А с бабулей я теперь не разговаривала. Приходила из лицея, закрывалась в своей комнате и утыкалась в учебники.
А той того и надо было. Вот она внучка, всегда перед глазами. Нигде после уроков не болтается, учёбой занимается.
Только мама Оля не ожидала, что моя игра в молчанку так затянется.
Ей очень быстро стало не хватать наших задушевных разговоров за чашкой чая. Мои рассказы о школьных буднях превратились в односложные ответы "да", "нет", "нормально" и "угу". Бабушке в свою очередь стало некому пожаловаться на дворника-пьяницу или кассиршу-грубиянку. А когда я перестала есть её фирменные блинчики, фаршированные курицей и грибами, бабуля сдалась и выбросила белый флаг.
Однажды вечером она вошла в мою комнату и, вскинув руки, театрально воскликнула:
— Ну, что ты хочешь, чтобы я сделала, Даша? Не мучай меня!
Я в ответ только дёрнула плечиком и демонстративно перевернула страницу учебника. Мол, нечего отвлекать меня от доказательства теоремы.
А бабушка не сдавалась:
— Дашутка! Ну, ты же сама видишь, что пропал твой Кирилл! Пока я не вмешивалась вроде рядом был, ходил, встречал. А стоило мне показаться, сгинул и поминай, как звали…
Она присела на краешек дивана и погладила меня по спине. Но я продолжала неподвижно лежать, уткнувшись в книгу.
— Ну, хочешь, я матери его позвоню! — окончательно сдалась бабушка. — Тётю Наташу помнишь? Соседку нашу на Садовой? Худенькая такая, чёрненькая…
Конечно, я помнила, но промолчала. Но бабушке и не нужен был мой ответ. Она бубнила сама с собой.
— А что? Поговорю с ней! Хоть знать будем, что с твоим ухажёром стряслось? Да, я сейчас ей позвоню… Где-то её номер у меня был…
Она потихоньку поднялась с дивана и вышла из комнаты.
Я обернулась, посмотрела на закрывшуюся дверь. Прислушалась.
Бабушка шуршала страничками записной книжецы. Из коридора доносилось её бормотание:
— Поликлиника… Пенсионный фонд… ЖЭУ… Ага, вот… Наталья…
Бабушка, тяжело переступая, ушла к себе в комнату, а вскоре раздалось жужжание телефонного диска.
Я с корней волос до пальцев на ногах обратилась в слух, но бабушка будто нарочно понизила голос, чтобы я не услышала, о чём она будет говорить с тётей Наташей.
До меня долетали только обрывки фраз:
— Ну, здравствуй, Наталья!… Сколько лет, сколько зим… Да, знаю, знаю. Потому и звоню… Вот, что… Пусть только попробует Дашутку обидеть… Не перебивай меня, а слушай! А если ты хоть слово ей ляпнешь… Не перебивай, говорю тебе!… Я, сама знаешь, на что способна!… Ну, ты поняла меня! Давай… Слежу за вами обоими…
Я, чуть приоткрыв свою дверь, жадно хватала ушами каждое слово, и всё равно смысл сказанного так и остался для меня загадкой.
О чём бабушка предостерегала тётю Наташу? Чего не велела ей говорить?
Ко мне закрались подозрения, что мать Кирилла против наших отношений, и бабушка не хочет, чтобы она вмешивалась. Но это не могло быть правдой. Тётя Наташа всегда была на нашей стороне.
А мама Оля тем временем закончила разговор, с характерным щелчком положила трубку и крикнула мне из комнаты:
— Приедет твой Кирилл, Даша! Завтра! Наталья говорит, телефон потерял… Она в подробности шибко не вдавалась! Так что, зря ты, внученька, сердишься на меня!
А я уже и не сердилась! Ворвалась к бабушке в комнату и с восторженным визгом стиснула её в своих объятиях.
— Спасибо! Спасибо, бабуль! Ты у меня золото! — я принялась целовать её в обе щёки.
— Ой, ой, задушишь! — заохала бабушка. — Ой, пожалею я, что позволила тебе это безобразие! Ой, не доведёт этот гад тебя до добра! Чую, обе плакать будем!…
Знала бы я тогда, как скоро сбудутся эти брошенные невзначай слова.
