Георг и Мария Розенберг приехали на Золотой холм в один и тот же день. Юлия с утра возилась на кухне и готовила ужин. После полудня Георг распахнул дверь, поставил чемодан посреди гостиной и бросил сумки на диван. Юлия вышла из кухни, порывисто обняла его и принялась ходить за ним по пятам, осыпая его пустяковыми вопросами, на которые лишь изредка получала скудные ответы.
Господин Розенберг со всех сторон внимательно рассматривал своего сына, стоявшего в гостиной в джинсах и высоких сапогах. «Мы тебе писали об Элизе», – сказал господин Розенберг, когда Элиза с любопытством стала спускаться по лестнице. «Твоя сводная сестра», – произнес он, указывая на нее, будто объявляя о сюрпризе, специально заготовленном к возвращению сына. Последнее слово утонуло в обжигающем смехе Георга, и, когда в знак приветствия он обнял Элизу, ей показалось, что это слово, вспыхнув между ними, сразу погасло.
Когда Мария спустилась к ужину, они втроем уже сидели за столом, а Юлия вносила дымящиеся тарелки. Мария приехала на Золотой холм только к вечеру и сразу же исчезла в ванной комнате. Георг вскочил со стула и низко склонился перед ней, как перед Ее королевским величеством, так, что все засмеялись, а Юлия в шутку даже постучала ложечкой по бокалу с вином. На Марии был элегантный черный костюм, в вырезе Георг заметил выступавшие ключицы, с едва заметной тенью под ними. В присутствии Марии все казались одетыми неподходяще и простовато.
Голоса за столом уже перекрывали друг друга, когда господин Розенберг встал и громко объявил, что необходимо отметить не только возвращение Георга, но и потрясающие успехи Элизы, в связи с которыми их занятия завершаются.
– Должно быть, тебе это нелегко далось – так долго молчать, – сказала Мария, подмигивая Элизе.
Все подняли бокалы. Георг сидел рядом с Элизой и чокнулся с ней. Когда господин Розенберг поинтересовался у сына о его жизни за границей, тот, бурно жестикулируя, начал подробно рассказывать, заговорив на языке, которого никто не понимал. Потом, когда за окнами стало смеркаться, он заявил, что собирается съездить в город к одному человеку. Георг отрезал на кухне для друга, Кинг Зора, большой кусок жаркого из баранины и уложил его к себе в сумку. Он вскочил на мотоцикл, стоявший перед домом, и уехал. На Золотом холме у Георга не было друзей. Он презирал сверстников с холма, ему казалось, у них возле рта пролегла какая-то мягкая складка, и Георг часами простаивал перед зеркалом, корча гримасы и тренируя мышцы лица, чтобы и у него не появилось такое же предательское выражение мягкости.
Сейчас он посмеивался в шлем, маневрируя среди сигналящих машин, которые застряли в пробке на шоссе, ведущем из города.
* * *
С тех пор как Мария вернулась домой и снова заняла свои комнаты, господин Розенберг начал избегать Элизу. Он стал говорить с ней как с маленьким ребенком, а на лице у него застыло выражение, не терпящее пререканий.
Юлия, заметив решительную позицию господина Розенберга по отношению к Элизе, в свою очередь тоже отвернулась от нее. Когда однажды Элиза захотела открыть окно в гостиной, Юлия пришла и, сердито размахивая тряпкой, резко сказала: «Иди к себе на чердак и открывай окна там», – словно Элиза уже давно ей докучала.
Элиза лежала в кровати у себя на чердаке, как будто упавшая на землю отстрелянная гильза. Через чердачное окно был виден небольшой кусочек ночного неба, между звездами мигали огни самолета. В темноте Элиза различала зубчатые края морской раковины, которая со дня ее вселения в дом Розенбергов лежала все там же на полу. В мыслях она видела бабушкины руки, которые охватывали морскую раковину, бабушка хотела позвать Элизу к себе. Элиза открыла окно. Ее дыхание ворвалось в белую раковину и послало в ночь низкий трубный звук. Зов раковины прозвучал над Золотым холмом словно сигнал, и Элиза, будто испугавшись самой себя, осторожно вытянутыми руками положила раковину обратно на пол. Потом, уже лежа в кровати, она пыталась вспомнить песенки, которые она разучивала с бабушкой в ту зиму, когда школьный автобус не мог проехать к ним через высокие сугробы; засыпая, она тихонько их напевала.
Каждый вечер в одно и то же время Элиза слышала, как Георг выкатывал из гаража мотоцикл и уезжал. Лежа на кровати, она напряженно вслушивалась в затихающий звук мотора, будто пыталась за него уцепиться. Как только он стихал окончательно, Элиза, как порвавшаяся резинка, отскакивала назад. Когда среди ночи Георг возвращался домой, она просыпалась от звука его шагов. Однажды она собрала все свое мужество и, будто случайно, вышла к нему на лестницу. Они стояли друг напротив друга; Георг пропах дымом и дровами, словно долго просидел у костра. Он вздрогнул, заметив в темноте Элизу.
– Никак не заснуть, – быстро проговорила она, почти извиняясь, и хотела уже спуститься вниз.
Вдруг эта ситуация показалась ей странной, и Элизе стало неловко оттого, что она хотела поймать Георга на лестнице.
– Мне тоже не заснуть, – сказал Георг, – если хочешь, можешь зайти ко мне ненадолго.
Они проскользнули мимо спальни родителей, и Элиза быстро прижала ухо к двери, но изнутри не доносилось ни звука.
Георг предложил ей единственный стул, а сам подошел к окну.
– А куда ты все время ездишь по ночам? – спросила Элиза с любопытством.
– К другу Кинг Зору. Он живет на свалке автомобилей возле транспортной развязки. Я приношу ему еду.
– Он нигде не работает?
– Нет, то есть он хранит огонь. Он говорит, что, пока он жив, огонь не должен погаснуть.
Элиза рассмеялась:
– Похоже, он ненормальный.
– Он мой друг, – отрезал Георг, будто и так рассказал слишком много.
С этих пор Элиза каждую ночь дожидалась на лестнице возвращения Георга. Когда он приезжал, она садилась в его комнате на край кровати, болтала ногами и хихикала, если он, бурно жестикулируя, обращался к ней на иностранном языке. Однажды он привлек ее к себе, обнял и сказал, что не интересуется девочками своего возраста, и эти слова прозвучали как признание, которое его самого тревожило. «Но ведь мы друзья, самые лучшие друзья. Я люблю тебя здесь», – сказал он и щелкнул ей пальцем по лбу. Потом подошел к окну и стал смотреть на подножие холма, в море огоньков, которые светили им из города.
* * *
Ветер развевал волосы Элизы. Она обхватила его плоский живот. Мимо проносились белые таблички с названиями улиц, перед каждым поворотом Элиза думала, что они съедут в кювет. Но шоссе вело все дальше, от большой скорости у нее замирало в животе, и она прижималась к спине Георга, к этой теплой и защищающей стене. Они остановились у опушки и вошли в лес, сухая листва трещала у них под ногами. Было тепло, на поляне они стащили с себя футболки и полуголые улеглись в высокую траву. Элиза сорвала маленький желтый цветок и вставила его Георгу в рот.