Лесник державший собаку аж поводок отпустил. Второй просто сел в сугроб с выпученными глазами.
— Бля, завязываю, — прошептал оставшийся на ногах.
— Ну чего, бириндеи, позвольте откланяться.
Я развернулся и не спеша пошёл по своим следам к машине. Собака в скорости присоединилась ко мне. Незадачливые лесники оставались без движения, пока я их мог наблюдать меж веток и стволов. И только кобелёк жалостно поскуливал нам в след.
— Охмурила, значит, да ещё и при исполнении, — подъебнул я собаку, — Не влюбилась сама-то?
— Есть немножко…
— Может вам, «чё-как» погулять пока?
— Не, холодно, обещала, что летом заедем, так что с тебя причитается.
— Замётано! А ты ведь сегодня хорошее дело сделала.
— Какое?
— Из-за тебя два человека пить бросили…
Марина дремала. Кошка балдела. Собака романтически молчала, думая видимо о лете. Ёлки не было.
Выехав на трассу я не спеша развернулся и взял курс домой. Надо было торопиться, если стемнеет, то точно ни хера не найти будет. А может и к лучшему, расхотелось мне рубить!
Вскоре меня тормознул гаишник. Предполагая обычное вымогательство перед новым годом я негромко ругнулся сквозь зубы. Кошка привычно повела ухом во сне. В принципе меня нахлобучивать было не за что, но время терять не хотелось. Перепрыгивая через снег, смёрзшийся у обочины в небольшие горные хребты, ко мне приближался гаишник. Шапка была лихо сдвинута на затылок. Пару раз он чуть не наебнулся.
— Слы, зёма, тут такая канитель, горючка ёк, своих никого, на дороге этой бляцкой, похоже, хуй не ночевал, — обрушил он на меня свой словарный запас. Вся живность, включая Марину вынырнула из сна и уставилась на эту суету.
— У меня дизель.
— Ох бляха муха, — зачесал он затылок и заметив Марину всё таки поправился, — Пардон!
Я вежливо ждал. Наконец гаишник, видимо проведя нехуйовую рекогносцировку своего серого вещества, предложил другое решение.
— Зёма, ты меня подбрось до поста, а то я без связи тут…
И спохватившись добавил:
— С наступающим вас, япона мать!
Делать нечего, пришлось подвозить. Всё таки новый год.
— У какой барбос!
— Садитесь, не съест.
— Да я сам сейчас кого хошь сожру. Понимаешь, часа два уже тут скачу. Не согреться. С утра не жрал, а на холоде сами понимаете…
— И, что, кроме нас ни кого на дороге? Удивлённо спросил я.
— Да на дороге то я минут двадцать, а так всё по лесу шоркался.
— А в лес то тебе на кой? Я незаметно перешёл на «ты».
— Да за ёлками маханул. Ещё летом присмотрел тут. Знак мы вывешивали периодически, ну и дежурили, так сказать «за превышение»…
Я только покачал головой.
— Ёлки то срубил.
— А как же!
У меня стал созревать коварный план.
— Далеко до твоего поста?
— Километров пятнадцать, дорога только дрянь, меня, пока ехал, два раза кидануло, — он осторожно, косясь на собаку пытался устроиться поудобнее, — Правда я на летней…
— Гнать не будем тогда, — сбавляя скорость ответил я, — Там у меня на задней полке пакет, согреться не хочешь?
— Водка?
— Вискарь!
— Ух ты. Прямо точно новый год.
— Стаканы там же. Пластиковые правда. А! И шоколадка ещё где то должна быть. Марин, глянь в «бардаке».
Та подозрительно косясь на меня, чего это я расщедрился, достала закусон и протянула гайцу.
Тот уже, маханув в два приёма грамм сто, бодро захрустел шоколадом. Такая видать у них натура, хозяйская — подумалось мне.
— А я вот тут женился недавно, — начал он ни с того ни с сего.
Смотрю собака мне в зеркало подмигивает, мол, поняла уже что к чему.
— Ну и как? Спросил я не оборачиваясь, дорога и впрямь была паршивая.
— Да как? — гаец задумался, потом выпил ещё, — Да ни как!
Собака рыкнула. Судя по тому как кошка вскочила выгнув спину то позвала именно её.
— Ух ты, ещё и кошара! Ну у вас тут прямо зоопарк!
Кошка выразительно глянув на меня перепрыгнула к собаке.
«Ну всё, пиздец гайцу» почему то весело подумал я.
Тем временем наш пассажир «поплыл». Видимо мороз и голод сыграли с ним плохую шутку. Расстегнув куртку, он продолжил беседу:
— Я ведь, бляха муха, не только на своей свадьбе побывал. Приглашали меня, бывало, и друзья-товарищи. Даже подруги приглашали. Зачем? Ни тогда, по молодухе, понять не мог, ни теперь тем более.
