Бурлаков облизал губы.
– Я нервничал, – признался он.
– Ну-ну, дружок! – ободряюще сказал гнутый. – Какие могут быть нервы с нашим-то масштабом? Человек – это звучит гордо! Мы шагаем по галактикам, задувая звезды! Разве не так?
Ирония Бурлакову не понравилась. Не для того он четыре года занимался медитацией, подвешивал к лампе амулеты и гладил лысых индийских божков по ожиревшим пузикам, чтобы над ним смеялись. Именно во время медитации и вышагнул к нему из алого круга вокруг лампы странный, точно из пористой глины вылепленный человечек. Очень вкрадчивый, очень гибкий.
– Я знаю о тебе все! – сказал тогда человечек. – Твоя судьба передо мной как на ладони! В позапрошлой жизни ты был лошадью! Небольшой такой лошадкой, ближе к пони. В прошлой – тайваньским крестьянином. В следующей, возможно, ты станешь президентом объединенных Америк или, на худой конец, королем Норвегии. Но это при неблагоприятном раскладе. А так – меть выше! Что там какой-то король!
– Что, правда? – обрадовался Бурлаков.
– Разумеется! Ты имеешь для этого все задатки и отлично это знаешь! Но пока – увы! – придется немного поработать.
Потом человечек стал требовать от Бурлакова всяких мелких услуг, и всякий раз Леонид их исполнял. К сожалению, с каждым разом человечек становился все наглее и все реже напоминал Леле, что тот уже без пяти минут президент всех Америк. Бурлакову это не нравилось, но он слишком увлекся, чтобы остановиться.
Человечек с мелкими зубками, сидевший в кресле, ухмыльнулся и задиристо брызнул в Леонида штучкой для ополаскивания рта. На миг бедному зубодробилкину показалось, что мягкое пришибленное лицо и глазки с несвежими белками, внезапно надвинувшись, прогорклой кухонной мочалкой коснулись его сердца.
– Значит, в субботу встречаемся? Как только зуб будет у меня? – спросил Бурлаков взволнованно.
– Как только, так сразу! Только свистните, ваше величество!
Собрав узкие губы в трубочку, человечек подул на пальцы. За спиной у Леонида сам собой включился зубоврачебный бор. Бурлаков нервно оглянулся. Когда он вновь перевел взгляд на кресло, человечка с мятым лицом на нем уже не было. Само же кресло пахло несвежим бельем, на неделю забытым в корзине на стиральной машине.
Недавний же гость Леонида уже шагал по Камергерскому переулку, озабоченно вглядываясь в тучи, не мелькнет ли где боевая двойка златокрылых.
Тухломону не требовался телефон, чтобы связаться с тем, кто его послал. Не прошло и минуты, а тот уже сам возник перед ним, красивый, молодой и небрежный, как античный бог.
– Почему нельзя было просто его выкрасть? Всего-то и делов: обыскать квартиру! Да я и так знаю, где он лежит, – полюбопытствовал Тухломон, сообщив о результатах встречи с Бурлаковым.
– Красть нельзя. Важно, чтобы зуб дала мать, – услышал Тухломон краткий ответ, вползший к нему в ухо, точно могильный червь.
Глава 4
Пни себя сам, тогда не пнут другие
Надо им как-то культурно, мягко и без мордобоя объяснить, что жизнь человека – это не только права, но и обязанности. А права качать всякая сволочь может.
Диалоги златокрылых.Неформальное совещание
Отогнув строительную сетку, скрывавшую резиденцию мрака на Большой Дмитровке, 13, Мефодий и Дафна услышали жалобное повизгивание. Верещал толстый кокетливый суккуб с татуированным ухом, лбом которого сердитый Петруччо Чимоданов прибивал к двери бумажку:
«Приема!!! нет!!! касается! всех!!!»
Судя по завышенному количеству восклицательных знаков в самых неподходящих местах, бедного Чимоданова порядком утомила канцелярская рутина. Вбив лбом суккуба последнюю кнопку, Петруччо отпустил его загривок и только после этого соблаговолил заметить Мефодия и Дафну. Брови у него топорщились, как ежиные колючки.
– Привет! – сказал Меф.
– Взаимные приветствия! – без особого восторга отозвался Петруччо.
Он вскинул колено, технично вывел бедро и хорошим ударом под пятую точку объяснил суккубу, что его больше не задерживают. Суккуб вылетел наружу сквозь прорезь в сетке, но тотчас вскочил, отряхнулся и кокетливым зайчиком запрыгал к метро, бросая влажные взгляды на прохожих.
– Жалкий он. И жалко его, – сострадательно сказала Даф, успевшая немного отвыкнуть от обычных в канцелярии мрака порядков.
Едва она сказала это, как толстый суккуб мгновенно обернулся и, высунув язык, страстно и с вызовом облизал синеватые губы. Дафна передернулась и зареклась впредь жалеть суккубов, какими бы несчастненькими они ни казались.
Чимоданов придержал дверь резиденции, пропуская Мефодия и Дафну внутрь.
– Если к Арею, ищи не в кабинете! Он в твоей бывшей комнате, – сообщил он Мефу.
Буслаев встревожился. Что он там, интересно, делает? Хотя у Петруччо это, наверное, спрашивать бесполезно.
– Не знаешь, зачем он меня позвал? – спросил Меф.
Как прежде Мошкина, вопрос поставил Чимоданова в тупик. Должно быть, не меньшее недоумение испытал древний изобретатель каменного топора, когда у него потребовали техническую документацию на его изобретение.
– Без понятия, – сказал он.
Оказавшись в резиденции, Меф с интересом осмотрелся. В приемной все было как обычно. На секретарском столе успела образоваться гора неразобранных бумаг. В отсутствие Улиты первую скрипку в канцелярии играла Ната. Она прохаживалась из угла в угол и поглядывала по сторонам. Ее лицо показалось Мефу изменившимся, причем не в лучшую сторону.
Кажется, Нату постепенно постигала судьба попкорна. Как кукуруза в раскаленной печи, она вздувалась от пустоты и взрывалась от лени. Недаром Эссиорх как-то сравнивал душу человеческую со стаканом. Если вылить из нее свет, она мгновенно заполнится тьмой. Мироздание не терпит пустоты.
Увидев Мефа, Ната мельком улыбнулась ему и тотчас, изображая деятельность, заорала на Евгешу:
– Ну где она? Где? Куда мне договора подшивать?
– Не знаю! Тут вроде лежала, а теперь нету.
– Мошкин, ты уникум! Ты единственный за всю историю мрака ухитрился посеять нетеряющуюся папку с документами!
– А она была нетеряющаяся, да? – поникая головой, привычно засомневался Евгеша.
Ната яростно фыркнула.
– Мошкин, ты правда дурак или прикидываешься? Я порой думаю, что ты нарочно играешь в мазокатора!
– А кто такой «мазокатор»? – заинтересовался Евгеша.
Полученный от Наты ответ его не порадовал.
– Серединка между мазохистом и провокатором. Представь себе дурня, который постоянно ставит любимую чашку на край стола, чтобы потом поплакаться, что ее разбили!
Меф привычно поднялся на второй этаж. Дафна шла за ним, чувствуя вязкое сопротивление тьмы, которой была пронизана вся внутренность старого дома. Тьма незримо налипала на нее, кристаллизовалась в виде десятков мелких страхов и скверных помыслов, и уже несколько мгновений спустя Дафна ощутила себя внутренне захватанной и нечистой. Она испытывала омерзение, подобное тому, которое испытывает нормальный человек, когда заходит в крайне грязный и загаженный загородный туалет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});