Читать интересную книгу Клейменные одиночеством - Наталья Субботина

Я хоронил его ночью. Копать могилу в сухой, твердой, как камень, почве, да еще со сломанной ногой и используя лишь нож и железную миску, оказалось делом нелегким, и на это ушел весь день. Надгробным камнем послужил небольшой кусок гранита. Я попытался выцарапать на нем хотя бы дату, но лишь попусту затупил нож. Сидя в полутьме на холодной земле, я сжимал в руках кусок тряпицы, на которую графитом из сумки лекаря перенес орнамент браслета. Возможно, по этому рисунку мне удастся найти родных покойного и сообщить о его судьбе. Что еще я мог сделать? Спасти? Прогнать… Но если бы он ушел, Дар, освободившись с моей смертью, выжег бы все на много лиг вокруг. Кто-то погиб бы в любом случае… Я не имел права решать, кто важнее для этого мира — сотня темных крестьян или один благородный лекарь. Успокаивал совесть тем, что он сам сделал выбор. Но обмануть себя непросто, и в глубине души я понимал, почему согласился: мне хотелось жить. До безумия, до отвращения к себе мне просто хотелось выжить — и вернуться к Лирне, обнять ее. И увидеть наконец своего первенца. Может быть, мое мнение ничего не значилои изменить решение лекаря было невозможно. Но я никогда не узнаю этого наверняка.

Я просидел у безымянной могилы до утра. Вначале размышлял о том, только ли моя вина в смертях, которые несу, и оправдывает ли их сохранение целостности мира. Или я не в ответе за то, что делает Дар помимо моей воли? Потом мыслей не осталось. С первыми рассветными лучами вдоль балки подул легкий ветер. Мертвая трава таяла, тонкими струйками праха устремляясь вдаль, словно сгорая.

Долг не проклятие

К небольшой деревушке меня вывели запахи дыма, навоза и пекущегося хлеба. Она расположилась на холме, подальше от сюрпризов непредсказуемой Арксу[7], славящейся неожиданными разливами. Селеньице было совсем маленькое, захолустное. Не больше десятка дворов, обнесенных общим частоколом. Все какое-то мрачное, блеклое — ни рыжей черепицы на крышах, ни нарядной росписи на ставнях… да и окна не в каждом доме имеются. Герзаты по краям опустевших огородиков, испятнанных кляксами кострищ, уже сбросили листву и походили на костлявые руки, простертые к небу в немой мольбе. Лишь не успевшие облететь кустарники немного оживляли унылую серость тусклым золотом и багрянцем.

У общинного колодца топталось полторы или две дюжины мужчин и женщин в простой одежде из шерсти и некрашеных кож. Видно, меня приметили издалека и надеялись расспросить пришельца, узнать последние новости. Но, рассмотрев розу ветров на моем заросшем лице, люди, верно, горько пожалели о своем любопытстве. Так и стояли молча, боясь подойти и не решаясь бежать — вдруг Вечный путник осерчает. Холодный прием не слишком меня расстроил, крестьяне есть крестьяне. Зато после почти трех лун одиноких скитаний по чащобам я видел человеческие лица, пусть хмурые и настороженные, и мог переночевать под крышей. Впрочем, задерживаться в деревеньке надолго в мои планы не входило: отсюда всего день пути до резиденции владетеля. Я бы с удовольствием прямо туда и направился, не забредая в богами забытое селение, но не являться же в замок досточтимого Креяра в кое-как слепленной из разномастных лоскутов одежде — сильно поношенной и рваной, босиком и с грязью под обломанными ногтями.

— Не желает ли кто из вас пригласить меня к своему очагу?

Я всегда спрашивал, хотя знал, что могу войти под любой кров: никто не посмеет выгнать. Случалось, кто-то выступал вперед и звал к себе — может, знал, что опасности нет, а может — за других боялся больше, чем за себя. Но чаще в ответ молчали. Каждый тихо надеялся, что Одинокому понравится дом соседа, лучше — из дальних, с другого конца деревни. Здесь тоже никто не рвался приютить Путника, но напряженную тишину нарушил голос:

— Тиренн Нелюдимый примет тебя.

