (К Римлянам, 4: 25). Добрый Пастырь знает своих овец но имени и поэтому зовёт к Себе не всех вместе, а каждого в отдельности. Ведь вера заключается не в том, что человек следует обычаям, установлениям и традициям или соблюдает те или иные обряды. Она живёт в его сердце, в самой его глубине.

113

Как добрый пастух всегда находится при овцах в отличие от наёмника, который «видит, как волк приходит, и оставляет овец, и бежит», так и воскресший Христос невидимо пребывает среди людей «во все дни до скончания века». Почувствовать это даёт возможность пасхальное богослужение. К образу Христа как доброго Пастыря прибегает и святой Григорий Назианзин, известный богослов, церковный поэт и проповедник, бывший в конце IV в. епископом в Константинополе и называющийся обычно вселенским учителем и святителем (то есть епископом), в своей пасхальной проповеди.

«Он нашёл тебя, — говорит Назианзин, обращаясь к своему слушателю, — заблудившегося и поднял на те самые плечи, на которых нёс Свой Крест, чтобы вернуть тебя к горней жизни».

Христиане первых веков вообще любили изображать Христа в виде Доброго Пастыря либо держащим на плечах обретенную овцу, либо сидящим на камне в окружении своих овец, как на известнейшей мозаике из Равенны, хорошую копию которой можно увидеть в Музее изобразительных искусств в Москве.

В Национальной библиотеке в Париже хранится рукопись с латинским пасхальным гимном, которрый считается одним из самых древних дошедших до нас песнопений в день Пасхи. Начинается он с цитаты из

114

псалма 117 ("Сей день…") и воспевает воскресшего Христа как Доброго Пастыря:

Ныне день, когда Христос наш

Драгоценный

Искупил своею кровью

Грех вселенной,

И овцу, что заблудилась,

Пастырь добрый

Возвратил в её овчарню,

В дом Отцовский,

И восстал из гроба властно

Пастырь добрый.

В день субботний встал из гроба

До рассвета

И явил себя Марии

Магдалине;

Вот бегут ученики и

Сообщают,

Что Господь восстал из гроба,

Как предрёк Он.

Говорит Господь: Мария,

Дай быстрее

Знать Петру с учениками,

Что Господь их

Ныне встал из гроба, смерти

Победитель.

Будет ждать всех вас Он вместе

В Галилее,

Там увидите Его вы,

Как предрёк Он.

115

А была это Мария

Магдалина,

Из которой выгнал сразу

Он семь бесов,

Та, которая, понявши,

Что грешила,

Пав к ногам Христа Иисуса,

Зарыдала

И прощения просила

Прегрешений.

Смерть грехом пришла на землю

Совершённым

Из‑за заповеди первым

Человеком;

От него и до Иисуса

Пребывала.

Через крест весь мир для жизни

Возродил Он

И восстал из гроба властно

Пастырь добрый.

Если о гимнах Амвросия Медиоланского мы говорим, что язык их прост, то здесь придётся сказать, что он прост до невероятного, прост даже для школяра, начавшего учить латынь месяц или 2 тому назад. Удивительно то, что простота не делает текст примитивным. Смысл его понятен и тем, кто латынь понимал с большим трудом и поэтому не мог разобраться в содержании Евангелия, прочитанного во вре-

(116)

мя мессы, а таких людей в VII‑VIII вв. было немало. Гимн «Ныне день» — это своего рода перевод евангельского чтения на язык, понятный каждому.

В начале VIII в. Иоанн Дамаскин (умер ок. 749 г.) составляет на греческом языке новый пасхальный канон, который полностью вытесняет певшиеся ранее песнопения. Но откуда брал Дамаскин темы, слова и образы для своего канона? Из гимнов, молитв и проповедей, составленных его предшественниками. Одним из его источников была проповедь, некогда сказанная на Пасху Григорием Назианзином (IV в.).

Святой Григорий Богослов был настоящим поэтом, причем оставался он им не только в стихах, но и в своих проповедях, и в богословских трактатах. Его прозаические тексты Дамаскин лишь слегка изменяет, укладывает в размер, который уже угадывается в ритмизованной прозе Назианзина, и они превращаются в стихи. Свою проповедь Григорий начинает такими словами:

«На страже моей стану, говорит чудный Аввакум. — Стану с ним и я… стоял я и смотрел: и вот муж… и образ его как образ Ангела, и одежда его как блистание мимо летящей молнии. Он воздал руку к востоку и воскликнул громким голосом:…ныне спасение миру! Христос из мертвых, восстаньте с ним и вы».