Читать интересную книгу Естественное убийство – 3. Виноватые - Татьяна Соломатина

– Кажется, и первый «мальчик» действительно был вовсе не в мой адрес, – растерянно пролепетал Семён Петрович, глядя вслед мобильной композиции «дама с собачкой». – Никто тебя не любит, Соколов. Никому ты не нужен. Никто не будет вставать ради тебя в пять утра… Господи, Рита встала в пять утра?! Да она раньше десяти глаза не продирала никогда и до полудня раскачивалась. Ванну принять. Выпить чашечку кофе. В ванне. С рюмочкой коньяка. Чтобы почки лучше работали. И с сигареткой. Чтобы рефлексы включить. А тут… В пять утра она бодро рысачит по двору с лохматой дворнягой?! Чтоб я провалился! Сегодня магнитные бури, не иначе.

Махнув рукой, он сел в машину.

– Я – чмо! – сказал он торпеде и включил зажигание.

Через полчаса он был у Северного.

– Рита не отдала собаку! – вместо приветствия сказал он замогильным голосом другу, открывшему дверь. Проплёлся с видом короля Лира в изгнании по уже залитой солнечным светом, почти лишённой стен Севиной квартире и шлёпнулся в кухонное кресло. Кресло жалобно заскрипело всеми фибрами своей соломенной души.

– И ты поэтому так мрачен? – после небольшой паузы, во время которой он внимательно смотрел на своего младшего товарища, уточнил Всеволод Алексеевич у непохожего на себя Сени.

– Нет. Хотя и поэтому тоже, отчего нет? Я не смог справиться с элементарным заданием – привезти другу его пёсика. Северный, сегодня утром я осознал, что я – никто, ничто, имя мне никак, жена моя – толстая корова-производительница, дети мои – обычные куски мяса с глазами… Северный, я – ничтожество!

– Стоп-стоп-стоп! Соколов, что с тобой случилось? Вчера вечером, если не сказать уже ночью, ты был доволен жизнью, любил свою жену, к слову – великолепно выглядевшую на своём дне рождения, и производил впечатление счастливого человека. Что случилось за пару часов? Тебя похитили инопланетяне и… Или ты бы предпочёл, чтобы твои дети были безглазыми кусками мяса?

– Кстати, об инопланетянах. Твоего не пойми какого терьера теперь зовут вовсе не «тварь» и не «лохматый саквояж», как в предыдущей серии, а «мальчик», «куклёныш», «зайчик», «прелесть», «пупсик» и «котик». И ещё он хавает дор-блю по утрам. Возможно, Рита даже поит его коллекционным винищем, – бесцветным голосом сообщил Семён Петрович.

– А где собака?! – прокричала вышедшая из ванной Алёна Дмитриевна, свежая, как рассветный ландыш. – Сеня, привет! – подбежав к старому другу, она чмокнула его в щёку. Он никак не ответил на её экспрессивное приветствие.

– Алёна, я не знаю, что такое моя матушка сделала с Соколовым, но подозреваю что-то страшное. Рита вполне способна сделать страшное, особенно с человеком, явившимся к ней в пять утра.

– Твоя маменька ничего со мной не делала, – пробормотал Семён Петрович. – Она в пять утра гуляла с собакой. В джинсах. С сыром в кармане. И она сказала, что собаку «им»… то есть тебе… то есть вам обоим… не отдаст.

Перед Сениным носом возникла чашка нормального кофе. Соколов втянул носом пряный коричный аромат и завыл:

– Сева-а-а, Алёна-а-а-а, я никто-о-о и ничто-о-о…

– Молчать! – рявкнул Северный так, что даже Алёна Дмитриевна слегка присела.

Сеня моментально заткнулся. Соловецкая, приняв у Северного чашку кофе и прикуренную для неё сигаретку, сдержанным тоном аккуратно восхитилась Всеволодом Алексеевичем:

– Ни фига себе ты можешь, – и тихонечко отхлебнула. – Опасно за тебя замуж выходить, – совсем уж себе под нос пробормотала она.

– А теперь говорить! – обратился Всеволод Алексеевич к поникшему другу. – Только кратко и по существу.

– После звонка Алёны я сначала возненавидел жену, потом унитаз, потом детей, а потом, когда курил на лестнице, то неожиданно, но со всей ясностью понял, что я дрянь! – скороговоркой выпалил Соколов. И снова замолчал.

– Понятно, – коротко резюмировал Северный.

Некоторое время все молча пили кофе и курили.

– А что тебе понятно? – почему-то шёпотом поинтересовалась Алёна Дмитриевна.

– Что наш друг со всей ясностью понял, – коротко пояснил Всеволод Алексеевич. – И поэтому сейчас со всей своей ясностью он отправляется к чертям собачьим, а мы с тобой после лёгкого завтрака нанесём визит моей разлюбезной матушке для внесения ясности же в собачий вопрос.