Мы в тот вечер сидели с бабушкой на кухне, пили чай, закусывали блинчиками и не подозревали, что обратный отсчёт уже начался…
До роковой ночи, которая разделит мою жизнь на "до" и "после", оставалось 342 дня…
Глава 18
Мы не виделись восемнадцать дней. И вот, наконец, он приехал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Где ты… — выдохнула я, едва Кирилл преступил мой порог, но договорить не успела.
— Тс… — он приложил указательный палец к губам. — Собирайся… Украду тебя…
Я кивнула и опять расплылась в этой глупой улыбке.
Помню, мы поехали на Садовую. Запрыгнули в трамвай, заняли свободное место в конце салона, и, соприкоснувшись головами, слушали Carla's Dreams через одни наушники.
Помню, огибая лужи на асфальте, болтались по вечерней, пропитанной озоном улице. Я балансировала на поребрике, Кирилл крепко держал меня за руку, над нашими головами шумели клёны, и я думала, что рядом с ним ничего не боюсь.
Помню, как в тот вечер он поцеловал меня в первый раз. Во дворе прямо под окнами.
На город уже опустились сумерки, в окружающих нас домах один за одним загорались огни.
Мы опустились на скамейку возле песочницы, где ещё детьми лепили куличики и строили траншеи.
Теперь я, длинноногая, без пяти минут совершеннолетняя девчонка, сидела у Кирилла на коленях, обнимала его за шею, чувствовала тепло его ладоней на своих бёдрах и талии и не могла надышаться ароматом его парфюма.
Я трогала взглядом его красивое лицо. Русые волосы и брови на оттенок темнее, густые ресницы и большие глаза, кажущиеся в этот час не голубыми, а тёмно-серыми, пухлые губы и нос чуть с горбинкой…
"Был ли у него этот шрам на переносице? Не знаю… Наверное, был…" — помню, думала я.
И пока размышляла, Кирилл нашёл губами мои губы. От неожиданности из моей груди вырвался короткий вздох, я подалась ему навстречу, и меня захлестнуло волной нового чувства.
Что это было?
Смущение?
Нет.
Возбуждение?
Возможно.
Наслаждение?
Безусловно.
Волнение?
Да.
И страх…
Помню, я испугалась.
Испугалась, что этот момент, в котором мы чувствовали тепло наших губ и ладоней, больше не повторится.
Позже, уткнувшись носом в его плечо, я прошептала:
— Мне так страшно, Кирилл… Ведь мы могли больше никогда не встретиться! Понимаешь?
— Перестань, Дашунь! Не думай об этом! Ведь сейчас мы вместе, и уже ничто нас не разлучит!
— А завтра ты меня украдёшь? — я заглянула ему в глаза.
— И завтра, и послезавтра… Теперь я буду красть тебя каждый день!
И мы снова слились в поцелуе. А мой так и не заданный вопрос "Где он был всё это время?" бесследно растворился в прохладном вечернем воздухе.
Потом мы ещё много раз, вот так обнявшись, сидели под пурпурным небом и любовались закатом.
И много раз целовались. По-разному. Нежно и страстно, глубоко и неистово, трепетно и сладко.
И, конечно, в один прекрасный день я оказалась в его постели…
Глава 19
Кирилл привёл меня к себе.
В первый раз я вошла в его комнату, когда мы были ещё детьми. Убежала из садика вместе с ним и его мамой. Наплела воспитателю, что бабушка так велела. Одна поверила и отпустила, другая поверила и забрала.
Тётя Наташа в тот день испекла нам печенье, сварила яблочный компот, и до позднего вечера мы с Кириллом смотрели мультики и играли с его игрушками.
До сих пор помню тот чудесный день! Я так радовалась, что мне удалось обхитрить взрослых.
Но с наступлением темноты в квартире Пановых раздался звонок. В пороге выросла моя бабушка, вся заплаканная, наполовину красная от давления и наполовину бледная от страха.
Помню, она оттолкнула в сторону ничего не понимающую тётю Наташу, схватила меня за руку и поволокла к выходу. А той бросила на прощанье несколько "иностранных" слов и пригрозила "упечь за решётку".
Что было, когда мы вернулись домой, я даже вспоминать не хочу…
Думаю, с того дня бабушка и невзлюбила Кирилла.
Теперь, спустя годы, я снова с интересом разглядывала его комнату. Прежде её украшали обои с персонажами из мультфильма "По дороге с облаками", книжные полки ломились от красочных журналов и книг про пиратов и путешественников, в углу стоял аквариум с золотой рыбкой, а у окна — кровать-чердак из "Улыбки" на Магистральной.