Я не увидел, кто это сказал.

— За что же ты так не любишь его, добрый человек? — поинтересовался с усмешкой, оглядываясь кругом в поисках подлеца. — Может, мне лучше остановиться у тебя?

«Добрый человек» не отозвался. За него ответил плечистый бородач:

— Ты, Путник, волен поступать по своему разумению, — с поклоном молвил он. — Но Касмин правду сказал. Был бы Тиренн тут, тебя к себе точно позвал бы. Он ваше племя любит шибко. Да ты вели позвать его — пусть сам скажет.

— Вот как. Что ж…

— Нет! — неожиданно выкрикнул темноволосый юнец — и тут же схлопотал подзатыльник от лысого дедка, стоявшего рядом. Парень сделал шаг вперед, выдернув рукав из цепких пальцев старика. — Тиренн… он живет далече, а ты устал. Отдохни у нас, господин!

Я приблизился и посмотрел на смельчака с интересом. Совсем мальчишка — еще и борода не проклюнулась, только пушок под носом. Он вжал голову в плечи, но не отступил.

— Кто тебе этот Нелюдимый?

Отрок покраснел и опустил взор.

— Никто.

Интересно…

Тиренн и правда жил довольно далеко от деревни. Пришлось преодолеть около пятнадцати стадиев[8], чтобы дойти до огороженного невысоким частоколом двора у кромки леса. Из-за ограды был виден обычный для этой местности дом, сложенный из нетесаных камней и бревен и крытый смолистым корьем. Чуть дальше — большой дощатый сарай и навес колодезного сруба. Первыми мне навстречу с громким лаем выскочили из распахнутой калитки два лохматых щенка-подростка. На шум вышел немолодой кряжистый мужик с пышными седыми усами и бровями, одетый лишь в полотняные штаны, закатанные до колен. В руке огромный топор — то ли всех с ним встречает, то ли просто не отложил, оторвавшись от работы. Капли пота блестели на его плечах, к которым липли темные, с частой проседью, волосы. Хозяин настороженно присмотрелся ко мне, потом просветлел лицом и выронил топор.

— Никак господин Север! Здравствуй, Путник, — он низко поклонился, затем подошел ближе и снова согнулся до земли.

— Здравствуй, — удивленно ответил я. — Ты меня знаешь?

— А чего знать? — он, наконец, выпрямился. — Звезда на щеке, верхний луч ажно до глаза. Одежа вот только… — его взгляд скользнул по моим лохмотьям и босым ногам. — Неужто ограбить кто посмел? Или иная беда случилась?

— Долго рассказывать.

— Да что ж это я! — спохватился мужик. — Ты в дом пожалуй, окажи милость. Там и побеседуем.

Я пошел вслед за хозяином, гадая, чем вызвано такое гостеприимство.

— Бенирка! — весело крикнул он на пороге. — Нынче праздник у нас. Собирай угощение!

Распоряжение было излишним: рыжеволосая девушка весен двенадцати уже расставляла на нарядно вышитой скатерти тарелки. Судя по всему — увидела меня в окно и расстаралась. Приятно, но… странно. Согласно местному обычаю, чужак получает пищу, только если сам попросит. Предложить хотя бы крошку — значит признать пришельца своим, почти родственником. Когда мы вошли, Бенира поздоровалась с почтительным поклоном — и выглядела при этом скорее смущенной, чем напуганной. Славная девочка, круглолицая и конопатенькая — не красавица, но взглянуть приятно. Она усадила меня за стол, на котором стояли блюда с копченой олениной, сыром и луком, свежий хлеб, моченые яблоки и кувшины с нуварьим молоком и хмерой. Не зря я зашел в этот дом. На такую радушную встречу Одинокий может рассчитывать разве что в Илантаре[9], да и то не всегда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});