Глава третья

– Входите, дверь открыта, а я очень занята и руки у меня мокрые! – пророкотало в домофон одномоментно с нетерпеливым щёлканьем магнитного замка.

Сева с Алёной переглянулись и молча поднялись на второй этаж. Дверь действительно была открыта. И это с маменькиной-то нездоровой боязнью воров, убийц и сексуальных маньяков! Уж как Всеволод Алексеевич её ни обсмеивал на предмет страха последних, но Рита отщёлкивала сына фразой: «И на мой возраст найдутся – на то они и маньяки!» А тут – двери нараспашку!

– Проходите! Я мальчику попу мою, у мальчика понос! Чем ты его кормил, мерзавец?

– Ну уж точно не заплесневелыми сырами по утрам, – пробурчал под нос Северный и тут же удостоился от Алёны чувствительного пинка в бок.

Пара молча проследовала в кухню. Северный зашуршал принесёнными пакетами. (Вечная слава круглосуточным супермаркетам! Ура!) Явиться к матушке без набора № 1 «Завтрак добропорядочной пенсионерки»? Смелый человек не боится смерти, но ищет её только безумец. Кстати именно из-за последнего обстоятельства в том числе Рита Бензопила понятия не имела, что все её желания-капризы давно не только учтены любящим сыном, но пронумерованы и звучно поименованы. Узнай она о кодовом названии продуктового набора № 2 «Старушка при смерти», и Севины шансы оказаться в реанимации были бы куда достовернее маменькиных.

– Овсянку купил? – раскрасневшаяся Рита выскочила из ванной, держа в руках укутанного в полотенце метиса.

«Геркулес» Всеволод Алексеевич покупал Маргарите Пименовне раз в месяц. Потому что ела она его по ложке в сутки. С одной собственноручно покрошенной инжириной. («Покупай только у узбеков! Чтобы я больше не видела этой усушенной в пыль отравы в вакуумных упаковках! Ты что, в могилу меня хочешь свести?!») Миндальным, грецким и лесным размолотыми орешками – по одному на порцию, умещавшуюся в розетке для варенья. Залить столовой ложкой обезжиренного кефирного йогурта. («Не было этой фирмы? Надо было заехать в другой магазин! Уморить меня решил?») Странно, что таковая забота о здоровье и фигуре не мешала Рите хлобыстать коньяк мужскими, если не сказать лошадиными, дозами. («Алкоголь мне не нужен, я спокойно могу без него обойтись, но вмешиваться в привычки длиной в жизнь считаю делом рискованным»[4], – отвечала Рита сыну на его редкие замечания на этот предмет, приняв максимально англизированный, по её разумению, вид.)

– У тебя что, уже закончилась? – удивился Северный.

– Мальчику так понравилась овсянка с куриной грудкой и оливковым маслом, что я сварила ему ещё. И ещё чуть-чуть попозже, – немного даже вроде как застеснялась Рита.

– Тогда понятно, почему его несёт. Ведро овсянки с оливковым маслом, мягкие замшелые сыры по утрам… Мама! Он настолько угваздался, что под «попой» ты имела в виду всего пса?

– Тогда ему смело можно давать кличку «Жопа»! – расхохоталась Соловецкая. Возможно, немного не уместно. Но всё это было так смешно, что удержаться не было никакой возможности.

– Алёна, как вы можете! Ну ладно моё невоспитанное великовозрастное несчастье, но вы – милая, интеллигентная, культурная девушка! – укоризненно покачала головой Маргарита Пименовна.

– Надо же! Ритуля, ещё не так давно Алёна была не подходящей для меня партией, практически мезальянсом, деревенщиной-алкоголичкой, а сейчас она милая, интеллигентная, культурная девушка? – нарочито иронично возмутился Северный. – Да-да, здравствуй, матушка! Прости. Нынче спозаранку все забывают пожелать друг другу здравия. – Он покорно поцеловал Риту в демонстративно подставленную щёку. – Фу, воняешь мокрой псиной!

– Я, в отличие от тебя, способна критически относиться к себе. И если я не права, всегда могу признать ошибку и принести свои извинения! – фыркнула Рита. – Его зовут Мальчик. И я вам его не отдам. Животное больное и нуждается в уходе.

– И чем же это животное болеет, скажи на милость? Ну кроме наглости и хитрости, а эти состояния, насколько я помню курс физиологии, трактуются вариантами нормы.

– Он крипторх[5], дубина! Ты что, не знаешь, какими осложнениями грозит крипторхизм?

– Кастрацией!

– Сева, ты идиот! Крипторхизм грозит опухолями! Злокачественными опухолями!

– У собак?! Которых совершенно спокойно можно… – Алёна осеклась, не столько из-за гневного взгляда, брошенного на него Ритой, сколько из-за того, чтобы не расхохотаться.

– Всеволод Северный, вы идиот! – Ещё раз веско сказала Рита.