Читать интересную книгу Поле ответного действия - Сергей Кургинян

До тех пор, пока не будут приняты эти основные ориентиры и ограничения, пока не будет очерчено поле идеологического и политического действования государственно-патриотических сил, говорить о прикладных программах и моделях бессмысленно, ибо нет единства по главным вопросам.

Вот почему мы призываем в течение ближайших двух месяцев завершить первый этап дискуссии по предложенным тезисам и далее переходить ко второму, проводя совещания и переговоры в рамках тех и только тех политических сил, которые признают долговременное единство стратегии, выработанное в ходе совещаний и переговоров первого этапа.

Тогда в течение июня-июля и не позднее августа 1993 года может быть достигнуто согласие по основным вопросам как теоретического, так и прикладного характера. Но, повторяем, этого согласия нет и не может быть, пока нет единства в кардинальных вопросах политической теории. В такие моменты истории, как тот, который переживаем мы все, путь один – от общего к частному.

Примечания

1

Смысловые войны – наименее заметны, хотя, быть может, наиболее разрушительны. Их задача – перемена эмоционально-оценочных знаков в отношении фундаментальных понятий и традиционных представлений индивидуального и массового сознания. Добро и зло, позор и честь, красота и безобразие, польза и вред, высокое и низкое, – все представления подвергаются атаке со стороны средств информации, масскультуры и деформированной социальной практики. Стратегия смысловых войн рассчитана на все адреса воздействия – сознание и подсознание, группа и личность, общество и государство, – и ставит целью глобальную перестройку базовых ценностей и мироощущения нации. В ходе такого воздействия нация перерождается в информационно управляемую "биомассу". Поскольку далеко не все личности в нации выдерживают такую "перестройку", смысловые войны имеют результатом и "бескровный" физический геноцид.

2

Говоря о социальном конструировании, мы никоим образом не имеем в виду очередной социальный эксперимент. Мы отрицаем представление об абсолютной рукотворности Истории и возможности искусственной организации социально-исторических процессов. Но, отрицая подобный подход, мы не можем не отметить явную двусмысленность апелляций к "живому творчеству масс", к так называемой социальной органике, в тот момент, когда искусственно, антиисторично, волюнтаристски оказались сломаны все традиционные механизмы саморегуляции и самодвижения общества. Поэтому, говоря о позитивном социальном конструировании, мы имеем в виду повышенную сознательную интеллектуальную и организационную деятельность тех сил, которые способны отстоять бытие России в Истории.

3

Мы с трудом и серьезной оговоркой применяем термин "национализм" для обозначения национального единства. Задачи русского национального собирания и самостояния, основанного на особом религиозном сознании, особой культуре исторической жизни, особом типе национальной духовности и принципе со-единства, требовали бы иного наименования, отличающегося от скомпрометированного европейской историей "национализма". Тем не менее, исходя из необходимости провести жесткую грань между понятиями "этнос" и "нация", ныне опасно размытую в русском – имперском, всечеловеческом – сознании, мы, с указанной оговоркой, признаем применимость термина "национализм" в русском патриотическом движении. Критический характер социального процесса требует терминологических компромиссов там, где речь идет о широком движении с четким политико-государственным целеполаганием.