Всё это стало походить на театр одного актёра, гаец рассказывал повернувшись к животным, отчаянно жестикулируя и корча всевозможные рожи. Те сидели и с трудом, я это спиной чувствовал, сдерживались, кабы чё не пиздануть.
— Но одна была непруха, — продолжал гаец, — Драки не было. Не везло ни хуя. Я как воспитанный на традициях вековых, был уверен, что если свадьба, то непременно кто-то кому-то должен ебач своротить. Такое вот у меня было социалистическое воспитание. Теперешней молодёжи не понять. Романтика пятилеток. Смычка стройотрядов. Догнать и перегнать. Последнее естественно про самогон. Стоп машина, отвлёкся как хуевый танцор на пиздину-балерину. Короче если позагибать пальцы рук и ног, то из всего этого грибкового великолепия символизирующего свадьбы, на которых я отметился как гость, ни одна из них не была омрачена мордобоем. И как-то я уже махнул на это всё рукой, (если уж с коммунизмом проебали, что уж тут об такой херне печалиться), как забросила меня судьба в один ничем неприметный городок. Надо сказать, что и оказался то я там хуй знает по чему. Типа на спор, кто дальше по пьянке на паравозе уедет. Молодость! Ну и я как мудак победил. Но не из-за решимости и воли к победе, а пьяный был в сосиску. И весь свой победный марафон хрючил как свинья, распугивая мерзким храпом культурных пассажиров. И даже майка в те минуты была у меня ни хуя не жёлтая. До сих пор помню минуту пробуждения. Открываю глаза — свет и тошнота. Закрываю — тошнота и потеря ориентации (в пространстве!). Отсюда делаю вывод, что в начале времён была только тошнота, и так боженьке видимо хуево было, что он единым порывом всю эту канитель земную и отрыгнул вместе с палёной водкой. Ну он то отрыгнул и забыл, ему можно, а мне на перрон пиздовать как на голгофу. И только там уже родил и я свою маленькую вселенную.
Я признаться сам охуел от такого изложения материала. В гайце явно пропадал актёр с писателем.
— Опять увлёкся, лиричное, *ля настроение. Ну хули, стою как Гойко Митич. Торжественно и качаясь. По сторонам смотрю. Смотрел, смотрел, и, наконец, махнув рукой, побрёл в направлении вокзала. Шаг мой был тяжёл а думы ваще неподъёмные. Есть в градостроительстве такой термин — архитектурная доминанта. Она ещё в музыке тоникой называется.
(Тут я, уже не выдержав, заржал)
— Так вот эта самая доминанта моих мыслей была такова: «На хуя мне этот блудняк!!!» и без всякой музыки. Карманы вывернул, они висят как уши у кролика. Пустые. До дна. А какого хера я хотел? За что пил, то и получил. В пизду Максима Горького!
Тут его речь прервала икота. Которую он победил хорошей порцией алкоголя.
— И станция ещё так называлась! Дно! Во бля бывает же. Хуйня к хуйне, и мы в говне!
После минутной слабости принял решение и потом просто сел в первый паравоз до Питера. Собственно к чему вся эта история то.
Гаец явно забыл к чему вёл свой рассказ.
— А! Вот на обратной дороге я познакомился с кренделем, ехавшим к корешу на свадьбу. Ехал он из приличных ебеней. Всю дорогу естественно пил, и планка у него периодически падала. Но меня он похмелял исправно. Выслушав мою побасенку, проникся чувством сострадания и твёрдо решил, что к его корешу на свадьбу мы в месте должны идти. Единым фронтом. А если я ещё и подруг боевых организую, городских и начитанных, чтоб семечки не лузгали, то ваще миру — мир, богдану — титомир. Ясен пень подруг я ему пообещал безотказных, как трёхлинейки.
— Чё страшные такие? — кошка не вытерпела, но ни кто! Кроме меня это не заметил.
— Да не, пиздатые бабцы! Кое как добрались мы до дома, — продолжал гаец, — Вскрыв заначку, я честно вернул всё, что он на меня потратил в паровозе, и начал вызванивать «пиздатых бабцов». Ну и в результате завалились мы на эту свадьбу…
Гаец уже окончательно потерял нить.
— Ну и?
Я решил не сбавлять темпа повествования.
— Там я и подрался…
Гаец спёкся. Он так и уснул откинув голову с пустым стаканом в руке. А жаль, рассказ его меня повеселил. И резко развернув машину, я погнал назад. Главное, чтоб этот генерал свадебный не проснулся.
— Давай, бери след, где он эти ёлки спрятал, — подлетая к одинокой гаишной машине сказал я собаке. Марина удивлённо обернулась, но собаченция не моргнув глазом выскочила и поскакала в лес. Я за ней. Ёлки нашлись мгновенно. Я загрузил их в багажник. Благо он у меня большой. Отдельно постарался положить приглянувшуюся мне.